- Ты был близок с покойным Владом (Графом Шуваловым) . Он был Первым Председателем Жюри, хотя пробыл на этой должности всего 4 дня. Что ты можешь о нем рассказать? Ведь Влад был весьма противоречивой натурой. Поподробнее, если можно.
- То, что я скажу о Графе Шувалове (хочу оговориться сразу) - лично моё субъективное мнение.
Он самый первый мой (и отнюдь не самый добренький) рецензент на Стихи ру. Мастер экспромта, кладезь тонкого сарказма и издёвки, он безжалостно выдирал перья из моего павлиньего хвоста, который я распустил, придя на Стихи ру. Сам, балансирующий на грани таланта и графомании, он одинаково насмехался над всем, что не дотягивало до мастерства (в том числе и над своими опусами).
Стихи не пишутся - плетутся,
А то и вяжутся порой.
Под утро, не успев проснуться,
Я слышу их жужжащий рой.
А днем они уже как нити
Лапшой свисают по ушам,
И каждый раз: Ах, извините!
И я не к Вам! И я не к Вам!
Пугает их мой дряблый почерк,
Корявый слог, кривой размер,
Обилье кратких многоточий,
Большое Я и мягкий Эр.
Но непонятные тирады
Под вечер превратятся в стих,
Которому в стихире рады
И граф, и барин, и мужик.
Я буду жить один в квартире -
Еще и напишу роман...
Жаль, граф Шувалов на стихире
Пока не первый графоман!..
Его абсолютно непредвзятый подход мне здорово импонировал. Его неиссякаемое чувство юмора в стихах притягивало. Его способность непринуждённо жонглировать словами, рифмами, чувствами вызывала восхищение. Не знаю, конечно не специально, но он на многое в моём творчестве заставил взглянуть по-другому...
Наши экспромтные дуэли перерастали в настоящие сражения, нашими словесными «пикировками « зачитывались друзья, наш хохот иной раз слышался в самых дальних уголках Стихи ру... Надо ли говорить, что мы подружились. Он был любопытен как ребёнок. Он был всегда в курсе всего. И тут же всё это пропускал через себя. И тут же выдавал об этом стих... Часто его стихи напоминали эскизы - небрежные зарисовки к будущим картинам. Эскизы эти писались грубыми мазками, гротескно, с определённой долей цинизма. Он не приукрашивал жизнь. Он просто рисовал чёрно-серыми тонами. Я смеялся: Влад, ты как помоишник - собрал в стихах все трущобы Питера! О чистом, светлом, прекрасном не пробовал писать? А он отвечал: об этом все пишут. И ты пишешь об этом. А я пишу о том, что есть...
А потом, в конце 2004 года, мне неожиданно выпала командировка в Питер. Всего на один день. Пол-дня я провёл на семинаре, а потом рванул на Невский - ну вот хоть убейте, для меня это главный проспект России. Там мы и встретились - в первый, и как оказалось, в последний раз.
Бретёр, циник, пересмешник и ловелас Граф Шувалов в жизни оказался полным антиподом своего виртуального образа - серьёзный, застенчивый, вдумчивый... У него был грустный взгляд даже когда он улыбался. Мы несколько часов ходили по Невскому (а морозище был страшенный), и я, открыв рот, заслушивался его рассказами о его родном городе. Влад любил Питер, как только может любить его коренной петербуржец. Тогда он признался, что серьёзно работает над романом о Питере. Дописал ли - так и не знаю. Потом мы сидели в кафешке, отогревались и писали на салфетках шуточные экспромты. У меня было ощущение, что я знаю его всю жизнь, хотя знал о нём крайне мало. Он не рассказывал о своей семье, очень мало говорил о работе - стихи и Питер, вот о чём мы говорили весь вечер. Прощаясь на вокзале, мы как мальчишки обменялись зажигалками на память... Странно... Я как-то рассказал о нашей встрече с Владом поэтессе со Стихи ру. Её ник Индульгенция. Много лет спустя, узнав о смерти Влада, она написала в память о нём стихотворение... написала так, на мой взгляд, пронзительно, словно сама была тогда вместе с нами...
Холода
Осень в Питере, небо в свитере крупной вязки из шерсти дымчатой,
два поэта идут по Невскому, травят байки седой реке.
А над городом веет холодом, темнотой, перспективой вычета -
сто причин(все, конечно, веские), в этом гребаном холодке.
Стрелки движутся, шарик вертится. С Петропавловской грянут выстрелы.
Всё запомнится - память цепкая:
- Вот ведь стужа, япона мать!..
- Станем классиками, и встретимся, обменяемся свежеизданным.
- Не вопрос. И накатим крепкого. Только где мне тебя догнать?
И один поспешит к парадному, а второй на вокзал:
- До скорого! - распрощаются и привычная жизнь завертится,
как волчок: непростая, порой нескладная, но в которой (и это здорово)
просто так иногда встречаются те, чьи встречи - наперечет...
...всё случилось легко и буднично: петербуржец бежал по лестнице,
удивляясь - уж больно длинная и ведёт не пойми куда.
А над гулом привычным уличным, в жарком летнем последнем месяце,
выше купола Исаакия снова грянули холода.
Кто-то может со мной не согласиться - мол, не поэт Влад с большой буквы. Я не буду спорить. Зачем? Для меня это давно решено - он был необыкновенно талантлив, самобытен и независим в своём творчестве, наверное так до конца и не реализовавшим свой потенциал, но создавший и оставивший после себя мощный пласт питерской поэзии. Конечно, гораздо больше о нём могли бы рассказать его близкие друзья-поэты, такие как Владимир Плющиков, Игорь Белкин, Сергей Фаттахов... и многие другие. Но он в моей памяти остался именно таким.
Я часто возвращаюсь на его стихирские странички. Много прочитано, ещё больше стихов только ждут своего часа... Но одно стихотворение я перечитываю всегда - именно с него для меня открылся Влад как поэт. Оно может показаться простеньким и из серии "ничего особенного", но для меня в нём всегда отражаются грустные, внимательные, всё примечающие глаза Владислава.
Девушка с севера
Ты глядишь в темноту
Взглядом сытого волка,
На плече – не тату,
А простая наколка.
В пять секунд в темноте
Меня взглядом раздела
И сидишь на тахте,
Говоришь, не сидела.
А лесбийский покрой
Старомодного платья,
А экстаз чумовой,
А стальные объятья?
А желанье курить,
Тонких пальцев дрожанье…
Могут все объяснить
Десять лет воздержанья.
Когда-нибудь я снова вырвусь в Питер, найду его последнее пристанище и положу на могилу белые розы. Обязательно белые - ПОЭТУ...
Юрий Егоров – из интервью Григория Тер-Азаряна с Юрием Егоровым