Я, в сущности, старый толмач-переводчик,
но птичий язык не подвластен уму,
из вешних дубрав и восторженных вотчин
несущийся, внятный себе самому.
И как объяснить языком человечьим
руладу взахлёб, торопливую трель?
И смысл исковеркан, и звук изувечен,
и маем двоятся июнь и апрель.
И сердце сбоит, и дыханье спирает,
как будто стесняет незримой рукой,
плывут в поле зренья зигзаги, спирали,
молочная прядь и луна над рекой.
И в свете луны проявляются строчки,
и рифмы блуждают в моей голове,
и мир постепенно сжимается в точку,
в которой по-русски поёт соловей.