Тебя боятся, но тебе не страшно. Ты одинока так, что проще выть. И Аргус твой с межзвёздной телебашни, моргнув, пропал - чтоб больше здесь не быть. Да, Аргус твой растаял на рассвете, ты не смеялась - просто не могла. А он не понял. Мужики - как дети: и сам сгорел, и сжёг тебя дотла... Он сам ушёл, и здесь тебя оставил - давиться Правдой Больше Не Чудес.
Играют боги - как всегда без правил.
Сатир играет - страшно всем окрест.
Сатир играл - и даже Зевс боялся, тряслась эгида, в небе плакал гром. А ты лежишь, не ощущая пальцев, и горький яд смакуешь языком. Язык двоится - всё издержки мрака, темно и сыро, плесень по углам. В своей пещере грех тебе не плакать, но ты не плачешь. Гордая же, да. Сатир был горд - и где Сатир в итоге? Не Аргус ль твой (глаза - плеяды звёзд)
Его убил? Ты обнимаешь ноги.
Не ноги, впрочем, а драконий хвост.
Драконий хвост. Не знают боги меры: забрали всё, что можно было взять - и свет, и радость, и твою Химеру... Она уже почти не помнит мать, а ты ещё надеешься на что-то, но грудь болит - отрава в молоке... А Аргус твой выходит на охоту с кривым серпом в уверенной руке. А Аргус твой томим тоскою звёздной - он приходил лишь ночь тому назад,
Но ты спала. Теперь, похоже, поздно.
И Аргус твой смущённо прячет взгляд.
Но Аргус твой поёт как прежде сладко: мол, встань, пойдём, в саду у Гесперид ты станешь прежней, сразу, без остатка и хвост уйдёт, а горе - отболит. И звёздный свет слепит тебя привычно, и всё внутри кричит, что это - ОН, что ты его узнаешь пореснично, что если сон - то самый сладкий сон, что он скучал - и это тоже видно, что оба правы Правдою Чудес...
Что он пришёл убить тебя, Ехидна.
Взмахнул серпом.
Рассёк.
Моргнул.
Исчез.