И вот однажды, в летний вечер,
Когда стояла благодать,
Я приказал запрячь лошадку –
Меня в Тригорском стали звать.
Давно я не был у знакомых,
Уже забылись вечера,
И не ласкала кровь мне душу,
Как будто умер я вчера.
Пора, пора, пора мне ехать –
Трястись под взорами луны,
Чтоб вновь услышать разговоры
О мрачном будущем страны.
В Тригорском я увидел Анну –
Она была в кругу друзей
И красотою выделялась,
Как бриллиант среди мужей.
Впервые встретил в Петербурге –
Был у Оленина в гостях,
И ныне снова повстречались,
Как два влюблённых на мостах.
Её увидел, тут смутился
И поклонился резко ей,
Держа в руках большую книгу;
Поднялся шум среди гостей.
«Приехал Пушкин!» - зашумели
И все воззрились на меня.
Я к слугам тихо обратился,
Чтоб мне прибавили огня.
Рукой погладив чёрный бархат,
Открыл ту книгу и затих –
Открылись ножки и головки,
Что на полях венчали стих.
«Принёс я книгу для хозяйки, -
Проговорил: - И в этом суть!»
И тотчас гости обступили:
Поэму вынес я на суд.
Я встал привычно у камина,
Щадя внимание гостей,
И стал читать «Цыган» напевно –
Таких не знали новостей.
Восторг обуял всё собранье:
Сидели гости, присмирев, -
Слова текли струёй свободной,
Волнуя чувством каждый нерв.
И каждый видел пред собою
Цыган свободных, их закон
И жизнь, что встала на востоке,
Как скот, нельзя загнать в загон.
Она кружилась в вечном танце,
Алела каплей на ноже
И тихо к западу клонилась,
Чтоб стать легендою уже.
Но вот мои уста сомкнулись,
Возникла в доме тишина,
И в тишине трещали свечи;
Мне поднесли бокал вина.
А после Анна нежно спела
Венецианскую мне ночь,
И я восстал над бренным миром,
Изгнав хандру от ссылки прочь.
Расцеловал в душе особу
И восхитил талант слепца -
Себе тотчас я всё представил
От первой ноты до конца,
Как ночь весенняя дышала
Той огневою красотой,
И тихо Брента протекала
Под серебристою луной.
(Когда писал письмо Плетнёву,
Просил Козлова поощрить
И рассказать, живая прелесть
Сумела сердце покорить!)
Ступила ночь, растаял вечер,
И гости чинно разошлись...
Она и я искали встречи –
Украсить счастьем нашу жизнь...
... Минули дни, мы повстречались –
Подруга общая свела;
Постриг я ровно бакенбарды:
Да увенчаются дела!
А после ужина – прогулка
В моё докучное село:
Встречай, постылая берлога,
Моё Михайловское дно!
Была чудесною погода,
Сверчки трещали под луной,
И аромат полей тревожил –
Я был натурой не пустой.
Какая чудная обитель
Тот мир, в котором мы живём!
Вдвоём гуляли по аллеям,
Смеялись весело вдвоём.
Шутил я нынче без сарказма,
В речах не слышалось острот,
Душа и сердце ликовали:
Любовь – как сладостный острог!
Был добродушным и любезным,
Чем гостью сильно удивил –
Я не назвал луну глупышкой,
Но красотою объявил,
Когда собою освещает
В ночи прекрасное лицо,
И ты совсем не замечаешь,
Как время катит колесом.
Тут Анне быстро подал руку
И что есть духу побежал –
И побежал так быстро, скоро,
Как будто взял похвальный балл;
Как будто выдали награду
За верность Музе и труды,
За школу дней моих суровых
И за волнение груди.
Шесть лет разлуки, перерыва
Чредой прошли, как час один,
И наша встреча состоялась –
В душе угас холодный сплин.
Душе настало пробужденье
От тягот мелочных обид –
Вернулось сердцу вдохновенье,
И дух во мраке не скорбит!
Забилось сердце в упоенье,
И для него воскресли вновь
Былые лица и картины,
И жизнь, и слёзы, и любовь!..
... Глубокой ночью я вернулся
В своё уснувшее село,
Поспешно взял перо, чернила,
Когда страданье увлекло.
Так увлекла громада чувства,
Что без помарок набросал:
«Я помню чудное мгновенье...» -
Печали в узел завязал.
И вот настал день расставанья,
В Тригорском снова был обед –
Там уезжала Анна в Ригу;
Опять один средь стольких бед...
В июле вышел мой Онегин,
А девятнадцатого дня
Я подарил радушно книгу:
Глава лишь первая одна.
Нашла листок, как знак прощанья,
Средь не разрезанных страниц,
Что Анна Керн собралась спрятать.
Но спрячешь чайку средь синиц?
Молчал, смотрел на даму долго,
А после выхватил листок,
И отдавать мне не хотелось –
Смешались запад и восток.
И всё в душе перемешалось –
Печаль и радость: всё одно.
«Я помню чудное мгновенье...»
Минули дни, и где оно?
И вечный страх обуял душу –
Страшился Анну потерять:
Недолго мне писать осталось –
Уже собрала тревога рать...
Меня насилу убедили
Вернуть чудесные стихи...
Я тихо просьбе улыбнулся –
Сегодня плакать не с руки.
Негоже плакать мне, мужчине, -
Я на невзгоды не пенял!
Прощай, прекрасная особа:
Стихи на рай не променял!!!
«Тебя я больше не увижу...» -
Сказали оба без слезы,
Друг другу мы подали руки,
Погасли в небе две звезды...
... Хоть не мила мне прелесть ночи,
Я всё гуляю по ночам –
Гуляю там, где мы гуляли,
И прошлый день встаёт очам.
А сердце плачет, сердце ноет,
И я твержу: ты здесь была!
И на столе ласкаю камень
(Споткнулась пятого числа...)
Я вижу ветвь гелиотропа,
Пишу под ним свои стихи,
Они слагаются дыханьем,
И, как дыхание, легки.
Друзья, всё это, коль хотите,
Похоже очень на любовь.
Готов поклясться бедной Музой –
Кипит вином живая кровь.
Болел я долго милым чувством
И по аллеям всё бродил,
Переживал и волновался –
Свой дух на цепь я посадил.
Семь длинных писем, семь посланий,
Да на французском языке
Вдогонку Анне Керн отправил
С печатью перстня на руке.
Я покорился, преклонился
Пред той живою красотой –
Назвал, волнуясь, «чудотворной»
И красоту воспел строкой.
Мелькнуло скорое виденье –
Уж не увижу я его:
«Я помню чудное мгновенье...»
Оно дороже мне всего!
Андрей Сметанкин,
г. Душанбе,
15.04. – 03.05. 2012