Сжавши гордыню, как набалдашник трости,
выцелив самую длинную параллель,
собрал типовую башню слоновой кости.
И положил шинель.
Выдохнул. Закурил. Под пустым киотом,
точно в бреду бесцельной епитимьи,
бомж-домовой шуршит пожухлыми фото
выброшенной семьи;
время скрипит, накладывая лигатуры -
рана судьбы, где выломан год, как зуб;
да шелестят папирусы партитуры
иерихонских труб -
вот и весь шум, что сюда долетает с моря.
Вот тебе сор и вот тебе стыд. Игла,
переиграв пластинку, времени вторит:
«Вот такие дела»