Я вернулся из Афгана
Тем, что жив ужасно пьяный.
Я оттуда вывез парочку гранат.
Говорил дружок мой Силин:
«Очень трудно жить в России
Беззащитным…», добавляя крепкий мат.
Он таскал с собой гранату
Там, где надо и не надо.
Говорил: «Не буду мучиться ни дня».
Костылем стуча устало,
Верил власти и уставу,
Добивался то работы, то коня.
Силин был серьезный малый,
Знался с местным криминалом,
Но узнал, что Дня Победы нет для нас.
Он шумел и возмущался:
«Я за Родину сражался.
Я калекой стал, когда рванул фугас.
Бюрократы «забодали»,
Ни Победы, ни медалей…»
Военком сигарный дым швырял в лицо:
«Чей приказ? Найдешь едва ли.
Мы вас в бой не посылали.
Не кричи, такой-сякой, про подлецов».
Как-то в осень, как-то в осень
Силин мутно глянул в просинь,
На себя рванул кольцо он, как в бою.
Прошептал: «Прощай, солдаты…»
К животу прижал гранату,
В небеса ушел, как будто в полынью.
У меня росли ребята,
Я от них гранаты прятал,
И работал на земле, как старый вол.
Но жена просила тихо:
«Сдай властям, не надо лиха,
Ты же клялся, что с войною счёты свел».
Буркнул я в военкомате:
«Буду жить, чего их прятать,
Если что, и без гранат я разберусь».
Шевельнул майор усами:
«Все воюешь? Эх, десантник,
Рано жизнь тебе разменивать на грусть».
Я вздохнул: «Спасибо, батя,
Может быть, отметим кстати.
Буду жить теперь, как надо буду жить.
Жалко Силина Серегу…
Пусть его душа до Бога
Доберется в райских зарослях кружить».