Через пять минут ты всё забывала,
и, прижавшись щекой к моей груди,
как на дереве бабочка, засыпала,
заставляя дерево зацвести.
Только я – прости меня, дорогая –
помня всё, о чём кричать не к лицу,
лепестки увядшие распускаю,
осязая с крыльев твоих пыльцу.
И неважно, где ты порхаешь, милая,
средь каких кустарников или пней, -
прилетишь, усталые сложишь крылья,
и щекой прижмёшься к груди моей.