Галина Храбрая
СЛАВА ПОДВИГУ ЛЕНИНГРАДЦЕВ!
Автобиографическая поэма о блокадном Ленинграде
написана к 60-ти летию Победы и 80-ти летию
Блокадницы Захаренковой Глафиры Александровны.
ВСЕМ БЛОКАДНИКАМ И ВОИНАМ-ОСВОБОДИТЕЛЯМ
НИЗКИЙ МОЙ ПОКЛОН ДО САМОЙ ЗЕМЛИ-МАТУШКИ
ОТ МЕНЯ — ПРОСТОЙ РУССКОЙ БАБЫ
И ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ ВСЕМ ПАВШИМ. Аминь.
«Г Л А Ф И Р А»
О, если б Глафира не ангелам пела,
Душа её тотчас навеки сомлела!
Заносчивой ей не бывать никогда;
Ее подкосила другая беда,
Что сжала холодной, щемящей рукой
В душе её чистой сердечный покой,
Бесшумно, змеёю вползая, как в нору,
В её золотисто-шафранную пору,
Гнездо, выбирая для злого яйца,
Чтоб не было БОГА во взоре лица…
Глафира любила смотреть на зарю,
Она говорила: «Я птицей парю
Под яблоком солнца и пью этот пыл,
О, только бы он никогда не остыл!»
Душа её грелась от этого жара,
Такого огнями палящего шара,
И разум готов был принять Божий Свет,
И «Летопись Мира» и «Новый Завет»,
И всё от «Истоков — Небесных Основ»,
Душа её строила Божеский Кров!
И было прекрасно всё в мире, пока
Его не коснулась фашизма рука!
Застыли улыбка и девичий смех:
Свершилось убийство людей —
Смертный грех!!!
Зов воина смерти её не смутил —
Войну, как увечье, Господь попустил!
Проверка? Возможно. Не Людям судить!
С Рожденья Земли стали БОГА любить!
И «Летопись Мира» об этом гласит,
Но смерть нанесла Людям новый визит!
Не стала Глафира душой своей хуже,
Её не сразил в вихре дьявольской стужи,
Витающий образ зловещей войны…
Не ведая тайны, не зная вины,
Себя посвятила (была в том нехватка)
Извозу покойников всю, без остатка…
Мечтала она врачевателем быть,
Об этом пришлось ей в то время забыть!
Не встретив любви своей первой, она
На деле познала, что значит — Война!
…Позор, разрушения, рабство и муки,
Такие безумные, злые разлуки,
И душ, полумёртвый и явственный, холод,
Зловещий убийца всех разумов — голод…
Безликая, чахлая, жуткая смерть,
Облитая кровью, изрытая твердь,
И стёртые вьюгой навечно следы,
В них - капельки серой, талой воды…
Предстала воочию пред нею расправа —
Никто не давал смерти этого права!
Но смерть, состраданья, пощады не знала,
Она только злобно, смертельно кусала!
Чем больше кусала, тем пуще хотелось!
Она в своё смертное платье оделась,
Устроив себе окровавленный пир,
На весь, завоёванный «фрицами» мир!
И каждый предатель, подонок и вор
Ей посланы были, как сваты во двор!
Голодные вепри, насытив утробы,
Живущему миру готовили гробы!
Красоты Земные им даже не снились,
От этого пуще злодеи взбесились,
Весь мир под копыта решили подмять!
Земли Драгоценной Священную Пядь
Облили безжалостно в злобе ужасной
Святой Человеческой Кровушкой Красной,
И души несчастных спешили пленить,
Нанизывать жемчуг на чёрную нить…
Надел ожерелье из алых сердец
На шею себе самый лютый подлец!
Зловонная бездна сомкнула края
И горечь вкусила Родная Земля,
Народ постигал все низины удушья,
Безумные зверства в застенках бездушья!
Безродный, безликий, беспамятный зверь
Отверз, в преисподнюю страшную дверь,
И, ликом правителя пользуясь всласть,
Открыл свою подлую, мерзкую пасть,
Измучив полмира, свой голод унял,
Народ, погибая, мучителей клял…
И в землю родную ложились тела,
А с ними — частицы земного тепла…
Всё… Жизнь уходила… и гасла в очах
Надежда спасения в Белых Ночах…
Накинув от ужаса Чёрный Платок,
Земля приняла Смертоносный Поток!
Залитая Кровью, как Вешней Водою,
Служила Блокадникам скудной едою:
С руки истощённой сквозь сдавленный рот
Земля попадала во вздутый живот…
Могилки… могилки… канавки и ямки…
На девичьих плечиках грубые лямки…
Глафира, покойных влача за собой,
Свершала свой жуткий и траурный бой!
Однажды ребёнка воздев на плечо,
Сумела прочувствовать, как горячо
Любила она — душу к Свету тянуло,
Но глубже земли смерть холодная гнула,
И зев ненасытный опять раскрывала,
Стеля всем единое тьмы покрывало…
И прятала Глашенька горькие думки
На дне своей девичьей жизненной сумки…
Страданьем людским своё сердце измучив,
Ждала тот единственный, редкостный случай,
Когда не Война пересилит, а БОГ!
Сойдёт Избавленье на Мирный Порог
Заведомой Жизни в Предел Сотворенья,
На Грани Безумства, на Стыке Терпенья,
На Вновь Восходящей Вершине Блаженства,
Граничащей с Силой Звезды Совершенства!
…Звала преисподняя Глашу, манила,
Грозила ей смерти зловещая сила,
Но Глаша открыла лишь ангелам душу,
Шептала в подушку: «Не сдамся! Не струшу!
Сгорю!», — и сражалась за жизни глоток,
Сбивая её с костенеющих ног,
Старуху кривую с косою в руках,
В кровавых одеждах, что сеет лишь прах!
Натура девичья впитала упорство,
Вступая со смертью в единоборство…
Но смерть подступала к ней чёрною тенью,
Наполнив страданием чашу терпенья,
И лик свой зловещий пред ней открывала,
Глафира о смерти теперь всё узнала:
Увидела Глаша тень злого «лица» —
И в жизни её вдруг не стало отца…
Война в этой смерти была виновата!
Косая забрала и родного брата…
И много смертей повидала Глафира,
Неся в своём сердце Симфонию Мира!
Но знала ли Глаша, как сердце застонет,
Как только отца в нём и брата схоронит…
Прикрыла от скорби она свои веки:
«Остались живые бы! Пусть хоть калеки!» —
РвалАсь из-под сердца мольба её дум…
И место готовила Глашенька двум
Любимым и близким в сердечке своём!
На вечные дни полон слёз водоём
Души её тонкой и лёгкой, как шёлк…
А мёртвых всё больше — за полчищем — полк…
С одной стороны — полумертвенный холод,
Такой раздирающий, бешеный голод,
С другой стороны — всё зовущее жить!
Как разных Два Края ей в разуме сшить?
И жизни своё полотно раскроить?
Собрать все петельки и белую нить
Сквозь них пропустить, закрепить, завязать?
О, только бы, только ей жить, не устать!
В таком извращённом понятье — Война…
Всем извергам преданно служит она!
У смерти — повадка «когтистой товарки»;
Объятья её — до безумия жарки,
Ухмылки её — безобразны и лживы, —
В ней сгублены все к Воскрешенью порывы!
Желанье одно — поскорей умереть,
И больше не мыслить, не слышать, не зреть!
Косая всё алчет остаться одной,
И выиграть всечеловеческий бой,
Чтоб сгинули люди и, БОГА не славя,
Погасло Души Человеческой Пламя!
…Но души людские погаснуть не в силах!
Томясь бездыханно, не в райских могилах,
Ждут Времени, в коем воздвигнет Земля
Иные Долины, другие Поля,
Где Пастбища будут даны для Овец,
И всякий там будет, как Вечный Жилец,
Как Вечный Хозяин и Вечный Ребёнок,
Он мыслями будет изящен и тонок,
А сердцем, как Ангел, крылатый всегда,
На все его вечные жизни года!
23.02.2002г.