Челябинск, газета «Танкоград», № 20 (287), октябрь 2009 г.
29-го сентября челябинские писатели отмечали 75-летие со дня создания своей областной организации. С 2001 по 2005 год председателем её Правления был поэт Сергей Семянников. Как человек открытый, всегда имеющий своё мнение и один из немногих местных писателей публикующихся в столице, он представляет несомненный интерес для думающего читателя. Наша беседа, предполагавшая только литературные аспекты, неожиданно затрагивала вопросы, как политической, так и экономической ситуации в стране. Думаю, размышления на эти темы не прагматика, а художника слова, имеющего философский склад ума, любопытны вдвойне…
Сергей Алабжин
– Что бы ты, как бывший руководитель, сказал о прошедшем юбилее писательской организации?
– Видишь, за время своего руководства я не смог изменить даже стереотип названия организации, не говоря уже о другом. По идее мы являемся отделением Союза писателей России. То есть частью писательского сообщества, разделяющего определённые литературные взгляды. Хотя и в советский период нашей истории с этим делом была неразбериха… Но это к слову. А начать беседу мне бы хотелось с той мысли, что в Челябинске на сегодняшний день осталась по сути одна газета, дающая это слово высказать. Не трудно «предугадать», чем оно «отзовётся» для твоего «Танкограда»…
– Спасибо, но…
– Так вот, вскоре после праздника на заседании Правления коллеги высказывали разные точки зрения по этому поводу. Критиковали неудачный выбор помещения, некоторые ошибки ведения, а главное – политическую окраску события. Особенно вручение наград, связанных с именем Сталина. Хотя уже на самом мероприятии произошёл занятный эпизод, отчасти объясняющий неоднозначность этой личности. Женщина, известная мне по весьма тенденциозным радиопередачам на литературные темы, после некоторого возмущения, подарила организации мягкую игрушку. При этом недоумевала, почему игрушка сделана в Китае, а не в стране, которую, по словам Черчилля, Сталин вознес от сохи до атомной бомбы. Казалось бы, ответ напрашивается сам собой. Но уж больно смущает страшное слово «репрессии».
– Это очень неоднозначный вопрос…
– Поэтому продолжим тему юбилея. К предыдущему празднику я имел некоторое отношение. 200 тысяч руб., которые мне удалось выклянчить в министерстве, наверное, сыграли свою роль. Всё проходило в Академии культуры, оплаченный сценарий был более четким, на сцену с поздравлениями поднимались и представители власти. Однако налет дежурности был. Рыночный шир-пыр присутствовал: «мы вас не читаем, но обязаны сказать…» Действительно, когда читать? Деньги считать некогда!
Хотя могу утверждать, что этому способствует и сама ситуация, сложившееся в литературе. При таком обилии шаляй-валяй пишущих людей надо либо создавать «литературную партию России», чтобы реально отстаивать свои интересы, либо резко пересматривать ряды, когда количество имён запоминаемо и значимо. Первое можно посчитать шуткой, а вот второе может реально спасти дело.
– И кого бы ты «сократил»?
– Я бы не сокращал, а, если пофантазировать, вернул жизни системность. Культура, образование и экономика – это части одного, ныне расчлененного организма. Даже в извращенном виде власть всегда поддерживала то, что создавало о подведомственном хозяйстве хорошие сказки, а не плохие.
– Почему сказки?
– Человек бессилен перед огромностью мира. Только воображение помогает ему сбалансировать свою никчемность с бездной материи. А фантазии – это сказки. И чем они светлее, тем легче жить. Моя сказка началась в колонии усиленного режима, когда решение безвыходной, казалось бы, задачи привело к рождению афоризма «поиск выхода – уже выход». Эти слова спасли меня и натолкнули на мысль, что могут спасти кого-то другого. Поэтому, когда сегодня пустопорожние виршеплёты декларируют бытовую ненужность поэзии, я имею право сомневаться. Этих лингвистических жонглёров можно безболезненно оставить толпе – она их прокормит. А настоящую литературу, как нервную систему страны надо поддерживать. Чего без нее стоит, как выражается Путин «кровеносная система экономики», то есть банки? Вот их и затрясло не на шутку.
– В преддверии юбилея мы публиковали заметки Кима Макарова, где он довольно лестно отозвался о тебе и Владимире Носкове. Как бы ты их прокомментировал?
– С Кимом, как и с Володей, я познакомился в клубе «Светунец». Во время руководства организацией считал его самым близким соратником. Потом изобрёл одно устройство и для того, чтобы начать процедуру получения патента, решил взять годовой тайм-аут. Можно сказать, уговорил Кима хотя бы дежурно поработать в этот период. А через год он недвусмысленно мне намекнул, что я со своим характером (кому-то им) не нужен. Удар был ниже пояса. Не буду перечислять всю черновую работу, проделанную на поприще восстановления статуса организации, но замечу, что в это время мой характер эксплуатировался активно.
Я вспомнил, как однажды сцепился с краеведом Кириллом Шишовым, утверждавшим, что Ким в семидесятые годы писал на него доносы. А Ким и в Челябинске-то появился лишь в восьмидесятых! Вспомнил, как он выжидающе помалкивал во время наших ссор с бухгалтером Надеждой Валеевой, привыкшей «командовать» нами. Вспомнил еще кое-что и вычеркнул телефон Кима из записной книжки. Но за этим нет личной обиды.
Нынешнего председателя рекомендовал я, не по моему плану развиваются события, но не в моих правилах публично критиковать людей, хоть что-то делающих в это непростое время. Возможно, сегодня Ким понимает, что он буквально мизинцем передвинул тяжёлую стрелку, но, как говорится, поезд ушёл. За добрые слова спасибо. Хотя когда в прошлом году журнал «Наш современник» назвал меня известным русским поэтом, я только посмеялся. Читать надо, а не лычки развешивать.
Что же касается Володи Носкова – Ким прав. Одарённая, но трагическая фигура. Какая-то небесная любовь к матери, какая-то изглубинная любовь к родине. Мама умерла. Родину отняли. Одна из книг называется «Монолог на могиле». Сейчас живет в деревне, а русские корни ищет на ощупь. Я о деревне целую книгу написал – всё пронизано радостью. Говорят: «Ты же приукрашиваешь!» А я и сам не знаю, откуда берутся такие светлые строчки. Володины же стихи тяжёлые, горькие, безысходные. Но вранья нет. До самоистязания. Всё – выдох. Без вдоха…
– А что можно сказать о состоянии современной поэзии вообще?
– Крылатая фраза «вперед к Пушкину!» ставит под большое сомнение понятие «современная поэзия». Если не брать во внимание всех выскочек, конкурсантов и лауреатов, то настоящее всегда живёт отдельно. Многие ли в 60-е, 70-е и 80-е годы слышали об Адии Кутилове? А сегодня имя омского поэта, замерзшего как бомж в 1986 г., известно всем истинным почитателям русского слова. Чего стоят одни только строчки об упорно гнущемся гвозде, который забивают в гроб: «Гвоздю небезразлично, куда его вобьют». Судя по расположению в книге, стихи написаны задолго до повального уклонения от службы в армии. А нынешнее эхо вторит: «Бойцу небезразлично, за что его убьют».
Из ныне здравствующих нельзя не вспомнить Виктора Лапшина, поэта из Галича. Вот его аргумент в споре с новодворскими: «…Вам важнее права человека, нам же сам человек». Какая точность сердца! Всё время вспоминаю эти строчки, оказываясь невольным слушателем нынешних словоблудцев.Если же потревожить местных стихотворцев (да и прозотворцев), то на ум приходят стихи Юрия Кузнецова: «Захотелось однажды заплакать, но судьбы не хватило для слёз». Многим не хватает именно судьбы. То детские раскраски малюют, то сквознячки надувают, а достижений нет. Фокусы-покусы впечатляют и тут же забываются. Думаю, смерть Кузнецова и Тряпкина остановила часы русской поэзии. Хотя любой пишущий мне дороже не пишущего.
– После праздника на посиделках в кафе Николай Година сказал: «Писателей всё больше, а литературы всё меньше». Ты с ним согласен?
– Да. Жаль только, что украинские корни, поверхностно цепляясь за русскую почву, так и не обеспечили ему необходимую устойчивость перед бренным. Суетится, гоношит какие-то премийки. Последние стихи рикошетят Сашей Чёрным и выдают, по-моему, тщательно скрываемое старческое брюзжание. Его «советские» стихи были более упруги…
– Кстати рядом со мной сидел Константин Скворцов и беседа с ним произвела некоторое впечатление.
– На меня тоже произвело впечатление, когда он легким движением руки достал тысячу рублей и заказал для себя какое-то особое вино. Чисто московские замашки. Столица исковеркала многие таланты. В том числе и пролетарскую музу Валентина Сорокина. Обоих уважаю, но только благодаря способности разглядывать в людях лучшее. Из разговоров с Костиными друзьями: «Зачем вы топите его в мёде?» Ответ: «Ему это нравится». Из разговоров с друзьями Валентина: «Почему вы за глаза говорите о нем другое?» Ответ: «Ему это не нравится». За такой городьбой можно легко потерять себя. Надо её рушить. А Костя – охотник. Причём до всего…
Когда-то я любил цитировать Гегеля: «Что человек делает, таков он и есть». Опыт переиначил выражение: «К чему человек стремится, таков он и есть». Можно слагать стихи, а стремиться к власти, благополучию и личному комфорту. Советский МАССОЛИТ давал такую возможность. Кто-то ею пользовался, кто-то нет. Но… лоху лохово, а слесарю слесарево.
– Нам с тобой повезло – родившиеся при советской власти, мы еще в здравом рассудке стали свидетелями нахлынувших перемен. Интересно было бы узнать твое мнение о произошедшем. Не зря же говорится, что всё познается в сравнении.
– Когда на редких теперь творческих встречах с молодыми спрашивают об отношении к прежней власти, я отвечаю: «Она была». И хотя у самого частенько вырывалось словечко «дурдом», нынешняя прибавка «беспредел» урезонила претензии. Сейчас Россией управляют деньги. А поскольку это в основном просто резаная бумага, т.е. иллюзия, то и управление чисто декоративное. Когда все, вплоть до президента понимают, что их жизнь зависит от суммы, обещанной киллеру, рычаги власти становятся картонными. Можно делать вид или грозить из телека, но всё решать будут купюры.
Например, осенью, в селе Тюлюк, где мы проводим лето, случилось вот что. Возвращаясь из леса, я увидел как целая бригада так называемых туристов, слетев на квадроциклах с горы Иремель, заехала в реку и стала их ополаскивать. Сделав им замечание, что эта родниковая речка служит сельчанам единственным водоемом, нарвался на известный в России «комплимент». Достал удостоверение помощника члена СФ, пригрозил областной властью и был послан вместе с губернатором ещё дальше. Вспомнил, что уже передавал Андрею Косилову письмо сельчан об экологии (связанной с диким туризмом), радиотелевещании (в селе нет местных передач), отключения электричества (которого не бывает сутками!) и побрел восвояси с воспоминаниями о страшном советском режиме… Что может эта власть?
– Однако получается, ты сам имеешь к ней некоторое отношение.
– Да какое отношение! Кто такой помощник? Так. Предыдущий сенатор еще работал, а новый пока заказал только стихи на юбилей С. Миронова и всё. Ну, могу с кем-то встретиться, о чём-то переговорить, а дальше требуются другие полномочия. Хотя и на них, как я уже сказал, плюют.
– Вечером 11 октября по телеканалу Россия была передача о наркотической вакханалии в стране. Журналист А. Мамонтов показал жуткий фильм, осветивший, как он уточнил, только малую часть проблемы. Священнослужитель, принимавший участие в программе, вдруг сорвался: «Нужны репрессии. Не надо бояться репрессий!»…
– Я тоже это видел. Сегодня все говорят о коррупции. Но это не коррупция! Это новая схема взаимоотношений, рожденная рынком. У меня заболел зуб, денег на лечение через кассу нет, я плачу наличкой знакомому врачу, тот за «слепоту» отстёгивает начальству – кто на кого будет жаловаться? Директору школы нужны парты, он под известные обязательства просит деньги, оплачивает у знакомого мебельщика парты в два раза дороже, четверть кладет себе в карман, четверть идет на погашение обязательств. Всем хорошо. Как с этим бороться? Взаимовыгодные триады отбирают людей определенного толка. Это и есть те проценты, «приспособившихся к рынку граждан».
Сейчас даже книги так издают и премии получают. Например, в Екатеринбурге существует какая-то странная возня возле имени М. Сибиряка. Знакомый мне Саша Кердан ежегодно раздает по 30 тыс. неким номинантам. От челябинской области это дело курирует его друг (как он мне сам признавался) Салим Фатыхов, человек вхожий к губернатору. Когда однажды в Москве я задал Саше вопрос о финансовой подоплеке хорошего, в общем-то начинания, он многозначно промолчал. И всё бы ничего, однако, некоторые факты настораживают. Во-первых, информационная небрежность. Дают премию ещё живому другу Салима Фатыхова писателю Рустаму Валееву, а в рекламном плакате пишут «посмертно». Дают премию писателю Владимиру Черноземцеву, а тот недоумевает: «Сам не знаю за что…» Правление выдвигает на премию покойную ныне Веру Киселеву и Владимира Носкова, а Салим Фатыхов, задолго до вручения мне говорит: «Знаем, кому давать». Резко вырисовываются и типажи номинантов – «глупец», «молчун» и «себе на уме». Хорошо, если эти совпадения беспочвенны…
– Да, это не те премии, которые давались в советское время.
– Там тоже хватало всего, особенно в последний период. В 1988 г. я получил сразу две – от Литературной газеты и журнала «Молодая гвардия». Обе ценю. Особенно первую, где мне противостоял (по словам отв. секретаря газеты М. Чернецкого) Андрей Вознесенский. А в Молодой гвардии стихи «поправили». Поэтому я их так всколыхнул, что до сих пор помнят.
Вообще от этого лучше держаться подальше. По крайней мере, трезво оценивать свои заслуги.
– Глядя на твоих коллег, не скажешь, что все они наделены этой особенностью.
– Я долгое время не мог понять, чем же президент Белоруссии выделяется среди других. Чувствовал, а уловить не мог. И вдруг однажды во время какого-то выступления он произносит: «Ну, ребята, должна же быть совесть!» Вот в чём дело! Практически все руководители государств избегают этого слова – СОВЕСТЬ! Долой мораль – рынок всё отрегулирует… А рынок не в силах привести в норму даже «автохолестерин». Жить стали лучше, иномарок накупили, а Скорая помощь к ним же порой не успевает...
Творчеству необходимы здоровые амбиции. Однако совесть регулирует их, ограничивает. Избавляясь от неё, человек становится свободным. Но свободным по-сатанински. Когда пресловутые правозащитники требовали свободы слова и совести, я всегда чувствовал в этом какую-то фальшь. Свобода нужна бессовестности, а совесть несвободна по сути.
«Освобожденное» слово не изменило совестливых писателей. Оно освободило словоблудие Веллера, сквернословие Влад. Сорокина, скоморошничество Жванецкого. Однажды известный челябинский матершинник Виталий Кальпиди издал Антологию уральской поэзии, где с х… и п… соседствовали холодные, но целомудренные стихи Нины Ягодинцевой. На не удобный вопрос она ответила: «Плохие слова я заклеила скотчем». Вот и решение проблемы! Как-то сама собой сложилась эпиграмма: «Так печататься мы хотчем, шо кружится голова. Я заклеиваю скотчем нецензурные слова. Неприятное соседство. Нехорошая молва. Но единственное средство, щоб кружилась голова!»
– Насколько я помню, она была создателем и руководителем Литературной студии, которую ты «прикрыл», чтобы возродить областной клуб «Светунец».
– Это и была одна из попыток вернуть больную организацию в здоровое русло. Однако Нина, сама воспитанница клуба, этого не приняла. Многие вообще не понимали моих инициатив, если за ними не было личной выгоды. Для той же Ягодинцевой, когда в Москву вместо неё, используя старые связи, собрался ехать бывший руководитель, я по телефону так «развёл» чиновников, что она, сидя рядом, подняла большой палец вверх – во! Но, приехав в столицу, сразу позабыла все мои далеко не личные просьбы…
Осенью 2003 г. (хотел сказать «мы», да надоело скромничать) я реанимировал клуб. Руководителем, по протекции Вл. Черноземцева, назначил его земляка, златоустовца Олега Павлова. А незадолго до этого, слетав в Москву, за пятнадцать минут принял его в Союз писателей. Пригодился-таки характер!
Постепенно все изменилось. Подаренный клубу компьютер, стал использоваться для верстки скороспелых книжонок. Оперившиеся участники все чаще стали задавать мне вопрос: «А вы кто?» Бюст Вяч. Богданова, чьим именем я назвал клуб, покрылся пылью в другой комнате. Занятия превратились в простые чаепития. Кто в этом виноват? Время? Руководитель? Загнавшая нас власть? Не знаю. Но я представлял клуб другим.
Надо признаться, что Нина в свое время предупреждала меня: «Ты еще пожалеешь о случившемся». Не жалею. Но, как говорил Твардовский, всё же, всё же, всё же…
– Всё течёт, всё меняется… И я, будучи директором школы, попытался вернуть гордость за историю своей родины. По словам Вал. Сорокина у нас отняли право говорить хорошо обо всём, что составляет честь и славу отечества. Тот дурак, этот диктатор… А нынешний – не пьяница. Нынешний – дал свободу! За бюст Сталина меня стали травить, и я уволился.
– Личность Сталина не зря столько лет будоражит умы. Причём на разных уровнях общественного сознания. Мне, как человеку далёкому от любой власти, легко это утверждать. Хлебнув, например, в молодости лагерной баланды, могу привести интересный случай. Пересыльная тюрьма. Особый режим. Бывалые зеки спорят о культе личности. На верхних нарах довольно начитанный кочегар из Москвы мне говорит: «Никого не слушай. Если ты мужик, то всегда должен быть готов принести себя в жертву. Думаешь, когда удаляют раковую опухоль, хорошие клетки не страдают?» А на нижних нарах дело чуть поножовщиной не кончилось. Вот и думай. Кстати «культ наличности» может оказаться пострашнее культа личности. Посмотри, скольких уже перестреляли. Когда-нибудь назовут цифры и новые «правозащитники» снова привлекут к себе внимание.
В те же годы, как я слышал, было две репрессивных волны. Сначала те, против кого и была направлена «чистка рядов», используя ситуацию, стали уничтожать патриотические силы. А позже, разобравшись что к чему, патриотические силы взялись за них. Любая власть, особенно взбудораженная переменами, это клубок. Тем не менее, факт, что Сталин лично звонил писателям. А сегодня не позвонит даже начальник ЖЭКа.
7-го июля в день рождения (было это в Тюлюке) налоговая инспекция «подарила» мне повестку в суд. Оказалось, что из-за путаницы в её документах, мы не доплатили 200 руб.(!) в казну. Отняли уйму драгоценного времени, подпортили нервы, а когда после разбирательства суд отклонил их иск, даже не извинились. Я об этом уральском селе книгу написал. Мой друг, бывший зам. губернатора Тамбовской области её издал. О Тюлюке стало известно в Японии и Канаде. Сельчане читать начали! А тут 200 руб… Съездили бы лучше посмотрели, как, приобретя домик с налоговым обложением в 20 коп., можно построить потом хоромы стоимостью в несколько миллионов и платить казне все те же гроши. Радетели наши. Блюстители закона.
– Брат Вяч. Богданова Виктор Сошин, который ежегодно проводит в Тамбове «Богдановские чтения» говорил, что там к писателям относятся по-другому.
– Тамбовский министр культуры А.Н.Кузнецов своих писателей знает по именам. Я бывал в этом городе, видел. Сейчас они затеяли издание серии книг «Литературные родники тамбовского края». Можно лишь позавидовать.
А вот сидим в кабинете губернатора Ханты-Мансийского АО Александра Филлипенко. Коля Шамсутдинов, поэт из Тюмени, спрашивает: «Александр Васильевич, вы мою книгу получили?» На что тот отвечает (внимание!): «Обижаешь, я уже кое-что прочитал …» Если это даже наполовину губернаторская сказка, то, безусловно, хорошая.
– Ты поездил по стране, бывал и за рубежом, почему всё же Россия не Америка?
– Да потому что Америка не Россия. Туда, после ее открытия, десятки лет съезжались любители красивой жизни. Климат хороший, океан защищает: отобрал землю у аборигенов и живи. Стреляли первое время, потом поняли, что так можно друг друга перестрелять, придумали неприкосновенного шерифа, билль о Правах и успокоились. Но капитал меры не знает. Безмерность требует энергии. Свою тратить – жалко. Вот и полезли в чужие карманы. Хвать – и за океан: попробуй достань. Правда, уже достают…
Россия же всю жизнь тратит свое: ресурсы, природу, людей. Как-то получилось, что обживать территорию от Урала до Сибири никому не хотелось. До Урала ещё терпимо, а дальше холодно. Шевелиться надо. А кому, кроме русских охота? Это теперь, когда запахло нефтью и газом, завертели носами: «Сибирь для одной России – роскошь». Что же не туда, а в Америку ехали?
Сколько людей в этой земле полегло. Кто по своей, кто не по своей воле.
Но оплакана земля и оплачена. Ей бы сейчас отдохнуть, а тут «автохолестерин» разбух. Каждый в своей «коляске» норовит проехать, бензином подышать. Расшеперились. Бодаются кто чем. Транжирят энергию.
Был в Африке. Общался с пресловутыми Сомалийскими пиратами. Видел их голодных детей. Говорят: «Грабят суда». А где их иномарки, коттеджи? Город Могадишо весь в дырах от пуль. Разруха, нищета. У наших – «Мерседесы», виллы в Испании, а …никого не грабят. Все непосильным трудом.
В Арабских Эмиратах шариат. Жуть! Средневековье! А чувствуешь себя защищённым. Культ шейха почище Сталинского, а никто не возмущается. Где правозащитники? На пляжах Персидского залива. В каждом путеводителе написано: «Въезд в страну лиц, имеющих в своих паспортах визы или другие отметки государства Израиль, не допускаются». Открытый антисемитизм! Где правозащитники? На пляжах Калифорнии.
В Шардже на берегу канала строился дворец. Оказалось это своеобразный Дом искусств. Если пишешь стихи об арабах, вот тебе комната, компьютер и бесплатная кухня. Если пишешь подобную музыку или картины – то же самое. Кроме нефти ничего нет. А у нас еще газ, лес, алмазы и т.п. Хотя нет – уже у них, «приспособившихся к рынку».
В девяностые годы писателей лишили статуса, рабочего стажа и похерили все налоговые отчисления от гонораров. Моя книга о Тюлюке, а это почти десять лет работы, стоит 100 руб. Местный ювелир за столько же продает деревянную ложку с простой надписью «Тюлюк», которую делает за час.
Рынок все отрегулирует. Как бы не так. Можно сказать, что и каток все разровняет. Огромный такой каток. Без водителя.
– Ты знаешь, недавно перед поездкой в Китай, по телевизору показывали встречу Путина с писателями. Я, правда, застал уже конец передачи, но заметил, что на ней присутствовал Вал. Распутин. Может, что-то меняется?
– Валентина Григорьевича последний раз я видел в 2004 г. на съезде писателей в Орле. Истинно русский писатель, патриот. Но такая усталость в глазах, такая загнанность старого уже человека, что надеяться на его глубокий разговор с премьером не приходится. А вот Александра Казинцева, тонкого аналитика, не пригласят. Станислава Куняева, которого все время пытаются представить чертом, не пригласят. Я и сам с ним разошелся во взглядах, однако слушать надо всех. Особенно патриотов.
Но в том, что власть что-то читает, можно сомневаться. Пример: сижу однажды в кабинете знакомого депутата и замечаю в его ежедневнике надпись «16-00 – встреча с ликторатом». Каково? Дарю в Совете Федерации одному члену свою книгу: «Почитай». Он кивает на тридцатисантиметровую кипу документов и отвечает: «Когда?» Сами бегают, высунув языки, и нас вынуждают. Посмотрели, раздеваясь перед сном, беседу хитромудрого Познера с непревзойденным философом Гариком Сукачевым и снова к «ликторату».
– Трудно представить, но попробуем: тебя наделяют полномочиями, способными повлиять на ситуацию в стране. Чтобы ты предпринял для улучшения жизни?
– Действительно трудно представить. Хотя я и подрабатывал, как литератор, во время схватки Соловьев–Сумин. Механизм не так уж и сложен. Чаще всего тебя проталкивают чужие деньги, а потом их надо как-то отработать. Распоряжаясь казной, это легко сделать. Особенно во времена вышеупомянутых схем. Но я бы никогда не смог читать речи, написанные мне другими. Это невыносимее, чем петь под фонограмму…
А если серьёзно, можно было бы ввести пропорциональную систему оплаты труда. Известный зек-предприниматель Вадим Туманов, друг В. Высоцкого, применял это на золотых приисках ещё в советское время. Заработок работника договором связывался с доходом работодателя. Оба стимулировали друг друга. Чем не социальный капитализм? Кандидатов в разные места можно принудить сдавать ЕГЭ, а портфели раздавать согласно профессиональной подготовленности. Что это за министр культуры, который ничего не читает? Или министр промышленности, который не знает про механизмы «качающихся шайб»? Можно легко разорвать финансовые связи между государственными и частными структурами, которые провоцируют так называемые «откаты». И т. д. и т. п. Но, как выразился о власти друг моего сына, компьютерщик: «Windows может многое, кроме одного – удалить себя».
– Что ж, я не обманулся в своих ожиданиях. Разговор на самом деле получился открытым и прямым. С чем-то, наверное, читатель не согласится, но обтекаемости в ответах нет. К сожалению сегодня это путь в одиночество.
– Сегодня. Но после «сегодня» наступает «завтра». Весной 2007 г. я, видимо, в последний раз встречался с Олегом Митяевым. Москва. Оккупированный торгашами Центральный Дом литераторов. С какими-то девицами гуляет Задорнов. Хозяйской походкой протопал Максимов, назначивший «дежурным по стране» Жванецкого. Сидим. Разговариваем. Олег: «Вот, Серега, скучаю по тебе. Помню, в Челябинске рубанешь по текстам, прихожу домой и правлю. А сейчас всем все нравится. На концертах аншлаг». Отвечаю: «Ты же стал дойной коровой. Пока даешь прибыль, тебя будут обливать мёдом. Почитай внимательнее записки из зала, которые ты публикуешь в своих фолиантах, их же пишут в основном бл.ди, голубые и недоумки. Это твой «ликторат». Они тебя кормят за то, что ты не говоришь им правду». Олег: «А с меня никто сегодня этого не требует – свобода». Ответ: «И с меня никто ничего не требует. Сам требую – совестно». Спрашиваю: «Как Маша?» Ответ: «Какая?» Спрашиваю: «Как дети?» Молчание…
Вот они «не наточенные ножи». Ходят по бабам, а помочь им не догадываются. Выходят к людям, а «правды сказать не умеют». Но «завтра» обязательно наступит и лично я за него спокоен.
ПИСЬМО ЗЕМЛЯКУ
…А вот правды сказать не умею,
Но, даст бог, я еще научусь.
О. Митяев
Поклон тебе, Олег,
От бывших, но… коллег,
Вдыхающих Челябинскую осень.
Наверно, под Москвой
И ты следишь с тоской
Как тает в небе жизни этой просинь.
Казалось бы вчера
Светлели вечера,
«Осколок эха» был сильнее ночи.
Летело мимо тьмы:
«Как здорово, что мы…».
И все, что с этим связано, короче.
Кому был незнаком
«Бой в парке городском»:
Мы все тогда причастны были к бою.
Однако же «врачи»,
Как нынче не ворчи,
Всегда «склонялись» только над тобою.
А в строчках об отце
Ты плакался в конце,
Что Бог еще научит петь правдиво.
Но что он может Бог,
Когда орда пройдох
Решила на халяву жить красиво?..
Поклон тебе, Олег,
От «правильных» коллег
И «твердых» однолюбов, между прочим.
А что насчет «ножей» –
«Соседкам» без мужей,
Мы после их «гостей» немало точим.
Когда они в Париж
От криминальных «крыш»,
Богатых дураков и беспредела
Бегут, забыв свой дом –
Им хочется потом,
Наверно, разобраться, в чем же дело.
А ты ласкаешь слух:
«Крепите, люди, дух»!
Чего, мол, волноваться – «скоро лето».
Сорвать бы тормоза,
Открыть слепым глаза!
Но на эстрадах платят не за это.
Во все века вранье
Кормило воронье…
(Почувствуй двуединый узел строчек!)
Когда их шепчет Бог,
И прыткий скоморох
Немеет, вспоминая свой росточек.
Поэтому, Олег,
Пускай не зимний снег
Давно летит на головы и души,
Мы помним наше «мы»,
От алчной кутерьмы
Звучащее над родиной все глуше.
Другие «собрались»
Под «мраморную слизь»
И как за горло держат жизни просинь:
Все меньше окоем.
Но мы еще поем,
Взрывая загазованную осень.
Немногие из нас,
Вдыхая этот газ,
Обратно выдыхать способны песню.
И чем она честней,
Тем больше шансов с ней
Когда-нибудь подняться к поднебесью.