В разноголосице базара,
Там, где под небом ярко-синим
Оранжевым пылает жаром
Пожар пахучий апельсинный,
Где саблей, вырванной из ножен,
Танцуют джигу блики света, —
Там сладостно и там тревожно
Поет о чем-то древнем флейта.
А люди, затаив дыхание,
И выгнув любопытством спины,
Следят за жутким колыханьем
Змеи, таящейся в корзине.
Ждет чуда, замерев, Калькутта...
И вот свернулась лента узкая,
И кобра вы-п-о-л-з-л-а, как будто
Она любительница музыки.
И ВДРУГ ВОЗНИКЛА ИЗ КОРЗИНЫ,
КАК ПЕРИСКОП ОТ СУБМАРИНЫ!
Зеленым вспыхнула орнаментом,
Качнулась и остановила
Глаза, вцепившиеся намертво,
Глаза, прозрачнее берилла.
Мелодией завороженная,
Пасть саблезубую разинула,
И, словно бы от прокаженного,
Толпа, попятившись, отхлынула,
Толпа, утратившая мужество
Под взглядом, смертоносней дула.
...А кобра — воплощенным ужасом —
Широкий капюшон раздула
И зашипела угрожающе,
Готовая мгновенно броситься...
Но голос флейты, нежно тающий,
В прозрачном воздухе разносится:
Звучит мелодия певучая
И манит чудной, дивной далью,
Волнуя душу, сердце мучая
Безумно-сладостной печалью.
Следя за пальцами шафранными,
За заклинающими жестами,
Вдруг вспыхнули насквозь стеклянные
Зрачков холодные прожекторы.
И, извивая кольца медные,
Змея, сгорая в злобе бешеной,
Заколыхалась в танце медленном,
Покорно-гибкая, как женщина.
Таганка. 1960 г.