Она не любила Ахматову,
зачем-то учила японский.
Но от глаз её,
настежь распахнутых,
щурилось солнце.
Знаю, — в этом нет
никакой связи,
т. е. вышеперечисленного
и солнца.
Есть одно:
извинительная зависть
язвительного стихотворца.
А ещё она петь любила,
как многие,
не имея голоса,
когда свои
километровые ноги
прикармливала
по утрам кроссами.
И всё равно:
она не была и не есть
для него — чУдная,
в основном потому,
что, поучая, всей тяжестью
на ушах висла . . .
А, что снилась она ему
каждую ночь, — "зануда",..
Так это от него
уже не зависело.