Это было утро обычного четверга -
его не хотелось принять
и уж тем более - отвергать.
Он собирался споро:
надел что-то, согрел чай,
посмотрел в окно:
там кого-то увозили на скорой.
Оделся и ушел на работу.
По дороге домой он не мог вспомнить
над чем он работал так усиленно
последний час,
да и последние два года,
как робот.
Вспоминались бесконечные Маши и Даши
и единственная Марина,
сценарии всех последний суббот
и вечера воскресений,
его выигрыш джекпот
в лотерее,
и как он сумел погасить кредит.
Час назад он проиграл счастливый билетик! -
вспомнил, потому что сейчас идет пешком.
В подъезд он зашел с видом все для себя решившего человека.
В лифте до десятого этажа он ещё немного колебался,
потом вышел уже успокоенный,
спустился по лестнице на три этажа
вниз
и отпер дверь своей квартиры
под номером шестьдесят семь -
пахнуло клеем и чем-то противным.
Кто-то, наверное, скис.
Закрыл за собой дверь, снял пальто, обувь,
прошел на кухню и открыл окно,
в которое утром смотрел.
Во дворе бегали дети, плавился солнцем карниз
и остывал под ветром
вниз какие-то двадцать метров.
Он отошел от окна. Прошел по прихожей,
на ходу пнул в угол тапочки.
Открыл дверь в ванную.
Беглым взглядом
окинул все: мыло, как-будто поплавленное,
на полке у зеркала шампунь,чья-то чужая помада
(видимо, в спешке забытая),
бритва.
На батарее висит что-то странное -
то-ли мочалка,
то-ли высохшая медуза,
а выкидывать жалко.
На полу футболка с пингвином,
любимая.
Да и вообще - беспорядок,
с машины свисают джинсы, а в кармане у них
ещё один счастливый билетик,
вчерашний.
Словом, хватило секунды, чтобы постоять на пороге.
Потом он зашел, снял рубашку
и кинул на пол,
а с пола поднял пингвина
мятого -
надел.
Потом нагнулся и заткнул сливное отверстие в ванной
пробкой.
Потом, ни секунды не раздумывая и не раздеваясь,
прямо в мятой футболке,
лег в холодную воду,
которую до этого включил на полную.
Никаких мыслей у него не было,
ничего в ушах не звенело,
сердце не колотилось,
ни в пятках не билось, ни в ребрах -
сдавило.
Да,
там, в лифте он ещё сомневался,
а теперь так здорово вспоминать свою нерешительность
и видеть, как вода подбирается к горлу,
к кончику носа...
Он закрыл глаза и стал чего-то ждать.
А вода не ждала - она торопилась.
Сначала наполнила ванную,
потом полилась через край -
тоненько, а потом уверенней:
залила голубую рубашку, пиджак,
намочила сначала штанины
свисающих брюк
со стиральной машины,
потом и её затопила.
Добралась до края ванной,
лизала закрытую дверь
и сочилась сквозь щели в квартиру.
Куда-то поплыли шампунь
и мыльница с мылом,
плыла, оживая, медуза
и красный тазик с носками.
Вот, вода затопила всю ванную до потолка,
но продолжала идти и идти,
и с той стороны через дверь били тревожные струи.
Дверь как могла держала напор.
Но вот
запор сдался, фанерный кусок поддался,
и, как только послышался треск,
тот, кто ждал, веки разжал.
И одновременно вода хлынула прочь из ванной,
прочь из квартиры со страшной силой!
Брызнули окна осколками,
а он по пятам за водой - в комнату,
забрался на плот,
который сколотил давно из стола и трех стульев...
Воду было не остановить,
как и его, впрочем.
Он больше не помнил
ни эти последних два года, ни автобус, на котором езжал до работы,
ни один из счастливых билетов,
ни одной неискренней ночи,
ни Даш, ни Марин
(хотя нет, враки - Марину он все же немножечко помнил)
но не думал ни о чем, а просто плыл,
как умеют плавать
осенние листья,
слепые котята,
пустые бутылки,
консервные банки,
пловцы-чемпионы,
и прочее, прочее.
Это был вечер обычного четверга.
Вы расспросите жителей - все же в тот день видели,
как бил водопад из окон седьмого этажа и один сумасшедший,
житель шестьдесят седьмой квартиры,
той самой,
не пошел на следующий день на работу
и был неоглядно счастливый.