От медленных звонов заклятий,
Мне слышится нежный блаженственный звук.
Мне слышится шорох старого храма
И миллионы лиц тянущих рук.
Я стоял и молчал,всё молился;
Задавал все вопросы и на них отвечал.
Признаюсь,мне не с кем даже общаться,
И признаюсь,что больше молчал.
Акустика тает медленным звоном,
Забытой тревоги прожитых лет.
Ведь всё отдаётся продолжительным звонам,
Немеющим взглядом,полуночный свет.
И чья-то просьба о грехов прощеньи,
Гудела в храме пронзительно и дико.
Сквозняк в церковном помещеньи,
Желал стремительно дотянуться до крика.
Чья-то боль в бело-шолковой повязке,
Не находя места ни выдоху,ни вздоха;
Тянулась вверх по крепкой связке,
Вся смявшись,словно после шока.
И слёзы расстекались,как бриллианты,
По бледному лицу и застывшему взгляду.
Глаза закрыла на глухие ставни,
И дала бокал с вином настоянный из яда.
Я чей-то плач,молитвы и за думы,
Слушал пронзительно в такт мелодии органа.
И лес глушил все звуки и все шумы,
Заросшего деревьями старенького храма.
1997