***

Анна Окерешко
Хватит мне верить в эти дурные сказки. Очароваться — дело пяти секунд. Я научилась — чувственной. И прекрасно. Значит я очень много теперь могу. Это нетрудно — взять карандаш и краски и расписать отчаянную тоску. Всё это не напрасно — через контрасты я научилась точному языку самых малейших чувств и любых эмоций. Мне создавать иллюзии — не впервой. В мире есть небо, море, луна и солнце — их мне достаточно в принципе — с головой. Они стабильны и постоянны — и в этом сила. И больше нет стабильного ничего. Какая глупость! Ну, я же себя просила: больше не верить ни в эти порывы, ни в волшебство.
Взять себя в руки — в общем, не так уж сложно — на это — поверь — способен почти любой. Даже внезапно промчавшись по бездорожью, будучи враз приставленной под конвой настроения, нервов, чувства, стихов и мыслей, возможно всецело встать и собрать себя, превратив эмоции, блажь, пустоту и искры в огромную силу для строительства корабля. Скажи: почему же я-то могу и строю? Я же не такая уж и железная, но притом я могу зажечь и звезду, и пустырь, и море и даже — при большом желании — молоко. Это не блеф и не отчаянная бравада. Просто ходить мне приходится — по воде. Я безмерно стойкая и сильная — это правда. У меня же бои и битвы — на каждый день.
Мне нужно твоё присутствие — этот город сквозь призму отточенных профиля и спины. Мне просто нужны твои руки, глаза и голос, а не эти буквы и фразы на пол стены. Мне нужна твоя близость вязкая, словно запах терпкой сирени, сорванной под окном. Я так устала от вечного «может, завтра», от этого разрушающего «потом». Мне бы уплыть, рассеяться, утонуть бы в этих твоих объятиях навсегда. Мне эти яды холода, лжи и ртути — словно высоковольтные провода, натянутые крест-накрест — идти по минам, молясь каждый раз, чтоб выжить — не наступить. Я не намерена быть податливой, мягкой глиной, пластилином, чтоб идеал из меня лепить.
Что ж мне прикажешь — вцепляться теперь в перила и рвать истерично испорченный молескин? Не для того я — честное слово! — себя растила, взрослела, мудрела и впихивалась в тиски. Не для того я упорно старалась, чтобы стать тебе якорем — старшим поводырём. Мы с тобой обе помечены высшей пробой — мы обе отчаянно чувствуем и живём.
Я ни на миг не намерена быть рабыней; я не намерена также и — королём.
Кровь, в конце концов, перебесится и остынет.
В итоге — каждая останется при своём.