Страшная сказка или мелодрама в оркестровой яме.
В оркестровой яме темно, глухо раздаются шаги и блуждает проникший сюда, каким-то неведомым образом, лунный лучик от пюпитра к пюпитру, да сквозняк шелестит забытыми нотами…Лучику любопытно, кажется вот-вот откуда-то выплывет страшное чудовище или зловещая Тайна нависнет чёрной тучей, но тихо кругом лишь из чуланчика доносится мерное похрапывание старого, забытого здесь контрабаса…Лучик подобрался к контрабасу поближе, чтобы лучше разглядеть и в неясном лунном свете привиделась ему эта история.
Жила была Песенка. Обыкновенная простая Песенка: решительно ничего особенного, просто пелась ей легко, голосок раздавался звонко и летел свободно куда хотел…
Песенка была полна светлыми нотками, осенённая душевной мелодией и пронизана нежными звуками, но она не знала об этом. Жила себе и ни о чём не задумывалась.., только часто грустила: что ж вот так и вся жизнь промелькнёт? Ускользнёт отзвучавшим мотивом и ничего не останется?
Полетела песенка по свету…слышит разные мотивы, вливается в хороводы чужих мелодий и вдруг …она увидела необычную пару. Контрабас и Виолончель.
Он - большой и сильный, Она – воспитана и умна. Их голоса могли бы слиться в замечательный дуэт, но Контрабасу не чужды были слабости.. То скрипочка пленит его своей утонченностью, то мелодичностью флейты увлечется, то вдруг «сражён на повал» страстными переливами арфы.. Да и кто бы устоял?! Вы сами-то видели всё это многообразие? То-то, а если ещё и слышали…то и вообще!!!
А что же виолончель?
Она была древнейшего рода, её воспитывала старушка виола, прививая ей самые изысканные манеры и привычки. Грубость выяснения отношений – это дурной тон! Её голос был полон достоинства и самоуважения. Она мудро рассуждала примерно так: -«Выяснять отношения с вертлявыми скрипочками, которых, вон, со счёту собьёшься сколько - была охота! Сегодня одна, завтра другая, даже имена не стоит запоминать. Ну, Арфа, даже для солидного Контрабаса, гренадёр гренадёром – не обхватишь! А флейта – это не наш круг общения - это же духовые. Да и вообще, он выбрал меня, за мой исключительно интеллигентный тембр и умение держать нужный тон!».
С такими рассуждениями ей легко было идти по жизни, строя гармоничность взаимоотношений с морально нестойким Контрабасом. Однако, даже исключительно воспитанные и тактичные имеют свой внутренний голос и вот он-то частенько бастовал: -
«Что ему, этому Контрабасу, в сущности, не хватает?! Формами она не хуже скрипки, изгибы мощнее, но не менее привлекательны.»
Внутри зрел молчаливый протест, даже злость. Злость, разрастаясь, превращалась в глухо-немую Ненависть. Ненависть-то и сыграла злую шутку.
Однажды, Виолончель, просто не сумела её удержать и вылетевшим с ненавистью сквозняком, сбило Контрабас с ног…
Такой удар – выбил бы из строя любого, но природный оптимизм, но вера в будущее, не опрокинули несчастный контрабас, не уложили на обе лопатки – погнулась дека, расстроен, конечно, но не сломлен не снесён в утиль.
Виолончель и сама не ожидала, что способна так протестовать и последствий таких, конечно же, не ждала, что теперь ей придется петь за двоих, ожидая когда вылечит старый мастер Судьба наивный Контрабас.
Все шло своим чередом. Всё шло, как и должно было идти.
И вдруг эта Песенка!
Влетела в раскрытое окошко – Контрабас засмотрелся…и почудилось ему, что что-то нежное коснулось его души.
«Что это? – пробасил он – и сам не узнал сбивчивый, как у разволновавшегося мальчишки, голос – Кто Вы?» - а у самого завибрировало всё внутри - какое-то позабытое в далёкой юности тремоло.
Грустная мелодия песенки закружилась, завораживая, навевая, что-то забытое, но как будто знакомое с детства.
«Прости меня ! я не хотела навевать на Вас грусть – пропела тихонько Песенка - но мне жаль, что Вы молчите или отбиваете смычком только маршевые ритмы. Вы могли бы петь иначе. Мне так хотелось бы помочь Вам, а я вместо этого, я вместе с Вами загрустила..»
Чем-то тронула Песенка, какие-то струны его души и он пробасил: - Грусть? так ведь это поправимо! Надо от грусти перейти к воспоминаниям, оттуда - к задумчивости, далее - к мечтательности, потом - к легкой улыбке, а там уж и до смеха - рукой подать. А смех – это радость!»
Песенка невольно улыбнулась, а Контрабас продолжал: - « Ню, вот! улыбка - это флаг корабля! -, как поется в песне. Первый шажок сделан! Вот, я вижу, что Вы снова улыбнулись - а это еще шажок...Топ, топ - топает малыш.»
Он, сам больной и расстроенный, вдруг повеселел, а задорный смех песенки, эхом отдавался в его сердце. Они не заметили, как их голоса находили самые консонансные созвучия. Контрабас, даже с поломанной декой залихватски подпевал и голос звучал так молодо и звонко, что этого не могла не заметить Виолончель.
« Ах, как славно, они спелись – подумала она – вот бы и пели себе дальше вместе, а она с её тактом, и внутренней гармонией могла бы попытать счастья и без него».
Она им не мешала, её даже забавляла их неосторожность и наивность. В ней снова зрела НЕНАВИСТЬ - Большое Недоброе Чувство. Оно вызревало как нарыв, разрасталось как снежный и грянуло, в конце концов, оборвав недопетым, светло и наивно лившийся мотив.
Контрабас был поставлен перед жёстким выбором, а песенка, глотая неспетые нотки как слёзы, только тихо лепетала: - «пусть всё уладится, пусть ему будет хорошо»!
Она готова была отдать всю себя, его голосу, раствориться в его могучем теле живой трепещущей душой! Да только, этого нельзя помимо его воли.
Каждому своё: ему молчать придавлено Большим Недобрым Чувством нависшим над ним , как утёс, а ей глотая нотки выбираться из вязкой трясины отчаянья.
Как выбираться? Ну, уж это голубушка, сама решай!
Песенка стала невнятной и робкой, Контрабас угрюмо молчал, а Виолончель победно улыбалась, и отчётливо выводила свою незыблемую партию – соло.
Контрабас отправили в чулан, как бы ненадолго.
Это временно…покуда Струнный мастер - Судьба не заглянет с Добрыми намерениями..