Неудачливые визитёры.
Примерно в то же время, когда бухгалтер мчался
В комиссию по зрелищам затем, чтоб рассказать
О том, что в Варьете за старшего остался –
Исчезло руководство. Другого б обязать,
В Москву по расписанью без опозданий точно
На Киевский вокзал прибыл как раз состав.
Кто посмотреть столицу, кто и по делу срочно,
А кто-то возвращался домой, в пути устав.
В числе других прибывших, понятно, что со всеми,
Приехал и Поплавский сюда Максимилиан,
Чтоб выяснить на месте и разобраться в «теме»,
От правды отделить, коль встретится, обман.
Позавчера уже, считай, под самый вечер
Им телеграмму срочную в квартиру принесли,
И если здесь всё так, печаль- беда на плечи,
А если нет, не правда – зачем же всё сплели?
Вот, что это за текст? «Зарезало трамваем…»
От первого лица, подчёркнуто – меня!
«Выходит, что в четверг я буду отпеваем.
Хотите попрощаться, не медлите и дня!»
И как расшифровать? Погиб, иль всё же дышит?
Изволил озаботиться родню предупредить?
Зарезало трамваем… Покойный, что ли, пишет?
Глупейшая нелепость… Кто мог начередить?
Максимилиан считался не глупым человеком.
И даже не считался – действительно так есть!
Решился: нужно ехать, пусть даже кто-то смехом...
И пусть бы даже так! И вот уже он здесь.
По-родственному жалко племянника не ложно,
Но до конца, коль честно, имелся свой резон…
Мечтал, мечтал давно, пока что безнадёжно,
Стать жителем Москвы… Но, как сумел бы он?
Свой Киев ненавидел безмерно – это точно!
Сколь помнилось, давно, с рожденья… Отчего?
И сам бы не ответил… Хотел в Москву порочно!
Никто из окружающих не понимал его…
Был всеми уважаем и всюду принимаем,
Вниманием, почётом никак не обделён.
Считая ерундой, мечтал – о чём мы знаем –
Оставить клятый Киев… Москвою грезил он.
В различные газеты давались объявленья,
По метражу и меньшую готов был даже взять.
И вдруг такое дело… Такое совпаденье –
Промедлить непростительно. Удачу б не проспать!
Что трудности возникнут знал безусловно тоже.
И без подсказок лишних как надо понимал.
Что трудно зацепиться, но всё-таки возможно -
Жилплощадь-то свободна… Занять её желал.
***
Нанял таксомотор и вот он на Садовой,
Пред дверью, где табличка и надпись: Управдом.
Окинул зданье взглядом: «Да, дом совсем не новый… -
И сам себя одёрнул – Всё мелочи! Потом…»
«Мне нужен председатель жилхозного правленья!»
Сидевший там мужчина сказал на то: «Их нет!»
«А кто есть? Секретарь?» Тот в полном изумленье
Пробормотал чуть слышно какой-то явный бред…
Не зная как и быть, представился: «Поплавский!
Я не случайно здесь – надеюсь убедить –
Наследник Берлиоза! Не будете ли ласков,
Меня в его квартиру теперь же проводить?»
Но тут вдруг за спиной внезапно дверь открылась,
И кто-то неизвестный к ним в комнату вошёл:
«Вы будете Пятнажко?» Скажите же на милость…
«Да, я!» - ответил тот. Поднялся и ушёл…
«Да, что это такое? Нет никого, вдруг, сразу… -
Максимилиан Андреевич от злости побледнел –
Ужасно как не вовремя… Вот принесло заразу…
Хотел, как полагается…» Пойти один посмел.
***
В дверь смело позвонил. Немедленно открыли.
В переднюю вошёл. Там сумрак – не светло…
Нет никого совсем и «кто?» спросить забыли…
«Не в добрый час!» - подумал. С чего так не везло?
Чтоб вовсе никого – не правильно, конечно:
Огромный чёрный кот присутствовал в углу.
Сидел, но как сидел? Уверенно, беспечно,
По-человечьи слишком… Вдруг произнёс: «Угу!»
Обдумать не успел – дверь тихо отворилась
И в коридорчик вышел какой-то человек.
«С чего такой худой? – невольно мысль явилась –
По жизни не встречал подобных целый век!»
«Поплавский я! – представился – Был Берлиозу дядей!»
Тот вдруг как заорёт, как принялся рыдать.
«Ну, надо… Посмотрите… - на горе это глядя,
Подумал про себя – Не знаю, что сказать…»
«Я сразу догадался, как только вас увидел!
Вот, что ж это творится? А, милые ж мои…
Какой был человек! Ни разу не обидел…
За что такая смерть? Как кончил дни свои…»
И продолжал рыдать, в рыданьях содрогаться,
Причитывать по-бабьи, и что-то бормотать.
«Вы, что, друзья с ним были?» - внезапно догадался,
А про себя подумал: «С чего бы так страдать?!»
«При мне, поймите вы, при мне всё это было!
Трамвай-то как наехал: ой, только хрусть и хрясть…
И – напрочь! Ни копнулся – прям сразу задавило…
Подумай сам, родимый, забуду ль эту страсть?»
И снова в причитанья, и в крики, и рыданья.
С слезами произнёс: «Всё, больше не могу!
Зачем, за что мне это? Ужасные терзанья…
Не пожелаю, веришь, и злейшему врагу…
Трясусь без останову, как после долгой пьянки,
А третий уже день не брал и капли в рот,
Лишь для спокою капли, навроде валерьянки…»
«Кто телеграмму дал?» «Не знаю… Может, кот?»
Тот шевельнулся вяло и ловко на пол спрыгнул,
Поправил задней лапой оставленный им стул,
Потом вдруг потянулся, чего-то злобно рыкнул,
Не по-кошачьи вовсе с усилием рыгнул.
«Ну, я давал! И – что? И что же в том такого?»
Поплавский растерялся… В глазах всё поплыло…
«Чего молчишь, любезный? Смотрите, это ново –
С чего бы тебя вдруг так рьяно повело?»
Потом как заорёт: «Мне паспорт свой подайте!»
Тот не пришёл в себя, но молча достаёт.
«Куда ты протянул? Сюда, сюда давайте!»
А сам уже очки на нос себе кладёт…
Ужасно возмущаясь, кричал про отделенье,
Мол, он бы ни за что докУмента б не дал!
Свирепо всё, ужасно... Металось возмущенье…
Но выдохся, притих и так ему сказал:
«В Москве вам пребывание, конечно, отменяется!
Держи покрепче паспорт и дуй скорей домой!
Не твой ли чемоданчик у ног теперь валяется?
Но никому ни слова! Приказ запомни мой!»
Кому-то громко крикнул: «Любезный Азазелло!
Нас дядя покидает! Будь ласков, проводи!»
В ушах Максимилиана, как в проводах, гудело,
Но было чётко ясно: от них добра не жди…
На зов кота явился мужчина - не высокий,
На страшный, смертный грех обличием похож,
С противнейшим клыком, корявый, кривоокий,
Плюс ко всему набору за пояс сунул нож…
Дверь шустро распахнул и вывел на площадку.
Из любопытства, что ли, взял чемодан, раскрыл,
Все вещи побросал вниз вовсе без порядку.
Вдруг обнаружил курицу, ручищею схватил,
Внезапно размахнулся да птицей той по шее…
Жестоко, очень больно, аж искорки из глаз…
Заковырялся вниз и - только бы скорее!
Вдогонку слышен хохот: «Не забывайте нас!»
Пересчитав пороги почти до поворота,
Нечаянно ногой вдруг по стеклу попал…
А снизу шли как будто, да, поднимался кто-то:
«Где пятьдесят квартира?» - рукою показал…
Тихонько сошёл вниз. Вещичек нет, пропали.
Но паспорт цел, на месте с деньгами портмоне…
«Как, интересно, там другого повстречали?
Остаться посмотреть…» Припал спиной к стене…
Какие теперь похороны? Забыл, что собирался…
До поезда есть время… значительный запас.
Но вот шаги вверху – похоже, тот спускался.
«Ага! Ну, как? – злорадно – Как проводили вас?»
Оттуда ярость, крики и почему-то кошки…
И вдруг: «О, Боже милостивый! Услышь и помоги!»
Промчался мимо пулей. Вся лысина в окрошку…
Вновь замутило страшно… И вновь в глазах круги…
Но, что же там случилось? Всё началось не сразу.
Открыла двери горничная нагая… без всего…
Трезвонил телефон… Она: «Алло!» - Зараза…
Зачем же в таком виде? Вот, как это, с чего?
Поговорила в трубку, и до него с вопросом:
«А вы к кому пришли? Вам нужно здесь кого?»
«А мне бы вот артиста!» – смущённо шмыгнул носом.
«Ах, рыцарь! Тут к мессиру!» «Давай сюда его!»
Вошёл за ней в гостиную и сразу «прилип» к месту,
Настолько поразило представшее пред ним:
Горел камин старинный, но вот что интересно –
Совсем не жарко было, не ощущался дым!
Огромный стол покрыт церковною парчою.
Бутылок разных множество (все пыльные!) на нём…
Духами резко пахло и ладаном, свечою.
И шкура тигра, что ли… Кот чёрный пред огнём.
Стол сервирован. Блюда из золота, конечно.
И мясо уже жарилось, как если бы шашлык.
«Чем вам могу помочь?» - вопрос звучал сердечно.
Очнулся, сбросив грёзы, но как-то весь поник…
«С чего бы мне начать? Буфетчик я в театре,
Где фокусы на днях вертели вот ты, кажись, и ты!
Считаю себе кассу. И что же там? Представьте:
Червонцев нет в помине – лишь белые листы!»
«Артист» аж встрепенулся: «Достаточно! Ни слова!
Как только это вспомню, сейчас же задрожу.
Чтоб я когда-нибудь зашёл ещё к вам снова…
Мошенник вы и плут – вот так я доложу!
Бесценнейший вы мой! Призвать бы вас к ответу!
Вот чем же вы торгуете? Взглянул я невзначай…
Сыр брынза только белая во все века по цвету!
И разве же разводят сырой водою чай?
А ваша осетрина?! Нет, это невозможно!»
«Второю уже свежестью её к нам привезли…»
«Такого не бывает! Запомните – не сложно:
Она всегда лишь первая с рождения Земли!»
«Но я не потому явился к вам вопросу…
Мне как-то недостачу теперь бы погасить!»
«А, что же вы стоите? Присели бы без спросу,
Коль слуги позабыли к тому вас пригласить!»
Скорей подали стульчик. Сел. Ножка подломилась…
С испугу громко охнул, ударившись о пол.
«Надеюсь, не ушиблись? Простите же на милость!»
И разговор опять не торопясь пошёл.
Откуда-то внезапно к ним прилетела птица,
Бесцеремонно вовсе… «Ну, надо же, сова…»
Растерянно молчал… Как было не дивиться?
Тут вдруг опять «артист» к нему свои слова:
«Вино какой страны придётся вам по нраву?»
«Не пью его совсем!» «Так, в карты, домино?»
«И не играю вовсе! – а в мыслях – Боже правый!
Вот утомил… Ну, надо! В глазах уже темно…»
На что пришлось услышать такое заключенье,
Что, помрачнев, хозяин сурово произнёс:
«Опасны и весьма, причём, без исключенья,
Непьющие мужчины – вам говорю всерьёз!
Они или больны и очень, чрезвычайно,
Иль подлецы такие, которых поискать…
И это, вновь поверьте, нисколько не случайно,
Я мог бы вам примеров изрядно рассказать»
«Не лучше ли о деле… Вы разницу верните…
Сто девять в сумме рубликов… Не мне же отвечать…»
«Мошенники, однако! Вы вот что мне скажите,
Ужель средь москвичей их можно повстречать?
А вы у нас, признайтесь, ведь человечек бедный?
Откройтесь, сбереженья какие есть у вас?»
Но вместо голос чей-то из комнаты соседней:
«Не Бог весть что, конечно, но держит про запас
От миллиона четверть - открыт счёт на сберкнижке,
Под полом - уже дома - штук двести золотых…
Не много, признаю… Но даже это слишком –
Ударить смерть готовится и вскорости под дых!
Умрёт от рака печени в том феврале он, точно!
Осталось девять месяцев… Коль сумму поделить…
Не шиковать, понятно, но можно прожить сочно…»
Буфетчик обомлев, порвал беседы нить…
«Ах, вот как! Мы однако, похоже, замечтались.
Представьте-ка бумагу!» Тот поспешить был рад:
«Вот, все эти листочки! Все, что тогда остались…»
Пакет уже развёрнут, но что в нём видит взгляд?
Червонцы! Настоящие! Понятно и – бесспорно…
Он как-то быстро, сразу и сильно постарел…
И даже сама просьба вдруг показалась вздорной:
«Простите, я, наверно, не так, что ли, смотрел…
Позвольте мне уйти… Они же… нет? Обратно?»
«Ну, если так случится – в другой раз приходи!
Мы будем очень рады! Весьма, невероятно!»
И крикнул в коридор: «Слышь, Гелла? Проводи!»
Присел уже на лестнице проверить – всё на месте!
Поднялся очень медленно: «Ох, шляпочку забыл..
Куда мне без неё-то? Надел – всё честь по чести!»
Опять близ той квартиры и снова позвонил…
Раскрыли, словно ждали: «Что вам ещё, скажите?»
«Я, видите ли, шляпочку, кажись, у вас забыл…»
Ни здравствуй, ни прощай, ни просто извините…
С досады плюнул даже. Стоит, глаза закрыл…
Когда открыл на звук, увидел свою шляпу.
Напялил поскорее и побыстрее вниз.
Но что-то с ней не так… Снял – побелел от страху:
В руках берет с пером… Насмешка, злой каприз…
В сердцах от злости плюнул. Потом, перекрестился.
И тут же, в тот момент (с чего бы – по уму?)
В котёнка мастью чёрного берет оборотился,
И лапами вцепился вдруг в лысину ему…
Отчаянно вскричал, по лестнице пустился.
Котёнок ловко спрыгнул и стреканул наверх…
Не помнил, как тогда в аптеке очутился,
Перепугав ужасно там до истерик всех…
О предстоящей смерти мысль мозг в узлы вязала:
Рак печени… ну, надо?! Кто лучший специалист?
Одна из женщин там «Кузьмин!» ему сказала.
Он кинулся к тому. На запись нужен лист…
Шепнул его помощнице, что, мол, смертельно болен…
Сочувствием прониклась, в обход всех провела.
Профессор был серьёзен, иль чем-то недоволен.
Спросил, с чего в бинтах, в кровище голова.
«Да, плюньте вы на голову! – ему на то буфетчик –
Что голова? Забудьте! Она тут ни при чём!
О печени молю! Скорей проверьте печень!
Остановите, доктор!» - сам слёзы льёт ручьём.
Тот посмотрел в упор уже на пациента:
Штаны на нём сырые, вся в марле голова…
Совсем не ожидал подобного момента –
«Сошёл с ума, похоже!» - крутились всё слова.
«Вы водочку-то пьёте?» «Не знаю вкуса даже!»
«Ах, вот как?! Раздевайтесь, мне нужно осмотреть»
Промял ему живот… Тот ждал вердикт отважно…
«Нет, ничего, милейший! С чего бы сразу смерть?»
«Вам сколько за приём?» «Да, сколько захотите!»
Достал тридцать рублей и столбик золотых:
«Не брезгуйте, профессор! От сердца вот возьмите!
Не допустите только, чтоб вдарила под дых!»
«Сейчас же и немедленно всё это уберите!
И сдайте-ка анализы. Вот: кровь, да и мочу!
За нервами, голубчик, как следует следите,
Соль исключить из пищи!» - похлопал по плечу.
Больных в тот странный вечер понабралось не много.
Последний тем не менее уж в сумерки ушёл.
Пора идти домой. Сбираться стал в дорогу,
Мельком взглянул где деньги… однако, не нашёл!
На месте тех червонцев три рваных этикетки,
Похоже, что с бутылок от «Абрау-Дюрсо»...
«Вот это да! – воскликнул – Таких сажать бы в клетки!»
И справился у нянечки, все целы ли пальто.
Пальто на месте все. А как понять? Зачем же?
С какой явился целью чудной тот пациент?
Как в холостую мысли вращались… реже, реже…
Пытался отыскать какой-нибудь ответ.
Вернувшись в кабинет, сейчас к столу подался,
А там такое встретил – аж стукнул кулаком:
«Ах, Ксения Никитична! – позвать ту догадался –
Откуда здесь котёнок и блюдце с молоком?»
«Подбросили, наверно. Откуда же я знаю?»
«Допустим, что и так, но унесите вон!
Да, что это сегодня? Совсем не понимаю…
С чего бы оно так, причём со всех сторон?»
Сам выглянул в окно, услышав чей-то хохот.
Но то, что там увидел, чуть не ввело в столбняк:
В одной сорочке дама… При этом жуткий топот,
И сразу по спине как ветерком, сквозняк…
Внезапно за спиной чириканье. Откуда?!
Опять же на столе большущий воробей!
Но не совсем обычный – талантливый паскуда:
Изображал похоже подвыпивших людей…
Ходил нахально, нагло и, не скрываясь, явно,
В чернильницу нагадил, расколотил стекло,
Нарочно полетал перед глазами плавно,
И улетел куда-то. На сердце тяжело…
Профессора рука лежит на телефоне –
Собрался психиатру знакомому звонить.
Внезапно мысль ожгла о клинике, дурдоме.
Решил не торопиться, чуть-чуть повременить…
Но всё же позвонил. Куда? В бюро пиявок:
Профессору такому-то. Не в клинику – домой!
И глазом не моргнул: пред ним отдел доставок –
По виду, вроде женщина, а рот с чего мужской?
С одним клыком торчащим и мёртвые глазищи…
Он обомлел настолько, что по спине мандраж…
«Я деньги приберу? Зачем вам эти тыщи?» -
Сгребла все этикетки. Исчезла, как мираж…
Промчалось два часа. Профессор уже дома.
Пиявки на висках, на шее, на ушах.
А рядом с ним Буре – тот, психиатр знакомый.
Пытался утешать, но дело, в общем, швах…