Город. Россыпи тусклых и блёклых фонарных огней,
бесконечная зимняя ночь и последний троллейбус.
Он бредёт точно пьяный, он с каждым ларьком всё пьяней,
и всё больше сердит на маршрута запутанный ребус.
Предоставивши небо синицам, водителю – руль,
а кондуктору – сонно смотреть на меня с укоризной,
можно, нехотя, сесть у окна, где на стёклах – июль,
полистать свой журнал, и немного подумать о жизни.
Как пусты и зловещи проспекты, когда минус пять,
а деревья уткнулись вершинами в звёздное небо!
В этой снего-бетонной пустыне всего можно ждать,
но нельзя обнаружить, ни крова, ни тёплого пледа,
ни, тем более, тёплого слова: над миром – зима,
и тепло улетучилось в Турцию вместе с грачами.
Холодны и сердиты стоят в переулках дома,
у оград зябнут ели. Всё это – немного печалит.
Гроб за гробом, мелькают покрытые белым сукном,
сотни сплющенных крыш. Всё мертво, либо спит, либо в коме.
Лишь зловещие улицы вьются за мутным окном,
становясь постепенно таинственней и незнакомей.
В час, когда не останется сил возмущаться тому,
что настала зима, не останется чувств, кроме лени
от усталости,- будет уже безразлично, к кому
и куда едет старый троллейбус со льдом на ступени.
В этот час, всё, что хочется,- ехать отседова вон,
ехать прочь от проспекта, к другому проспекту, не зная:
чем он лучше? Но, может, не так отвратителен он.
И пути нет конца, бо дорога моя – кольцевая.
21 января 2012 г.