Ну что? Лето наступило. Тепло, ясно. Клубнику испанскую продают, если не на каждом углу, то в каждом супер и не супермаркетах.
Надежда была на приход тепла. Что оно прогонит скуку, разгонит тоску.
Откуда скука? Всё дела, дела. Какая тоска, когда занятого человека грусть-тоска не берёт.
Такая припала тоска, что не выпустил бы из руки куска.
Так вот и заедаем, подобную аглицкому сплину, русскую, непонятную, беспричинную тоску.
Ты думаешь, что я сейчас делаю?
Я пишу тебе письмо. Почему не в почту?
В почту - интимно, навязчиво. Как бы требую прочитать и дать ответ. Здесь – как будто для всех. Хочешь-прочитаешь, не хочешь, так и нет. Захочешь – поговорим, не захочешь – так и нет.
Волки сыты /я выговорилась/ и овцы целы /отвечать тебе не обязательно/
О чём сегодня мои думы?
Читаю книгу. Автор – Фёдор Гладков. Ага, тот самый, Фёдор Гладков, лауреат сталинской премии, чью зануднейшую повесть «Цемент» нас заставляли читать в школе.
Эта же книга называется «Повесть о детстве». Написана она в 1948 году.
Откуда я её выкопала?
Ведь и выкопала. Из помойки. Не морщись. Помнишь, мы же мусор сортируем и для бумажных отходов у нас отдельный контейнер. Чистенький. Там только бумага.
Как-то писала я, писала свои мемуары, да всё зачёркивалада сминала, и набралась целая корзина черновиков. Сжечь их мне негде. Нет у меня камина. Как же может приличная госпожа без камина жить? Уму непостижимо. Вот и понесла я все бумаги: рекламы, в почтовый ящик брошенные, ребёнковы ненужные тетрадки, квитанции всякие, да свои бумаги, карандашом измаранные, на помойку. Контейнер открыла, а там стопка книг аккуратненькая. Как заправский клошар, я в контейнер нырнула и потащила, как с ярмарки, несколько томиков стареньких домой. Стареньких, но чистеньких. Видно, соседи какие-то, полки освобождали. Соседский ненужный хлам мне глянулся.
Так у меня оказалась в руках книга «Повесть о детстве». 1950 года издания. Издательство «Советский писатель»
Книга-то с печатью. «Войсковая часть-2188» инвентарный номер наличествует. Книжка-то зажиленная из библиотеки была. Со временем никому ненужной оказалась.
Вот тебе боже, что нам негоже.
На фронтисписе фотографический портрет самого автора с факсимильной росписью.
Вполоборота сфотографирован.
Лицо суровое. Губы сжатые. Глаза серьёзные. Всё как полагается лауреату сталинской премии.
Волосы назад зачёсаны. Как у молодогвардейцев из одноимённого фильмы или у комсомольцев из послевоенных фильмов. Таких, в мешковатых брюках и в рубашках с закатанными рукавами.
Автор в костюме. Как положено. Богатый костюм, солидный. Наверное, шерстяного сукна. Никак не шевиотовый. Светлый, в еле заметную полосочку. Рубашечка белая и галстук, немного криво лежащий, в крапочку. Автор в гаррипоттеровских очках.
Во вступлении автор скромно указал, что уговорил его эту книгу написать Алексей Максимович Горький. Встречались они в 1930 ом в Сорренто.
Мысли мои закружились. Что было в эти годы в стране советов?
Голодомор в Украине устроили в 1932 – ом.
Работали мужики в колхозах. За трудодни. Без паспортов жили. Из деревни уехать не моги – преступником назовут. Паспорта-то колхозникам только в 1974 давать начали и то со справкой из колхоза.
Лозунг, за который мужики в революцию подались, забыли к тому времени все.
Какой лозунг? «Земля – крестьянам!»
Земли, как и прежде, давали, когда помрёшь, метр на два и в глубину несколько.
Голодали? Да не без этого. А они в Сорренто встречались. Здорово!
Но, книжка меня поразила.
Автор умён, словом владеет. В противном случае, он бы не в тёплом Сорренто с Горьким встречался, а пахал бы за трудодни, поскольку автор из крестьян. Тот самый случай, когда советская власть человеку жизнь переменила, в люди вывела, образование дала и до Сорренто довела.
Что же я привязалась к Сорренто, спросишь ты. «Вернись в Сорренто»
Когда в 1905 в России кровавое воскресенье вершилось, там распевали
Как прекрасна даль морская,
Как влечёт она, сверкая,
Сердце нежа и лаская,
Словно взор твой голубой.
Слышишь в рощах апельсинных
Звуки трелей соловьиных?
Вся в цветах благоухая,
Расцвела земля вокруг.
Но ты едешь, дорогая,
Даль зовёт тебя иная…
Неужели навсегда я
Потерял тебя, мой друг?
Не оставь меня!
Тебя я умоляю!
Вернись в Сорренто,
Любовь моя!
Не товарищи они нам, жители Сорренто.. У них там тепло и любовь буржуазная. У нас – строительсво нового общества намечается. Причём намечается постоянно. Только одно построим, как что-то перестраивать начинаем.
«Чего кипятитесь?Обещали и делим поровну:
одному — бублик, другому дырка от бублика
Это и есть демократическая республика.»
Сказал француз, ковыряя в зубах, голосом В.В. Упаси боже, не нынешнего российского президента. Его и в помине тогда не было. Голосом Маяковского в «Мистерии-буфф». Собственно говоря, читая книгу Гладкова, я поняла, почему народ, в массе своей, поддержал революцию.Книга сильная. Время описано достоверно. Нравы людские, характеры. Я и сопереживала и негодовала.Семья автора была старобрядческая. Те, кто двоеперстием от "до Никона" крестятся, «не табашники, не бражники», хозяева рачительные, строгие. Жизнь описывается беспросветная. Волю мужикам дали, а землю – нет, не дали. Наделы маленькие, не прокормиться. На барина работать надо. В долгах, как в шелках и у барина и у мироеда-кулака. Если в семье работников много, то «с божьей помочью». Если ж малосильная семья, то из недоимок не вылезти. Господа народ не знают, не любят. Ведут себя с мужиком, как с инопланетянином. Одновременно и опасаются «бессмысленного и беспощадного» и презирают. Учить не считают нужным. В 19 веке прозябала русская деревня в невежестве. Почва для революции была достаточно унавожена страданиями человеческими. Тут говоруны подскочили, самое главное, что мужику нужно, пообещали. Как обычно, обманули. Не дали кормилицу то. Мужику привычно, что его обманывают. Мужик даже покряхтывает одобрительно: "Вот ведь каналья, снова меня облапошил". Даже и восхищается чужой хитростью, которой сам не имеет. Сам над своим простодушием посмеивается.
В книге очень трогательно и правдиво описана судьба русской женщины. Пока в девках – худо-бедно. Как окрутят, так «бабья доля» сурова. Невестка –последний человек в доме, всем угождать должна, кланяться, от зари до зари в работе. Мужик своё недовольство на ком отыгрывает? На бабе на своей, на ком же ещё. Автор с любовью описывает свою мать, тёток, бабушек.
Описывает других жителей деревни. Характеры колоритные. Силы полно, да приложить не к чему. Ум природный есть, да образованности не хватает. Смётка есть, желание работать, да нищета заедает.
О праздниках рассказывает автор, о буднях. Отличная книжка. Но мысли мои возвращались и возвращались, при чтении, в день сегодняшний. Что сегодня изменилось? Земли как не было, так и нет. И отвык мужик-то на земле работать. Правды, как не было так и нет. Сегодня бражничают больше, потому что ум есть, силы есть, а образованности маловато, чем себя занять – не знают,не умеют. Приложения силам нет, заинтересованности. В 19-ом веке кого винили? Барина да мироеда – кулака. Сегодня – власти, которые сами же выбираем. Как умели краснобайством мужику голову задурить, так и сегодня умеют. Наобещают с три короба, а человек рад поверить. Всё не на себя надеется, а что придёт Бова-королевич и принесёт на златом блюде райские радости.
Чем больше я книжку про дела давнишние читала, тем больше о дне сегодняшнем думала. У многих, тех, кто наверху, сегодня такое же, слегка брезгливое, отношение к простому человеку, как у барина в веке 19-ом. Если барина над мужиком господь ставил, но нынешних сами на троны возвели, власть им дали.
«...когда мужик не Блюхера и не милорда глупого - Белинского и Гоголя с базара понесёт".
Когда не лубочные картинки разглядывать станет, а будет читать книжки от которых думать начинаешь. Когда не сериалы плохие смотреть будет «Мент в законе 5» или «Слепой 10» и не над ток шоу переживать, где малаховы нам слезливые истории из жизни проминентов впаривают. Наши прадеды, многих из этих проминентов, в церковной ограде хоронить бы не стали, а мы их откровения потребляем с аппетитом. Эх, живём мы в веке 21-ом, а недалеко от 19-ого ушли.
Вот пишу я тебе, милый друг, и думаю, как же нам быть? Смотреть – наблюдать?
Тоска меня заедает, милый друг. Не перо моё пишет, не чернильница, а горючая слеза. Русские пословицы и поговорки точные. В народе говорят: слышно, как песни поем, но не слышно, как воем. До каких же там пор мы выть будем? От тоски маяться. Неужели такова доля человеческая? Мыкаться да тосковать? Думала, что только для русских такая доля уготована. Ан нет. У японцев нашла пословицу : «горе везде, как ветер в соснах.»
Как ветер в соснах. У нас сосны. У вас берёзы. У них сакуры. У кого-то ивы, тополя, дубы, а везде горе человеческое, неизбывное.
Друг мой любезный, разубеди меня. Дай мне примеров позитивных. Покажи светлую сторону жизни человеческой. Может, я преувеличиваю? Может, меня мой личный сплин заел? С тем заканчиваю друг мой сердешный. Только от тебя мне утешение в скорбях моих о судьбах мира и каждоединого человека. Или это книжка такая попалась убедительная и ты посоветуешь мне книжку жизнеутверждающую, весёлую и радостную.
Не забывай меня. Порадуй своими строчками.