From fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty's rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou contracted to thine own bright eyes,
Feed'st thy light's flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thy self thy foe, to thy sweet self too cruel:
Thou that art now the world's fresh ornament,
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content,
And, tender churl, mak'st waste in niggarding:
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world's due, by the grave and thee.
От красоты мы страстно ждем плода:
Коль розу тлен не может пощадить,
И зрелое исчезнет без следа –
Наследник смог бы память сохранить.
А ты собою слишком увлечен,
Но знай – свече гореть не долгий срок.
Достаток тем на голод обречен –
Себе ты враг и сам к себе жесток.
Собою красишь мир в нарядный тон,
Гонец весны, не будь настолько глуп:
Роняя семя в собственный бутон,
Так, милый плут, ты тратишь, хоть и скуп!
Ты став обжорой, не жалеешь мир.
Не ешь мирского – то удел могил.