Жить хочется всем
Жить хочется всем
Уехав из родной деревни Андросово Нижегородской области в 1935 году на заработки в Нижний Новгород, тогда в город Горький, семья с двумя детьми: семилетней дочкой и четырёхлетним сынишкой, приехала на участок № 5 «Октябрьских торфоразработок». Участок граничил с южной стороны территории тогда строящегося Горьковского Автозавода.
Главу семьи Ивана приняли на работу в пожарную часть, Анну, его жену, рабочей по формированию «змеек» для просушки торфяных кирпичиков. Комнаты в бараке для проживания не нашлось, поэтому семье предложили угол в засыпном опилками дощатом здании, где сушили сапоги, бахилы и портянки рабочих. Комнатка была шесть квадратных метров, с маленьким окошечком под потолком. В этой комнатке разместилась кровать, над ней сделали полку, на которой спали дети, ещё уместился маленький стол и стул. Еду готовили на крошечной печке. Так семья прожила несколько лет, затем сушилку перевели в другое помещение, а здание разделили пополам и поселили ещё одну семью. Ходить в свою комнату пришлось через комнату подселённой семьи. Немного позднее с разрешения руководства Иван сделал деревянную перегородку с соседской половиной, дверь в стене, (теперь был свой вход с улицы в комнату) расширил окно, построил сени и крыльцо.
Летом 1941 года фашистская Германия напала на Советский Союз. Город Горький попал в разработку разгрома, как крупнейший промышленный центр России по плану операции «Барбаросса».
Уже в начале октября 1941 года начались массированные бомбардировки города, основная часть ударов пришлась на Автозавод. Иногда самолётам противника мешали зенитки, иногда они отклонялись от нужного маршрута, поскольку бомбили только ночью, сбрасывая бомбы рядом с Автозаводом. Жителям участка торфоразработок рекомендовалось выкопать землянки и во время ночных рейдов вражеских самолётов укрываться в них. Люди выкопали землянки и пользовались ими во время авиационных бомбардировок. Во время одной атаки, люди не успели покинуть своё жильё. Один из самолётов то ли отклонившись от маршрута, то ли по иной причине сбросил несколько бомб на посёлок, где жили рабочие торфоразработок. Одна бомба упала в землянку и уничтожила её, по великому счастью там никого не было, а вторая бомба попала в крыльцо Ивана, пробив его, застряла в земле, но не взорвалась. Утром вызвали сапёров, извлекли её и увезли.
- Аннушка, похоже, здесь мы детей не сохраним, и в землянки бомбы попадают и в дома. Может, в деревню к матери отвезёшь? – с горечью и тревогой предложил Иван своей жене.
- Да, пожалуй, надо везти. Завтра отпрошусь с работы и поеду. Господи, что они есть там будут? Здесь карточки на хлеб дают, а в деревне ничего нет.
- Картошка есть, - сказал Иван, - авось, проживут, зато там не бомбят, шансов выжить больше.
В октябре 1941 г. создается Горьковский городской комитет обороны - местный чрезвычайный орган руководства в условиях военного положения. Этот комитет объединил гражданскую и военную власть в городе и области.
По приказу комитета Иван был мобилизован в одно из воинских подразделений противопожарной дружины. Работал сутками, домой отпускали на несколько часов, раз в неделю, только для того, чтобы переодеться, и одним глазком посмотреть на близких.
Двое суток Анне было достаточно, чтобы отвезти детей в деревню Андросово и вернуться на работу. Через сутки на предприятии собрали всех работников и объявили, что необходимо создать бригады для отправки под Москву, строить оборонительные укрепления. Анне объявили, что детей у неё теперь нет, её ввели в список бригады и отправили под Москву.
В жесточайший мороз зимы 1941-1942 года до весны Анна участвовала в строительстве оборонительных укреплений под Москвой, работала по 12 и более часов в сутки. Как-то раз начальница смены подошла к Анне и спросила:
- Аннушка, ты почему хлеб не доедаешь, сушишь и складываешь его, всё время ходишь с заплаканными глазами.
- Да как же не плакать, у меня дети почти без присмотра, муж - в военизированной противопожарной дружине, сутками не выходит со службы, а я - здесь. Вот детей в деревню отвезла, больной матери поручила. Нас-то бомбили. Я думала: их навещать буду иногда, еды привозить, а вона оно как получилось, полгода не видела детей, не знаю, живы ли они…
- Как дети, какие дети? У нас здесь бездетные работают или у кого детки подросли. У тебя, Аннушка, в документах дети не числятся, - с вопросительным изумлением сказала начальница смены.
- Да я же не знаю, чего там числится, да только детей у меня двое, дочка и сынок.
- Так, так… Разберёмся.
Через несколько дней к Анне подошла начальница смены, подала ей документы и сказала, что она может возвращаться домой. Как добиралась Анна до дома, по весенней распутице знает только она и бог. На попутках с котомкой высушенных сухарей приехала Анна домой и сразу поехала в деревню за детьми.
Из города Горького, приехав на поезде на станцию Смагино, Анна с большим трудом нашла подводу, чтоб добраться до деревни Андросово, где её ждали дети. Сколько радости было у детей, когда они увидели маму.
Времени на сборы было немного, утром необходимо было возвращаться в город Горький. По законам военного времени на работу нельзя было опаздывать, за это можно было попасть в тюрьму.
Сборы были недолгими. Анна увидела, что дети чешутся. В голове было столько вшей и гнид, что можно было их увидеть невооружённым глазом.
- Господи, вшей-то сколько! Как же я вас домой-то повезу с таким «добром»? Баню надо истопить, да постираться, - сказала Анна.
- Аннушка, а ты ещё к тётке Дарье сходи, возьми утюг, у неё есть на углях – старинный, бельё ребятишкам прогладить надо бы, в белье тоже вшей полно. Она даст, - порекомендовала, мать Анны Анастасия, больная обессиленная, оголодавшая, постаревшая женщина.
Анна и дети натаскали воды, затопили баньку. Пока банька топилась, Анна сбегала к тётке Дарье за утюгом, проутюжила постельное и нательное бельё, протрясла одеяла. С дочкой обмели избу и помыли её. Сыночек поставил самовар, нарезав вишнёвых и яблоневых веточек, заварил их в чайничке и поставил на самовар.
- Ну что, ребятишки, теперь пойдём в баню, париться и помыться надо. Завтра поедем домой, нас уже папа заждался.
На шее у Анны висел синий мешочек, который она никогда не снимала без надобности, в нем она хранила документы, продовольственные карточки и деньги. Она его сняла, повесила на гвоздь в избе, забрала детей и ушла в баню. Одежда детей так поизносилась, что рассыпалась при малейшем натяжении, в ней было столько вшей, что Анна решила сжечь эту одежду в бане.
Помыв детей, себя и мать, Анна, вернувшись в избу, выпив стакан свежезаваренного фруктового чая, ушла к соседям нанимать подводу, чтоб добраться раненько на железнодорожную станцию в Смагино. Придя домой, Анна увидела, что на стене нет мешочка с документами.
- Мама, ты снимала с гвоздя синий мешочек с документами? – спросила встревоженная Анна.
- Нет, не снимала, не видела. Аннушка, ты может, в бане его сняла? Батюшки, да ты никак, его сожгла с бельём детей!
- Нет, я его сняла в избе и повесила на этот гвоздь. Да в печь я по одной вещичке кидала, я бы почувствовала мешочек с документами, он ведь не маленький. Мама, кто к нам приходил, пока я ходила договариваться на счет подводы?
- Да, никого не было, вот только тётка Дарья приходила за утюгом, но она побыла недолго. Нет, она не могла взять чужого.
- Как же я без документов поеду? Да и денег у меня нет, все деньги в мешочке были…
Дверь распахнулась и через порог шагнула соседка бабка Прасковья:
- Мир вашему дому, - поклонилась бабка, - Я услышала, Аннушка, что ты приехала, вот, повидаться пришла. Что вы такие встревоженные, али случилось чего?
- Да нет, всё хорошо, - слукавила Анна, не желая рассказывать о происшедшем бабке Прасковье. Анна знала, что бабка любит и умеет слухи по деревне распространять. Анна всё-таки надеялась найти документы дома.
- Параскевушка, - вышла к ней навстречу Анастасия, - а ты погадай Аннушке, как будет у неё, да что… Денег у меня нет, а вот два яйца дам тебе за гадание, курицы начали нестись, весна всё же начинается.
- Ну что ж, можно и погадать.
Прасковья разделась, подошла к столу, села на лавку, достала карты, разложила их и начала своё повествование:
- Всё, Аннушка, у тебя будет хорошо. И дети живые будут, и жить будут долго, и муж твой жив будет, не погибнет он. А вот, смотрю я, у тебя потеря есть, но она не далеко, через дорогу твоя потеря, найдётся она.
Прасковья посидела ещё немного, расспросила Анну о жизни и новостях, выпила стакан чаю и ушла.
- Мама, так ты говоришь, тётка Дарья за утюгом приходила? Пойду-ка я её навещу, она ведь через дорогу живёт...
Анна постучала в дверь к тётке Дарье, вошла, поклонилась и сказала:
- Мир вашему дому, здравствуйте всем, кого сегодня не видела и видела, - и с ходу, не давая передышки, скорее всего себе или своему волнению, продолжала, - тётка Дарья, у меня документы пропали, карточки продовольственные и деньги. Ты к нам приходила, видела на стене синий мешочек? Как я без документов и денег поеду, и без карточек в городе не выжить.
- Нет, Аннушка, не видела я синий мешочек, ничего не видела. Дома поищи, может, затерялся где.
Над печкой шевельнулась занавеска, из-под неё высунулась рыжая детская голова:
- Баба'нька, а не тот ли синий мешочек ты за икону сегодня прятала, я видел.
- Ух, стрешник! Молчи, дурак.
Тётка Дарья встала лицом к иконе, перекрестилась, повернулась к Анне, встала на колени и сказала:
- Вот ведь, Аннушка, есть поговорка: «Не спрашивай у старого, спрашивай у малого»…Прости меня, Аннушка, я взяла твой мешочек. Вот что делает с нами голод, совесть свою теряем. Что хочешь со мной делай. Я подумала, что в городе пайки дают большие, вам ещё дадут, а мы тут голодные, ни карточек нет, ни денег - одни трудодни. Вот и решила я так. Все для фронта отдаём. Как же иначе? А у нас одни слёзы остаются. Подыхаем мы тут, Аннушка.
- Слава Богу, тётка Дарья, что документы нашлись, да и деньги тоже. Если бы ты знала, тётка Дарья, как мне эти деньги достались. Под Москвой я была, всю зимушку работала, долбила я землю киркой, дадут норму, а ты её попробуй сделать на морозе-то? Копала землю, брёвна носила да камни. Да разве всё расскажешь?! Не держу я на тебя зла, всё понимаю. Давай мне мой мешочек, бог тебя простит.
Раненько утром подошла к дому подвода, Анна посадила в телегу детей, больную и ослабленную мать, и отправились они на станцию Смагино, чтоб успеть на поезд и за день доехать до города Горького.
Ехала Анна и думала, что тут скажешь - война. Страшно на фронте, убивают людей пули и бомбы. А в тылу дети, женщины, старики и старухи работают на заводах, поднимают сельское хозяйство, кормят страну и фронт. Отдавая всё без остаточка, сами впроголодь живут. Мыслимо ли? А жить хочется всем.
30.03.2012