Казалось бы, нужно писать стихи, когда в межреберье волною тупая боль,
Но как ни старайся, не вытащить и строки. Прости, мой Боже, и меня уволь.
Мой жанр внезапно сменился на фото-Прозу сорта «сожги-и-развей».
И умерла внутри Вселенна-Я: «Гигантский Китайский Воздушный Змей».
Та, что испуганной дикой птицей рвалась из вены под бледной кожей,
Что так любила твои ямочки и ресницы, ну, и тебя заодно, Боже, тоже.
Мой Боже с лукавой усмешкой в глазах следит за мной из-за угла.
Следит и смеётся: «Ну как же ты так могла быть глупа и слепа?»
Мой Боже – всегда в коже и казаках. Он вечно весел и никогда – трезв.
Но если вдруг я усну у него в ногах, Он будет мил и убавит свою спесь.
Мой Боже – парень, которого все хотят, Он курит лёгкие, на его губах – smile.
И когда в моих руках появляется автомат, Он шепчет на ухо «Everybody lies».
Мой Боже любит свои косуху и байк. И страстно шепчет, что счастье на свете есть.
И если это однажды окажется так, то я поцелую на шее безверный крест.