В полёте мысли легко менять эшелон - мы возвращаемся к крысу, теме тоже приятной...
Итак, Кузя сменил имя, но не привычки, и не было оставлено незапертым без внимания и последствий ничего из предметов, доступных для кражи. Помада, заколка, патрон, ключ, сухарик, кисточка для теней на веки, ручка - всему пацан радовался искренне и волок, счастливый, в клетку и в домик в ней - прятать пока не отобрали...
На грозный окрик "Шниц! Верни, мерзавец!" крыс резво драпал в цветочный горшок за бутылковидный ствол бансайки прятаться, даже после того, как перерос бедное деревце настолько, что из-за стволика в обе стороны торчала не только толстая попа в белых меховых "кальсонах" над босыми лапками, а и добрая половина тушки в тёмном жилетике.
Дважды успешные кражи привели к огорчениям: в первый раз в депрессию вогнал карандаш, удачно свистнутый из косметички и доволоченный до двери домика - взятый посерёдке, он не проходил в дверь, торча в обе стороны, ни "стоя", ни "лёжа", упирался до тех пор, пока дочь не хватилась косметики... Не помогла тактика "перетягивания каната", когда Шниц на задних лапках тянул к себе передними вожделенный карандаш - победила грубая сила, страдальцу осталось лишь войти в домик и демонстративно закрыть вход кусочком туалетной бумаги - жест, красноречиво оповещающий: "Идите все..."
Второе разочарование в жизни настигло его тоже в молодости. Сидел себе гражданин, чистил шубку, брезгливо морщился от запаха шампуня - вчера бедолагу при нём же, несмотря на протесты, попытки отбиться и негодующий писк, вымыли с особым цинизмом (cиречь, с ароматным шампунем, мнения о котором у нас разошлись) - и поглядывал привычно по сторонам в рассуждении чего бы спереть...
И - о счастье! - взгляд Шницеля, тут же затуманившийся блаженным предвкушением удачи, упал на кончик его хвоста... Ранее невиданная добыча слегка шевельнулась, крыс схватил её передними лапками и, перехватывая и пятясь на задних, двинулся реверсом к домику... Уже на самом пороге домика хвост кончился и ворюга уткнулся носом в собственный зад, который опознал, сел и пригорюнился...
Но не всегда мы горевали - особенно если кроме банного полотенца, свечки или англо-японского словаря (который из-за гастрономической привлекательности рисовой бумаги следовало бы по мнению Шница наречь нагло-японским) - на нашем жизненном пути встречались вещи повкуснее, ведь часто в дом приходили гости, реагирующие на умоляющую позу умирающего от голода крыса! Тут главное - успеть получить побольше, пока родители не рявкнут "Шницу нельзя!" - и пацан перевалил за полкило, что для уважающей себя капюшонной крысы раза в полтора, если не в два, больше нормы.
И начался террор - обжору посадили на диету (на целых полчаса), он получил кусочек любимого твёрдого сыра... пониженной жирности! Описать жестокое разочарование на морде и уныло поникшие усы невозможно, но посочувствовать никто не успел: Шницель гордо встал на задние лапки, взял в передние "этот" сыр, торжественно отнёс его в дальний угол клетки, в свой туалет, бросил сыр и, оставаясь на задних лапках, брезгливо отряхнул передние... Вернувшись к домику, он вошёл внутрь, закрыв за собой знакомым жестом... Диета закончилась, а когда, отсмеявшись, я предложила ему нормальный сыр и орешек, не верящий больше в людей голодающий схватил сыр подмышку, как Буратино азбуку, а орех второй лапкой прижал к сердцу и бросился улепётывать, пока не отобрали и не слопали...