Луна чародейка прикрыла чадрою свой лик.
Бредет по пустыне озябший усталый старик,
Он ищет воды или крова, но где их найти
За тридцать пять суток живого нигде нет в пути.
Лишь ветер - бездушный бродяга колышет пески,
И воют протяжно гиены за мили вдали,
И чудится деду, плывут по пескам корабли
И падает он кровью след оставляя в пыли.
Но, чу!!! То мираж или бред или призрачный сон?
Иль город восставший, великий в веках Иллион?
Но нет, не ходи туда странник там духи живут
И греясь на хладных камнях, песни смерти поют
Они к себе в гости живых не зовут и не ждут
Лишь бродят по улицам гулким
И в замках былых хороводы ведут.
Но сможет ли дух испугать, когда нет больше сил?
И станешь чураться слепых и немых ты могил?
Когда по пятам за тобою старуха с косой,
И голод и жажда иль призрачный тягостный вой?
Вступает старик под аркаду разрушенных стен
И дух замирает, и кровь холодеет у вен
Но слышит старик, что бежит и журчит там родник
И быстро к нему он стремится, губами приник.
И пьет он тягучую, сладкую воду как кровь
И сердце его наполняет до боли любовь
И бухает гулко, трепещет и стонет в груди
И руки уже не дрожат и вся жизнь впереди.
Прилег отдохнуть бедный путник в тени у колонн
И тихо сморил его сладостный ласковый сон
И видит во сне странник деву, в ладонях своих
Подносит та воду, что будит сердца у живых.
Проснулся в пустыне и сон, словно облако сник.
И город в руинах растаял, оазис возник.
Высоко уж солнце, кусается словно пчела.
Встает с песка путник и пот утирает с чела.
И видит, что раны сошли и что он исцелен
Не зря ему был видно послан тот сказочный сон.
Колышутся пальмы в песках как корабль на волнах,
И ветер играет ноктюрны на стройных стволах.
Оазис прекрасен, где люди торгуют весь век.
В оазис вошел на заре молодой человек.