Мысли, что дети неразумные, разбрелись по белому настилу.
Это - снег, пористый, подтаявший, с обветренной корочкой. По краям, у самых берегов – весь прохудившийся, с крупными воздушными раковинами, а уж у самой крайней кромки – совсем тонкой, сходящий на нет неровными рваными краями.
А берегов нет, только всё бело кругом. Настил этот пружинит, что кажется весьма странным. Корка непрочная, с виду ломкая, прогибается, но не крошится. Всё белое полотно – словно резиновая оболочка матраса, наполненного водой неплотно: волнующее, пугающее своей неестественностью, потому как зачастую именно так и выглядит действительность - игрой плохого актёра.
Иногда мысли обретают вполне зримые очертания - это окно: правильный квадрат, подтаявший по краям, сквозь какие просматривается стекло- запотевшее, подобно стакану, принесённому в тепло с холода, тёмное и непрозрачное - глубокое. Такой же, но мелкопористый снег, не таящий, а испаряющийся постепенно, равномерно по краям.
Нет ни вертикальных, ни поперечных перемычек, ни ручек, ни шпингалетов, чтобы распахнуть. Сплошной квадрат, именно квадрат, а не просто четырёхугольник – белый в деревянной раме.
И рама-то состарившаяся, потемневшая не то от возраста, не то от руки художника. Аккуратные, пригнанные один к другому углы, гладкий, отполированный до приглушённого, сдержанного, какого-то…хочется сказать «благородного» мягкого отсвета - волнистый профиль поверхности. Так картины в художественной галерее безропотно терпят надоевшее внимание посетителей, сдерживаемые обманчиво-простым обрамлением рамок, или старое зеркало на стене дома, что бережно хранит-сохраняет в себе историю рода.
И - разбежались в двух направлениях, не оставляя следов на снежном настиле двумя цветами... нет – четырьмя отдельными цветами: зелёным и жёлтым, красным и синим. День, очень ощутимый, почти осязаемый. И голос женский, знакомый:
- Разбежались, разделились на разные цвета… батальонами…Ну, зачем, зачем все всё вокруг всегда разделяют?! .. Зачем?!
Это «зачем» звучит ещё долго, до самого пробуждения…
Оно же приходит в обнимку с запахом, что подарила сирень – больше уставшая, белёсо-голубая, чем пышная и сочная… утратившая густоту цвета, она отчаянно борется с возрастом.
Яркое солнце по-женски кокетливо и зябко отряхивается от остатков ночной влаги, кем-то нечаянно пролитой накануне ночью.
Одуванчики - те, кому ещё удалось сберечь прелесть ярких весенних шляпок, беспечно сдвигают их на макушки, рассевшись в зелёной траве газонов.
Ещё день-два – и на смену их трогательному, почти детскому головному убору, придёт белый пушок, который разлетится от счастливого дыхания детворы.
Красными каплями – алые гвоздики и тюльпаны, что стекаются к подножиям памятников.
Сон в руку – День Победы.