Магия и её разоблачение.
Театр заполнен был до самого предела.
Удача невозможная, редчайшая – аншлаг!
С восторгом, с восхищеньем там публика глядела
На действо, что на сцене, буквально в двух шагах:
На небольшой арене семья артистов Джулли
Работала добротно, красиво номер свой,
В который весьма мастерски, по-новому ввернули
Предмет знакомый с детства. Обычный и простой.
Как что? Велосипед! Казалось бы, что проще?
Но это, верьте граждане, где и в каких руках!
В одних он плачет, стонет и мало что не ропщет,
А в этих вот умелых сам восклицает: ах!
«Великолепно! Браво! Брависсимо! И – мило!» -
Всего не перечислить, здесь только часть того,
Что в зале Варьете ввысь эхо возносило
Под купол самый здания, строения всего!
И вот уже антракт. Зал зрителем оставлен.
И сразу же в буфеты тот зритель устремлён.
Афиша объявила: маг в третью часть заявлен.
Все с нетерпеньем ждут. Пока не прибыл он.
Глаза людей блуждают по красочным витринам.
На них ликёры, вина, и водка, коньяки.
Сам Бахус к ним плывёт на шхуне-бригантине,
Восторженно вздымая с призывом две руки!
Фамилию художника давно все позабыли,
А, может так и статься, никто её не знал…
Но вот саму работу, картину, сохранили –
Буфетный украшает теперь собою зал.
Единственный из всех, кому сейчас, сегодня
И праздник был не в праздник – на ум совсем не шёл,
Несчастный финдиректор: «О, Боже! Страсть Господня!
Что сталось с Варенухой? Куда девался он?
Куда ушёл, понятно, когда, зачем – известно.
Вернуться бы пора! Давно пора назад!
Измучился совсем… Но вот что интересно:
Ведь под рукой всё время на тумбе аппарат!
Набрал бы нужный номер и всё – прощай тревога!
Что было там и как, расскажут, прояснят…
Но как-то не посмел. Дрожат с чего-то ноги,
Дремучим вовсе страхом наполнился и взгляд…
Когда же, наконец, осмелился, решился,
И даже трубку поднял, чтоб всё же позвонить,
Почти что сразу понял, вздохнувши, убедился:
Нет связи до сих пор. Всё бьются починить…
Вернул её на место почти что с облегченьем,
Поскольку не теперь… пусть будет, но потом…
Конечно, понимал, что только длит мученья,
Дышалось через раз и то с большим трудом…
Вошёл курьер с известием, произнеся: «Приехал!»
Ну, что ж? Необходимо было идти того встречать,
Приветствия сказать, как принято, успеха
По хлебосольству русскому приезжим пожелать!
Чрез силу потому, что очень не хотелось.
День вымотал настолько – совсем не до чего.
«Что стало с Варенухой?» - тревогою вертелось.
Но протокол, обычай – всё требует того…
Свободные сотрудники туда уже сбежались –
На знаменитость редкую поближе посмотреть.
Повдоль стены гримёрки по струночке прижались.
И самый нервный кто-то уже начал бледнеть…
Во-первых, облаченье – покрой заморский фрака
Без исключенья всех и наповал сразил!
Видали многих, разных и здесь бывало всяко –
И между тем видавших безмерно поразил!
Плюс свита ко всему – его сопровожденье!
Представить невозможно: диковенный набор.
Допустим, что худой – слуга, для услуженья,
А кот к чему, зачем? Какой-то перебор…
Но как отдрессирован невиданно однако!
На задних лапах строго мимо зевак прошёл,
Расселся прямо в креслах… конечно, наглость… всяко…
Народ в кураж какой-то, неистовство пришёл!
На публику играя, как будто для порядка,
Воды себе в стакан холодненькой плеснул,
И выпил аккуратно, и ротик чистой тряпкой
По-джентельменски вовсе изящно промокнул!
Но Римский вперёд всех навстречу тем подался:
«Мы рады вас приветствовать! – им вежливо сказал.
Как ни скрывал, заметно, что очень уж старался,
Радушную улыбку, как мог. Изображал. –
Не нужно ль будет вам какой аппаратуры?»
«Алмаз вы наш! Спасибо, у нас всегда с собой! –
С ответом вышел тот, с худой весьма фигурой –
Считаем: эйн, цвей, дрей – и всё! Ни боже мой!»
А сам при этом пальцы вертел перед глазами.
(Смутившийся тем Римский на вовсе обомлел)
И вдруг всем неожиданно «обрадовал» часами –
Тот рот раскрыл в испуге… спросить его хотел…
Представьте, он часы носил так: на жилетку
Через петлицу крепко, надёжно пристегнув,
А поверху пиджак… Как этот самый «в клетку»…
Как, извернувшись хитро, в мгновение стянул?
«С таким в трамвайчик, граждане, не следует садиться!» -
Вдруг кто-то потрясённо промолвил за спиной.
Но тут звонок раздался: пора, мол, расходиться!
И все к арене дружно направились толпой.
Конферансье уже кружил по всей арене.
Из театралов многим в Москве он был знаком.
Любил свою работу и не считал за бремя.
Порхал по кругу резвым каким-то петушком!
Пытался пошутить… на этот раз не вышло –
На чудеса настроен, другого жаждал зал.
«Маг-чародей пред вами!» - представил очень пышно.
Не продолжать бы дале, однако продолжал…
За что и пострадал чуть позже, расплатился…
Вот кто его просил? Кого, в чём убеждать?
Мол, не имеет вовсе, представьте себе, смысла
Всё то, что вам покажут, на веру принимать!
Мол, время чародейства и магии промчалось.
Век колдовства, известно, давным-давно прошёл.
А что же на сегодня нам, граждане, осталось?
Один лишь только фокус! И это – хорошо!
Маг, говорил он всем с азартом, увлеченьем,
В конце своей программы нам твёрдо обещал,
Представить что и как, всему разоблаченье!
Его тихонько. Молча, не веря, слушал зал.
Покончив с этой речью, по сути – с ахинеей.
Взмахнул рукой (отмашка) – кому-то подал знак.
Тотчас раскрылась штора, а сразу же за нею
Готов уже на выход таинственнейший маг.
О как же эту троицу там зрители встречали!
Не только самого, но также весь эскорт.
«Подайте моё кресло!» Все сразу замолчали.
Подобострастно кот не медля подаёт.
Из ничего совсем, из воздуха возникло.
У многих в удивленье раскрылся тут же рот…
Потом внезапно всё и разом сразу стихло…
«Скажи-ка для начала, любезный мой Фогот!» -
Так обратился маг к тому, весьма худому.
Коровьевым тот раньше, как помнится нам, был…
С чего бы оно так? С чего вдруг по-другому?
Когда сей господин фамилию сменил?
Так, стало быть, Фагот? Ну, что же? Пусть и ладно…
С ним в зале Варьете был мало кто знаком.
Но верещал он также, как раньше, преизрядно,
Всё также дребезжал противным тенорком.
«Заметил ты, Фагот, какие перемены
В народонаселении теперешней Москвы?»
«Бесспорно, да, мессир! Не только, скажем, стены…
Заметны, есть, конечно! Я понял, о чём вы!»
«Прекрасно, хорошо! Я рад, что ты заметил!
Не о костюмах-платьях каких-то говорим.
Ещё здесь появились… ох, как же их? Вот эти…
Машины! Много разных, с избытком даже зрим»
С вниманьем напряжённым им публика внимала.
Их странным рассужденьям каким-то и словам.
Ей было не понятно… она не понимала –
И молча вопрошала: зачем всё это нам?
Как зрители, Бенгальский в полнейшем изумленье
Решил: вмешаться нужно, желая прояснить –
Москвою, мол, всегда все гости в восхищенье,
И москвичей, понятно, есть повод похвалить!
Прослушав его речь, они в упор взглянули.
К Фаготу обращаясь, маг медленно спросил:
«К чему вот те слова, нам помешав, ввернули?
Об этом ли тебе, мой друг, я говорил?»
И вовсе нет, мессир! Он врёт, он врёт, конечно!
Ему не привыкать – всегда и каждый час!»
И как-то посмотрел, на первый взгляд беспечно:
«Поздравим, гражданин, теперь совравши вас!»
Со всех сторон плеснуло веселием и смехом.
Бенгальский в удивленье аж выпучил глаза –
Никак не ожидал… С чего над ним потеха?
Чего тот приглашённый здесь блеет, как коза?
«Однако мы слегка того… слегка заговорились,
Почтенный сударь мой, любезнейший Фагот!
С чего-то в рассужденья, раздумия пустились,
А публика скучает, а публика-то ждёт…
Чего-нибудь попроще, милейший, для начала,
Не мудрствуя лукаво и тотчас покажи!»
Тут в целом встрепенулась, очнулась словно зала.
Фагот по всей арене крутить стал виражи.
С котом переглянувшись, внезапно разбежались,
Построив меж собою воздушный мост из арт.
Движение руки – «мост» в ленту размотали,
Качались своевольно, кружась: вперёд, назад.
Атласною змеёй они вились, мелькали…
Потом Фагот их медленно втянул в раскрытый рот.
И хоть бы раз один они на пол упали –
Немыслимо! Фантастика, аж оторопь берёт!
«Отлично! Браво! Класс! – со всех сторон кричали –
Давай ещё! Давай! Ну, надо?! Каково?!»
«Секунду! Разберём, что видели вначале –
Где та колода карт? Смелее! Скажите – у кого?
Не знаете? Ну, что ж? В седьмом ряду, в партере,
Некто мсьё Парчевский пусть лучше поглядит!
Да, нет же, нет! В кармане ищите, не портфеле,
Заначкой где трояк запрятанный лежит!
Там, где повестка в суд. За что? За алименты.
Гражданочки Зельковой имеется в нём иск!»
Тот быстро отыскал, считай, одним моментом:
«Куда их деть, скажите?» - раздался его писк.
«Оставь себе, конечно! На память тебе будет!»
Вдруг голос сверху к ним: «Эй, господа! Старо!
Из ихней он компании! Видали, знаем! Люди,
Поверьте, точно знаю! Прям чувствует нутро!»
Фагот прищурил глаз: «Вот даже как? Ну, что же?
Тогда в своём кармане ты тоже поищи!
Быть может, как и тот, и ты, крикун, наш тоже?»
«Нет ничего, представьте!» «Внимательней ищи!»
Вдруг на галёрке шум, какое-то движенье:
«И верно, что-то есть! Смотрите-ка, смотри!»
Потом всё тот же голос, преодолев смущенье:
«Нашёл, но тут не карты… Не карты тут внутри…»
«А что же ты нашёл?» «Да деньги тут, десятки!
Но вряд ли настоящие… фальшивые, поди…
Изволите чудить, как погляжу, ребятки…»
И вот уж голос сбоку: «А мне? Мне поклади!»
«Авек плезир, мон шер! – Фагот слегка прогнулся –
А что на, самом деле, что я по одному?»
Зловеще посмотрел, но следом усмехнулся,
Затем достал наган и выстрелил во тьму.
При счёте – раз, два, три – откуда-то, как с неба,
Вниз закружились часто бумажные листки…
И люди закричали: «Сюда! И мне! И мне бы!»
Зажала жадность сразу и всех в свои тиски…
Из них уже никто совсем не сомневался,
На подлинность купюры никак не проверял –
Понятно, до халявы народ охоч, дорвался,
Пихал стоявших рядом, отталкивал, валял…
В одних рядах смеялись и дружно веселились,
В других же не до смеха – в ход шли и кулаки…
И тут Бенгальский снова: «Ну, что же? Убедились?
Гипноз всё это, граждане! Кому это с руки
Швыряться ни с чего вдруг да в публику деньгами!
Минутки две иль три, не более пройдёт,
И вы поймёте всё немедленно и сами –
Богатство это зряшное, исчезнет. Пропадёт!»
Не выдержал Фагот: «Эй, как тебя? Послушай!
Я от тебя, признаться, сил нету, как устал!
Ушёл бы ты отсюда – тебе бы было лучше!»
И обратился с речью в примолкший было зал:
«В червонцах, господа, не стоит сомневаться -
Легко проверку выдержат на цвет и на просвет!
Теперь прошу подумать серьёзно постараться,
Затем, чтоб на вопрос могли вы дать ответ:
Что сделать нам вот с этим? Скорее подскажите!»
Вдруг указал рукой им всем конферансье.
Минуты не прошло: «Башку ему сорвите!»
«Ась? Миль пардон, граждАне! Особо вам, мусье!
Ты слышишь, Бегемот? Так отчего же медлишь?
Желанье нашей публики незыблемый закон!
Придумываешь как? Иль до конца не веришь?
Прошу на первый план отвесить всем поклон!»
То, что случилось следом, шокировало вечер –
Нет в обиходе слов, способных обозвать…
Кот молнией взлетел Бенгальскому на плечи,
Невидимым движеньем сумел её сорвать…
Понятно, сразу кровь вверх брызнула фонтаном.
А тело… тело пало, мешком свалилось ниц…
При этом голова смотрела… страшно, странно…
Катились слёзы градом из-под её ресниц…
«Посмеешь ещё раз мешаться здесь процессу?»
«Нет, нет! Не буду больше!» – страдая, говорит…
«Так, может быть, простим? Простим его, профессор?»
«Простим, простим, прости!» - в волненье зал гудит…
«Наверное, простим, коль просят о том люди.
Ничто здесь не меняется… всё так же и теперь –
Решают, не обдумав, что в результате будет,
И всякий раз при этом не в ту стучатся дверь…
Известно, легкомысленны… Но всё равно, но всё же
Не чуждо милосердие, не чужда жалость им…
Вопрос квартирный портит и непрестанно гложет…
И денежный, как прежде, всё также ими чтим.
Ну, что ж? Наденьте ему голову!» - исполнили, надели.
Точнёхонько пришлась, как и всегда была.
И видимого шрама не отыскать на теле,
И зал воскликнул в страхе: «Вот это, брат, дела…»
«Заботливый» Фагот смахнул остатки крови,
Достал червонцев пачку и сунул в его фрак:
«Катись быстрей отсюда подальше, бестолковый!
Прочь с глаз долой! Скорей, коль не дурак!»
И тот себе пошёл… С трудом пошёл, шатаясь,
Но где-то у пожарного не выдержал поста –
Свалился, как подкошенный, за голову хватаясь:
«За ради сил Небесных и Господа Христа!
Возьмите всё себе: квартиру и картины,
Машину, деньги, дачу! Берите и ружьё!
Верните мою голову! Разбойники, скотины!
Куда же мне деваться? Как можно без неё?»
Пытались уложить – не справились, куда там!
Откуда столько силы? Стал драться в кулаки!
Кричал на всех обидно, как можно гаже, матом.
Понятно, это слушать всем было не с руки…
Пришлось звонить скорей, прислали чтоб карету…
Конечно, в психлечебницу и срочно отправлять.
А он кричал, вопил: «Скорей призвать к ответу!»
И продолжал при этом вокруг всех оскорблять.
Но представленье шло. На сцене в удивленье
Внезапно развернулся шикарный магазин,
Присутствующих дам приведший в изумленье –
Согласно заявляли: такой в Москве один!
Фагот сейчас же им всем сделал предложенье:
«Мы дам теперь решили нарядно приодеть!
Вот в этот самый миг, совсем без промедленья,
Попросим их сюда, самим чтоб поглядеть
Представленный товар! Всё из Парижа: платья,
Аксессуары, туфли, халатики, чулки…
Спускайтесь скорей к нам в радушные объятья!
Да, будет, не ревнуйте! Спокойно, мужики!
Принцессами до вас чрез миг один вернутся!»
Заворожённый зал средь тишины молчал.
Казалось, не дышал, боялся шелохнуться…
«С чего такая щедрость?» - один из всех вскричал.
Но одинокий крик оставлен без ответа –
Явилась вдруг девица, ступила в света круг,
И сразу вместо «здрасьте» какого-то, привета,
Взялась перечислять названья фирм, услуг…
Звучали «имена»: «Герлен», «Шанель», «Мицуко»,
При этом не по-русски, с прононсом а-ля франс…
Расхваливала платья… Ведь вот какая штука –
Понятна речь и – всем, как погружённым в транс…
Одной из самых первых осмелилась брюнетка,
Из тех, что вид имеет «плевать давно на всё»,
Но какова собой! Не описать – конфетка!
Она уже на сцене. Кот кресло для неё.
С достоинством присела, взяла в коробке туфли,
Примерила на ножку: «Они не будут жать?»
«Ах, что вы, мадам? Что вы? – эмоции потухли –
Скорей пойдёмте платье на выбор примерять!»
Минуты не прошло, как снова появилась.
Все с нетерпеньем ждали, что будет, не дыша…
На выдохе по залу волною прокатилось:
«Представить невозможно насколько хороша!
И что тут началось: как ураган плотину
Обрушил за минуту, прорвал всего за миг!
Слов в словаре не сыщешь обрисовать картину:
Весь женский пол на сцене. Средь них один мужик.
Кричит: «Жена моя не может – она теперь болеет!
Нельзя ли что-нибудь ей тоже передать?
Она, как все здесь в зале! Она права имеет!
Вот в документе, гляньте, и подпись, и печать!»
Девица всё щебечет и больше по-французски,
Но это им не важно, не нужен перевод.
Хватали всё подряд: халаты, платья, блузки,
И не спросив размера, без интереса сорт.
Носимое своё швыряли, снявши, в кучи,
Валились на места, лишаясь вовсе сил.
Прервав ажиотаж, Фагот вновь отчебучил:
«Всё, граждане, закрыто!» - глумясь, провозгласил.
Но были опоздавшие, которые отстали.
Вот эти уже брали, что на руки легло.
От гонок за тряпьём безмерно все устали.
И вдруг пропало всё… Из зала голос: «Но,
Вот тут вы написали в афише объявленье,
Что в завершенье вечера как выводом всего
Представят и подробно чудес разоблаченье!
Позвольте же спросить: не видим, где оно?
Конферансье Бенгальского вернуть на эту сцену:
Мы знать хотим, что с ним? Зачем покинул зал?»
Фагот смотрел наверх, почуяв перемену
В их настроенье тут же, и вежливо сказал:
«Пардон, пардон, конечно! Прошу всех извините!
Но тут, как нам казалось, всё ясно, так сказать…
С чего теперь начать не знаю, помогите,
Какой такой момент начнём разоблачать?
Молчите вы… ну, что же? Подумавши, приступим!
С чего же? Как с чего? А вот хотя бы с вас!
Вот где, скажите мне, и пусть то слышат люди,
Вчера, к примеру, были вы в этот самый час?»
Аркадий Аполлонович вопросом сим растерян…
С защитою вступилась немедленно жена:
«Он отвечать не будет и больше – не намерен!
В Москве его работа, представьте, так важна,
Что мало даже с чем могла бы и сравниться!»
«И всё же… тем не менее – мы ждём от вас ответ!»
С чего-то у неё слеза вдруг на речницах:
«В комиссии акустики, мне помнится, мой свет?
Ну, что же ты молчишь? Нет, я не понимаю,
С чего вы прицепились намеренно к нему?»
«О, да, мадам! О, да… С того, что точно знаю,
В отличие от вас, где, что и почему…
В комиссии он не был! Не сомневайтесь, верьте!
Вчерашний вечер весь в гостях, представьте, был.
Артисточка-любовница… Я адрес дам, проверьте!
И что же ты молчишь? С чего бы как застыл?»
Ну, ладно бы жена, но тут вдруг и соседка,
Что дальней совсем сродницей жены его была,
Хрясь по башке зонтом! Без жалости и метко.
«Ты, что, с ума сошла, нахалка? Как могла?»
А та в ответ жене: «Потом его расспросишь
Могла я или нет. Сама поймёшь – могла!»
«Так вот, значит, куда зарплату, милый, носишь?»
Такое закрутилось… Спаси Господь… Дела…
Зал грохотал вовсю. Потом всё разом стихло.
И подлый враг Фагот на весь зал прокричал:
«Ну, как? Довольны все? Разоблачили лихо!
Всё, господа, на этом! На выход – кончен бал!»
До этого молчавший кот, обратясь к оркестру,
Вдруг человечьим молвил по-русски языком:
«Урежьте маршик им какой-нибудь, маэстро!»
И грозно погрозил при этом кулаком.
Тот вовсе не поняв, что в зале происходит,
Немедля своей палочкой испуганно взмахнул.
Оркестр как загремит, как вдруг захороводит…
Под кем-то с громким треском сломался даже стул…
Оркестр играл, но – что? То никому не ясно.
Неслыханно разнузданный невероятно марш.
И было страшно так всё это, так ужасно…
Мелодии нет вовсе. Зловещий, пошлый шарж…