между жизнью и смертью

Юлия Ви Комарова
      Это похоже на первые шаги ребёнка, когда он учится ходить. Каждый шаг даётся с трудом, маленький человечек балансирует на грани, как будто между жизнью и смертью - зато какая награда впереди: крепкие руки родителей!
     Первое упоминание о Боге было само слово - "Рождество" и оно стойко соединялось в моём сознании с цветением необычайного зимнего цветка "рождественника"(в России его зовут "декабрист"). Я подробно описала эти чувства в миниатюре "Рождественское чудо". Cамо слово "рождество" соединялось в сознании с торжеством и волшебством. Ощущение жизни.
      Второе воспоминание детства - запах Баб Аниных куличиков(которые здесь зовут"пасочки"), освящённых в кладбищенской церкви. Слово "кладбище" меня жутко пугало с тех пор, как я ездила на похороны прабабушки.  В тот раз спать меня положили в комнате на полу, на матрасе, возле старинного шкафа на высоких гнутых ножках. И вот, среди ночи, я ощутила, что из-под шкафа на меня надвигается что-то чёрное и страшное, наваливается, пытается задушить. Я всё-таки смогла закричать и проснуться, и потом всю ночь уснуть уже не могла. Родители с тех пор не брали меня на похороны и даже вообще на кладбище... Но куличики пахли сладко и совсем ничего страшного с ними не происходило. Это удивляло детское воображение. И примиряло со смертью.
      Третье - очень светлое воспоминание моей бабушки о Владимирском храме на Херсонесе. Она рассказывала, что на Троицу храм убирали травами, а потом несли их домой и клали на пол в своих домиках, а полы были земляные, и получалось, как травка на земле - так говорила бабушка. И ещё бабушка говорила, что сильнее всего запомнился ей этот запах трав на Троицу: ей казалось в детстве, что после Троицы травы умирают, выполнив своё предназначение. И правда, трава быстро выгорает в Крыму - иногда уже к началу июня.
        Бабушка умерла, а другая моя бабушка была некрещёной, как и мама, поэтому долгое время никто мне о Боге больше не говорил. Время шло, я поступила на РГФ в Симферопольский университет и сдавала экзамен по древнеанглийскому. Задание было такое: перевести на русский отрывок Евангелия. Это был кусочек о том, как Христос исцелил прокаженного. До сих пор помню, как складывались слова: "Если хочешь, можешь меня очистить." - "Хочу - очистись!" У меня мурашки пробежали по коже, когда я произнесла их вслух. Они звучали настолько необычно, насколько и правдиво. Я вдруг сразу поняла, что всё это - не выдумки "церковников", а свидетельство о жизни Человека. С этой минуты я стала искать Евангелие и проще всего было найти на английском - двуязычное протестантское дорожное издание в тонкой обложке, и оно тоже чудом оказалось у меня чуть ли не в тот же день, как я задалась этим вопросом. Но дома ждало ещё большее чудо: толковая Библия под ред. проф.Лопухина, подаренная отчиму его другом - внуком или правнуком того самого профессора. Это был удивительно смелый и щедрый подарок, учитывая высокий пост, который отчим занимал на Флоте.
      Тогда же оказалось, что в деревне отчима был храм Михаила-Архангела, куда он обязательно заходил и ставил свечки, когда бывал дома, хоть и опасался, что об этом обязательно доложат "по инстанциям". Тогда же он рассказал мне историю своего крещения. Он родился в многодетной семье и крестить мальчика(на восьмой день) отправили дальнюю родственницу, которая и должна была быть крёстной. Та даже не знала всех детей по именам. И вот, приносит младенца батюшке, тот достаёт Святцы и читает все имена на тот день. "Степан" показалось тётке самым звучным. Так и окрестили. Принесли домой. "Принимайте Стёпку!" Мать руками всплеснула: "Да как же! У нас уже Степан есть!" А отец и говорит: "Ну ничего - один помрёт, другой останется. Пусть будет Стёпой." Так и звали их всю жизнь - Степан и Стёпа. И пережили они и войну, и голод, и умерли в старости. Для меня шоком была реакция отца: "Как же он мог так сказать?" - "А почему нет? Он не желал смерти своим детям. Он просто знал, что жизнь сурова: многие мои братья и сёстры умерли в младенчестве" - отвечал мне отчим. И это тоже была какая-то новая правда и новое отношение к смерти, которое я начала чувствовать у верующих людей задолго до того, как прочла и осмыслила историю Иова - отношение к жизни и смерти как к дару.
      Тем летом я поехала отдыхать в Прибалтику и именно там впервые зашла в православный храм и услышала чудесное пение. Я плакала от счастья - так это было хорошо.
       А в университете в том же году у филологов-русистов прошёл семинар, который вёл молодой севастопольский священник - отец Георгий, и мы сбегали со своих лекций, чтобы послушать его толкование сложных евангельских мест. Например, мне было ужасно обидно, что Отец встречал Блудного сына так щедро, а другому - послушному сыну ничего не дал. "Как не дал! - вскричал экспансивный батюшка, - Да ведь он - этот сын - ВСЁ ВРЕМЯ был с Отцом, чего же больше!" Я крепко задумалась.
       Тогда же мы предприняли попытку сходить на службу к отцу Георгию, выехали пораньше, но пока добрались на Северную, пока дошли пешком до храма необычной формы (он выстроен в виде сырной пасхи) - почему-то нам даже не пришло на ум, что туда можно было доехать на автобусе - служба подходила к концу, начиналось причастие. Я открыла тяжёлую дверь и увидела нечто совершенно невозможное по красоте и силе: батюшка стоит с золотой сияющей чашей в руках, а из витражных стёкол прямо в потир льётся красный густой свет. Я не могла вместить этого - опять слёзы сами потекли из глаз потоком. В этот момент желание принять крещение стало нестерпимо сильным.