Мари элегантно рубила их души своей остроносой мордашкой.
Мари красила дряхлые джинсы ядовито-сиреневым цветом .
Мари била их точным ударом, сдувая со лба кудряшки.
И сладко-жестоко, пепеляюще-ловко сушила сердца и букеты.
__
А ей просто хотелось в его беспощадные сильные руки,
Чтобы шёлком ресниц рисовать по горячему, мокрому телу.
В мотелях, борделях, коктейлях спасалась от режущей скуки,
В красивых тугих нелюбимых одноразово жгла сатанелость.
Курила его сигареты, чтобы красной помадой фильтр,
А ночью, босая бежала к нему, появляясь непрошенным гостем,
Глотала его в большом городе, где-то, под чокнтутый ритм,
И тайно искала его в переплётах романов Джейн Остин.
Одиноко брела в кинотеатры, одиноко домой возвращалась,
Ей казалось, ей очень казалось - каждый сквер его пОтом навеян.
Этот пот, словно мёд собирая, по сквозным лабиринтам мчалась,
И черкала стихи на салфетках в щебетаньи парижских кофеен.
Сквозь бесстыдство июльского смога, ругая таксистов и прачек,
Несла по бульварам костляво-прозрачные плечи.
Типично по-женски поправив причёску в окошках серебряных тачек,
Летела, не зная зачем, на не важные в общем-то встречи.
На свадьбах подружек гипюр на вуали ей полезным служил украшеньем,
Прикрывая изящно ту женскую боль, с которой одной не справиться.
Ну а с детства влюблённый бедняга Жером ей карманным служил утешеньем,
Верный пёс, или паж – всё равно, когда разум во власти красавицы.
Ей хотелось когда-нибудь сбыться, без причин, без пределов, без сроков!
И город окутав покровом, бархатистым ,как старый шато,
Громила витрины дрянных бутиков и дразнила испуганных копов,
Ведьмой голой в ночи рассекая над столицей Шербургских зонтов.
Иногда он входил в неё баритоном мсье Азнавура,
А порой посещал её в утренних снах, как всегда, неотёсанно-грубый,
И ни что на Земле не заменит его смугло-песочные скулы,
Ну а ей бесконечно хотелось языком ощущать его зубы.
А.Ахмадуллина.