(Продолжение. Начало см. "Волчёныш и далее вверх по списку страницы, если есть желание.)
Сплелось время, косой девичьей перепуталось. Человек, как божья коровка, солнышком красным по ней вверх ползёт. Взойти повыше стремится – осветить мир свой, все закоулочки тёмные, от страхов избавиться. Вырваться из паутины тёмных веков нелегко и помочь в этом только любовь может – неведомая страна. Мы спешим туда каждый своим путём - каждый сам себе и охотник, и добыча. Любовь настоящая – это дерево, глубоко корни пускающее в нашем сердце, зеленеет оно и даже цвести продолжает и на его развалинах.
Помню, как поразил меня рассказ мамы про девушку Охоню, когда сидели мы с ней на речном косогоре напротив обрыва Исетского речного. Верхняя кромка берега пластом чёрной земли темнела. Показала мама на неё рукой и сказала, что место это «Охонины брови» называется, а потом поведала такую историю.
IV
Двоеданы
После Никоновской церковной реформы убегать в Сибирь потоки несогласных с ней стали. Селились они и в Зауральи, подальше от мирского глаза. Здесь, в глуши, находили они себе отдохновение от страшных гонений, коим подвергались. Здесь селились, жили, питались тем, что река давала, охотились, расчищали и засевали еланки лесные. Трудились в жарком поту с раннего утра до ночи поздней. Зато жили крепко, безболезненно. Книги старинные, иконы свято хранили, передавали из рода в род. Странные люди были – дырку в углу просверлят и молятся на солнце и месяц - дырочники одним словом. Некоторые тополю и берёзе поклонялись. Уж не язычниками ли от разочаровательства в вере становились?
Иногда, правда, вынуждены были бросать всё и в дальние леса, в тайгу, уходить снова из-за набегов ордынских. Мало того, что их власти преследовали, приходилось терпеть и от степных лихоимцев. Так меж двух огней и жили. Потому и двоеданы – двойную подать платили: и державе русской, и степнякам. Жизнями платили, кровью. А когда совсем невмоготу было, когда деваться было некуда от погонь, пыток, измывательств да осад ворожьих, то гари устраивали – самосожжению себя подвергали.
Охоня
Вот в такой двоеданской селитьбе и появилась Охоня. До того, как девчонка эта родилась, мать её в плен к киргизам попала, но сбежала от них, долго по чужине мыкалась. В конце концов на двоеданское поселение набрела, прижилась у староверов. Здесь и дочку на свет Божий вывела.
Росла девчушка, взрослела. Характером боевая была, натурой крепкая, гордая. Хоть и в лесу жила, а степного кроя – свободу, волю любила. Дикость эту заметили в ней раскольники, непокорность и своеволие в ней, как потоки весенние бурлили. За это и ненавидели её некоторые двоеданцы в селитьбе. У-у, рожа калмыцкая! - говаривали.
Охоня не обращала внимания на выбрыки словесные злобных недоброжелателей. В свободную минутку в лес убежит, бродит, а не то на сосну высокую, корабельную залезет. Окрест, ух! как далеко видать. Тайга, река, туманы, облака – всё в её власти, всё ей принадлежит.
Однажды по весне набрела она на лосёнка-сиротку. Мать-лосиха от жадной руки погибла. Пригрела Охоня горемыку, вскормила. Другом ей Лось Лесной стал – Защитником. Вместе по лесу тропы запутанные вели, елани лесные обхаживали. Здесь и набрели на Волчёныша.
(Продолжение следует...)