Мастер и Маргарита. Глава 10. Вести из Ялты

               
ВЕСТИ ИЗ ЯЛТЫ. 


В другое уже здание на улице Садовой
Теперь свои мы взгляды поспешно устремим.
Дом под театр был, увы,  совсем не новый,
Но публикой московской при всём весьма любим.

Вот в тот же самый час, когда Босого брали
За, скажем откровенно, не сделанное им,
Здесь Стёпу Лиходеева все с нетерпеньем ждали,
Гадали так и этак, что же случилось с ним?

Немного отвлечёмся и мысленно представим
Просторный, очень светлый, отдельный кабинет.
Под самый скромный вид попробуем, обставим:
Конечно, стол большой, плюс касса, табурет.

По стенам поразвешаны вкруг  старые афиши –
Свидетели немые не малых здесь побед.
Входившему казалось: слова звучали тише
И явно, не придумка, корректней солнца свет.

Сейчас вот перед нами находятся в нём двое:
Один излишне весел, другой с чего-то злой.
Они решали дело… и дело не простое –
На нём лежит как будто таинственности слой…

Один – администратор. Знакомьтесь: Варенуха.
Он тот, что не понятно с чего так оживлён,
Лжёт в телефон нахально и специально глухо,
Мол, нет меня в театре, весь как-то вышел вон…

Вторым был финдиректор. Сердился. Некто, Римский.
Издёрган, раздражителен от самого утра.
Среди виновных к этому главенствующим в списке
Был, несомненно,  тот, кому прийти пора!

Представьте: нет,  как нет! К нему не раз ходили,
Стучали громко в двери – молчанье, тишина…
Без счёту раз опять трезвонили, звонили –
Как есть непробиваема безмолвия стена.

Вдруг двери приоткрылись – явился капельдинер
С одышкой, задыхаясь, афиши притащил.
Переключив вниманье, склонились все над ними.
Текст, красочно написанный, примерно так гласил:

«Сегодня! Ежедневно! Волшебные гастроли!
Профессор чёрной магии! Известный чародей!»
Заметная афиша – взгляд тянется невольно.
Должна привлечь вниманье, в зал поманить людей.

Премьеру обсуждая, им странным показалось:
Никто из них, представьте, артиста не видал!
И не слыхали даже, хотя бы что-то, малость.
Надеясь, Лиходеев всем этим обладал.

Вчера здесь, в кабинете, видением мелькнули –
Степан стрелой ворвался… Негаданный сюжет…
Контракт на подпись сунул, печать едва тиснули
И смылись оба разом: вот были – уже нет!

«Но так же невозможно. Работы, гляньте, сколько!» -
Взорвался финдиректор, почти что не рычал.
А в трубке лишь гудки… одни гудки и только…
Степан, как провалился, по прежнему молчал…

«Уж не попал ли он куда-то под колёса,
Как незабвенной памяти Михайло Берлиоз?»
«И хорошо бы было! Тут – даже без вопросов!»-
Сквозь зубы и со злостью вслух Римский произнёс.

Внезапным ураганом ввалилась к ним гражданка.
По форменной одежде понятно: почтальон.
Там сразу прекратилась, умолкла перебранка,
И тишина повисла, причём, со всех сторон.

«Театр Варьете? Вот тут вам телеграмма.
Поставьте свою подпись!»  Поставили. Ушла.
«Откуда? От кого?» «Представь, из Ялты прямо…
Угрозыск отправитель… Да, братец мой, дела…»

«Сегодня в отделенье к нам заявился некто.
Шатен. В одной сорочке и вовсе без сапог.
Степан, мол, Лиходеев! Мол, Варьете директор…
Пришлите подтвержденье!» Официальный слог.

«Лжедмитрий! – закричал, подпрыгнув, Варенуха.
И тут же без раздумий им быстро доложил –
Представьте, на ш в Москве!» - так коротко и сухо,
Но трубку с опасеньем заметным положил…

А сам опять искать в который раз принялся
По всем ему давно известным номерам.
Но нет того нигде… Нигде не объявился…
Вдруг снова почтальонша и с нею тарарам…

И снова очень срочная из Ялты телеграмма:
«Не сомневайтесь – верьте! Я умоляю вас!
Гипнозом брошен в Ялту – не возражать упрямо!
А Воланда под стражу! Под суд его тотчас!»

Сошлись и очень плотно над текстом головами,
Пытаясь разобраться. В смущении молчат.
«И долго мне стоять вот тут вот перед вами?
Не вам одним, представьте, те «молнии» строчат!

На бланк поставьте подпись – хоть до утра молчите!
Мне дела нет до этого. Тут, что у вас, игра?
Заняться, что ли, нечем? Как хорошо сидите!
А я уже, представьте, набегалась с утра!»

Но вот она исчезла. Они одни и снова
Принялись день вчерашний подробно вспоминать.
Но выходило как-то уж очень бестолково…
Зачем бы ему в Ялту? Совсем нельзя понять…

«У них там самозванец! Поверь мне, это точно!
Раскинь мозгами сам: где Ялта, где Москва!
С чего вдруг без сапог? Спешил явиться срочно?
Но всё же, если честно, смущают те слова.

В которых он про Воланда и про гипноз, конечно…
Когда у них не наш, нам не о чем страдать!
А если там Степан? Всё как всегда беспечно…
Здесь делать больше нечего, как про него гадать?»

«А где живёт артист? Он где остановился? –
С чего-то Римский вдруг товарища спросил –
Узнай в интурбюро!» «Сейчас! – соединился.
Когда ответ услышал, на стул упал без сил –

Не знаю, что и думать. Всё словно бы нарочно…
Представить невозможно – у Стёпы и живёт!
Зря говорить не будут, а, значит, это точно!
Чудной совсем выходит какой-то переплёт…»

«Звони,  давай ещё!» Тот снова набирает
Известный ему номер, но только там опять,
Как прежде тишина молчаньем отвечает.
«Представить не могу – где может он гулять?»

Но вдруг среди гудков как будто кто вмешался:
«О, скалы! Только скалы отныне мой приют!»
Звонивший Варенуха, услышав, растерялся:
«Мерещиться мне, что ли? Послышалось – поют»

А вслух сказал другое: «Молчит, не отвечает!» -
Сам осторожно трубочку обратно на рычаг…
В другой раз почтальонша, аж белая,  вбегает,
И снова с телеграммой и молнией в очах.

«Прошу вас почерк мой немедля подтвердите!
Скорей, как только можно, я умоляю вас!
За чародеем Воландом во все глаза следите.
По полученью сразу – мне дорог каждый час!»

«Вот, что на это скажешь? Одно лишь: интересно! –
С чего-то Варенуха нежданно пробасил,
При этом ощущая, что мыслям стало тесно –
Такого быть не может!» - изрёк? Провозгласил!

Позвав курьершу, Римский в озлобленности рявкнул,
Чтоб почту пропускала, но больше никого!
И дверь закрыл на ключ, цепочкою чуть звякнул:
«Согласен, да, не может! Но почерк-то его!»

И без того худой, как храмовая свечка,
От треволнений этих, казалось, похудел.
Тревога внутри глаз закручена колечком,
За несколько часов заметно постарел.

В расстройстве Варенуха метался диким зверем.
Не кабинет, а клетка: к стене, прочь от стены,
На месте замирая, вновь подбегая к двери,
Но руки неизменно наверх устремлены.

А финдиректор молча сидел и что-то «петрил»,
И пристально при этом смотрел в своё окно:
«А сколько, ты не знаешь, до Ялты километров?»
«Да больше пары тысяч… Я там бывал… давно…»

«И как же он, на чём сумел туда добраться
За минимальный вовсе, такой короткий срок?
Пусть даже не успев как следует собраться,
Пусть без вещей каких-то, пусть даже без сапог?»

«Никак и ни на чём! Что из того выходит?
Лишь то, что померещилось, привиделось ему!
Тогда, какая ж сила вот так им хороводит?
Опять же, про гипноз он пишет почему?»

Обдумав всё, решился: «Алло! Мне коммутатор!
Соедините с Ялтой! Да, срочно!» - уверенно сказал.
Но там вдруг затрещало, как заработал трактор –
Авария на линии. Нет связи… Там  аврал!

Был огорчён не долго, поскольку озарило:
«Отправлю-ка я «молнию» по адресу туда!»
Текст телеграммы в трубку вдвоём наговорили,
При этом на листочке есть запись… как всегда –

Полезно на бумаге иметь как подтвержденье:
Слова – лишь звук пустой, как стрекозы полёт.
Произнесли и что? Всхлип эха в отдаленье –
Кто,  как бы не мечтал, а следа не найдёт…

«Да, почерк Лиходеева – мы это подтверждаем!
На службе его нет. В театр не пришёл.
За Воландом следим. Все меры принимаем!
На этом ставьте точку!» - поскольку не нашёл

Ещё бы,  что к тому, что сказано добавить.
Все присланные тексты тревожных телеграмм
Сложил в один конверт: «Немедленно доставить!
Куда и сам ты знаешь, где будут «по зубам»

И позвони ещё разок на всякий случай!»
Администратор к трубке, хоть думал, что нельзя…
«Услышь нас, Провиденье! Ну, отзовись, не мучай!»
И в самом деле,  кто-то призывам этим внял:

«Алло!» «Алло, алло! Ах, будьте так любезны
Артиста, то есть Воланда теперь уже позвать!»
Оттуда отвечают, но тенорком скабрезным:
«Исключено-с, не могут! А вас-то как назвать?»

«Театр Варьете скажите, Варенуха!»
«Иван Савельич?! Надо же! Не передать, как рад!
Вас как-то не узнать… С чего звучите глухо?
Здоровьишко в порядке? Нервишки не шалят?»

«Не стоит беспокоиться, со мною всё в порядке!
Позвольте в свою очередь… Вы сами кто такой?»
«Я должен быть у вас записанным в тетрадке.
Коровьев, посмотрите! Располагайте мной!»

«Коль Воланда нельзя, возможно ли Степана?»
«И этого нельзя! Представьте, дома нет!»
«А где же он, скажите! Поскольку это странно…»
«А за город уехал! Там где-то его след…

Сказал,  тогда вернусь, когда угодно будет!
Спросили про премьеру, ответил, может, нет.
А что? Степан такой, он сможет, не убудет –
То не в обиду, что вы? Представьте – комплимент!»

«Ах, вот как? Даже так?! – воскликнул Варенуха –
Прошу вас, не забудьте артисту передать
(а голос-то и впрямь раздался очень сухо…)
Вам в третьем уже акте придётся выступать!»

«А, может быть, не акте, любезный, в отделенье?» –
Тот явно издеваясь, задал ему вопрос…
«Ну, да… Конечно, да!» – откликнулся в смущенье,
В растерянности полной, постыднейшей  до слёз.

И, повернувшись к Римскому в запале возбужденья,
И даже не пытаясь хоть как-нибудь скрывать:
«Наш Лиходеев здесь! Нет слов от возмущенья…
Вот, кто ему позволил в дерьмо-то нас совать?

Я знаешь что припомнил? Что в Пушкино открылось,
Причём совсем недавно уютное кафе.
Да! Ялта называется! Вот же скажи на милость,
Изрядно, знать, наклюкался… Изрядно подшофе…»

«Но, как же это так? Вот же угрозыск пишет…»
«Поверь мне, ерунда! Вздор! Шутка… шутит он…»
Вдруг постучали в дверь. «Открой… Как и не слышит…»
А там в который раз явился почтальон…

И снова с телеграммой. На этот раз гласила:
«Пришлите мне и срочно сюда пятьсот рублей!
Измотан и донельзя. Все на исходе силы.
Я так хочу домой, в Москву попасть скорей!»

Ответил Римский тем, не размышляя долго:
Достал из кассы деньги. Всю сумму отсчитал
И быстренько курьера отправили в дорогу,
На Ялтинский чтоб адрес не медля переслал!

«Коль что-то там не так, они в театр вернутся!
Бери-ка ты портфель и тоже поезжай!
Нам не по силам, видишь? Пусть сами разберутся.
А мне уж думать нечем: мозги ушли за край.»

Иван, кивнув, пошёл. Пока на низ спускался,
Очередину жуткую увидел возле касс.
В свой кабинет спешил. В обход всех постарался –
Взять кепочку надумал… оно бы в самый раз…

Но тут вдруг телефон. Нет сил, разверещался.
Поднял, конечно, трубку и грубо рявкнул: «Да!»
«Послушай, дорогой! Ты там куда собрался?
Остановись немедленно, иначе ждёт беда…»

«Кто это говорит? – Иван взревел от злости –
Вас обнаружат, слышите? По номеру найдут!»
Но гадкий голос снова: «Вы эти шутки бросьте!
Оставьте телеграммы, за это вам зачтут!

По-русски говорю! Ты русский понимаешь
Иль нет, Иван Савельич? Пеняй же на себя!»
«Да, кто ты там такой, что мне вдруг угрожаешь?»
«Ах, что ты? Вовсе нет… Я это так… любя…»

Внезапно в кабинете как будто потемнело.
Но Варенухе что? Он вышел быстро в сад.
Тревожно в кроне лип промчало, прошумело…
Не обратил вниманье, не повернул назад…

Взметнувшимся песком глаза запорошило…
Ворчали глухо громы над стихшею Москвой.
«Опять идёт гроза!» (она и впрямь спешила).
Тут сам себе команду отдал: «А ну постой!»

С чего бы, не понятно, возникло в нём желанье
Теперь же и немедленно, пусть мельком, в туалет:
Изобличить, проверить монтёрово старанье –
Ввернул ли он там лампочку? Подозревалось – нет…

Но лампочку ввернули. Со светом честь по чести.
Но кто-то безобразно все стены расписал.
Признания в любви, да собственной невесте…
Вот же, скажи на милость, местечко отыскал…

Администратор в гневе. А как не возмутиться?
Тут вовсе неожиданно окликнули его.
Ответить не успел – удар… В мозгу мутится –
Ошиблись? Обознались, приняв не за того?

Встречавших было двое. И оба разом били…
Как по боксёрской груше: удар, ещё удар…
Всего через мгновенье на город рухнул ливень –
Прохладный, освежающий небес высоких дар.

Сопротивляться как-то он даже не пытался,
Хотя вначале самом попробовал спросить.
«Ты, что же, до сих пор ещё не догадался?»
Услышал только это… И продолжали бить.

«Отдай портфель немедленно!» - с угрозой завопили.
Отняли… А что делать? Как мог он удержать?
Полуживого вовсе под мышки подхватили
И бросились по улице втроём уже бежать

Так скоро, как могли. Куда-то притащили
Под проливным стеною мир хлещущим дождём.
Куда? О том не знал… Они не сообщили,
Но нам известно точно – в известный уже дом,

В квартиру пятьдесят. Узнал потом, конечно,
Где жил Степан и ныне покойный Берлиоз.
Швырнули на пол грубо и даже бессердечно,
А сами тут же скрылись виденьем горьких грёз…

Но вместо появилась, по мыслям, ни откуда,
Девица обнажённая… буквально, что совсем…
Подумал: померещилось… со зрением что ль худо?
С чего она раздета? Бесстыдно, больше чем…

Но, нет! Не показалось – стоит почти вплотную.
Глаза-то как горят… от страха застонал…
«Не бойся ничего! Позволь-ка, расцелую!»
Сознания лишился… Но сам о том не знал…