Извините за лагерный запах и колючий периметр слов — мы слагали стихи на этапах под рычание рыночных псов. Что им наши кровавые слезы? Что им наш человеческий род? Как людей загоняли в колхозы, так потом гнали наоборот.
«Наживайтесь, делите и грабьте!». Но давно всю страну поделив, нас обул в те же самые лапти не забытый еще «коллектив». Он то знал, что, орудуя кастой, даже Богу сменить можно кровь. Разделяй, говорится, и властвуй. Мы проверили все это вновь.
Те же тракты и те же траншеи, те же трупы отставших в пути — если задние мысли страшнее, то с передними легче идти. Бац! — и ты посреди «коллектива». Бах! — и ты от него «далеко»… Но стихи получались на диво, западали в сердца глубоко.
Из могил прорастали цветами! И живых поднимали на смерть. Извините за то, что местами их цветения не рассмотреть: мы слагали стихи на этапах под рычание рыночных псов. Как они приседали на лапах, слыша хищного времени зов!
«Наживайтесь, делите и грабьте». Но соблазном страну ослепив, сунул ей те же самые лапти опекающий псов «коллектив». Те считали, другие служили — только гнали нас не в лагеря, а туда, где вопрос «или-или» был нелепым, как ночью заря.
Как читатели наши из воска, как пророк на безлюдной Луне. Выбор тоже большая загвоздка, если то, чем живешь, не в цене. Можно в землю закапывать Слово. Можно землю тащить из-под ног. Ничего в этой жизни не ново… Кроме поиска «лучших» дорог.
Мы надеялись... Нас на этапах, где глухому не верил слепой, вдохновлял даже лагерный запах, но уже не считался судьбой. А вотще умирать было скучно! И, как в жуткой пустыне, сухи, наши губы шептали беззвучно эти странные полустихи.