До чего же красиво – красное на белом. Какой приятный аромат, нежный, едва уловимый. И вокруг крупные белые розы. Колкие, с толстыми крепкими стеблями. И маленькие капельки крови на сонных бутонах не портят их красоту.
Как на присяге, он стоял. Прямо и твёрдо, упираясь в паркет каблуками не по погоде лёгких туфель Гуччи. Подтянутый и отглаженный, в своём любимом Бриони. Упивался ядом её зелёных глаз, льющих холод из-под светлой чёлки. Он стоял молча. А за его прямой, как штык-нож, спиной стояли доли в двух банках, известный автосалон, ЧОП, участие в крупной ОПГ, антирейдерское агентство, три войны и восемь огнестрельных ранений. Он стоял и ждал ответа. Ответа Женщины.
А потом, когда колото-резанная спина (проклятая старость!) начала ныть, он, трезвый как стекло, разом хватил большую рюмку унижения и обиды. Он пропустил её через свою обожженную напалмом, дымом и оревом гортань и, не жалея мягкого кашемира любимого пальто, опустился на одно колено, ощущая через ткань брюк влагу и холод от растаявшего снега с собственных туфель.
Правую руку саднило – кожа с костяшек пальцев содрана почти до кости. В соседней комнате так громко хнычет взрослый мужик – её муж – что стыдно самому. Он стоял. Не отвечая на звонки, не отрывая взгляда от её глаз. Он ждал ответа. В этот день он проснулся с желанием поставить точку. И даже результат уже не имел значения. Хватит с него этой бесконечной тоски, этих глупых встреч на стороне и унизительных ожиданий. Довольно.
«Ты выйдешь за меня?». Он стоял. Держал в пальцах ключ от любимого автомобиля – своего верного молчаливого друга – а золотые «Радо» на руке отмеряли каждую секунду. «Я хочу, чтобы ты снова стала моей женой». Она сидела на диване, а он держал в своей могучей руке её маленькую ножку в тонком белом носочке. «Ты согласна?».
И, не дождавшись ответа, достал из кармана пальто пачку «Ричмонда», прикурил, глубоко затянулся. Поднялся, бросил недокуренную сигарету на паркет и, не отряхивая брюк, вышел. Чтобы больше никогда не возвращаться. Уходя, кивнул ей мужу – «извини».
Белые розы охапками хрустели под его тяжёлым шагом.