(поэма)
События августа 2008 г. в Южной Осетии помнят все. Обе противоборствующие стороны тогда обвиняли друг друга в агрессии и нарушении норм международного права, хотя ответственность за жертвы лежала на обеих. Особенным патетическим лицемерием в это время отличалось правительство русская буржуазная пресса. Здесь мы предлагаем Вашему вниманию некоторые зарисовки тех впечатлений, которые сохранились у нас от того времени. К сожалению, из-за злобы, выражаясь словами Достоевского, погибла вся художественность. Однако, набравшись смелости написать такое, нельзя прятать написанное от глаз публики.
1.
Кавказ. Здесь журналисты всех мастей
от всех, попавших под руку, стремятся
добиться слов, как плохо было жить
под властью Грузии, как хорошо под властью
Медведева. Но беженцы молчат.
И потому газетные страницы
кишат то завереньями властей,
то ничего не значащей рекламой,
то критикой правительства грузин,
кочующей в газету из газеты.
В сумбуре СМИ и телепередач
клокочут страсти. Кто-то обвиняет
Саакашвили в том, что он сошел
с ума, но предъявляет вместо справки
какого-нибудь психотерапевта
лишь физиогномический анализ
портрета президента. Дескать, тот,
кто родился с подобным подбородком,
затылком, лбом и носом – обречен
на паранойю. Кто-то обличает
грузинское правительство как слуг
Америки и ищет виноватых.
Тем временем, вдали от кутерьмы
и дрязг большой политики, дороги
Осетии заполнены людьми.
Отчасти это беженцы, отчасти –
солдаты. На лице у первых – скорбь
по городу, по дому, по убитым
во время опереточной войны
Медведева с Саакашвили (что им
до тысяч мертвых, раненых, калек,
голодных и ночующих под небом,
когда в их землю вложен капитал,
и есть возможность крупных махинаций
с земельными наделами, с едой
для беженцев, с оружием с подрядом
на стройку и с наркотиками?). Что
касается солдат, у них на лицах
читается испуг. Они всего
три месяца, как призваны, учились
по сокращенной схеме. Автомат
ремнями режет плечи, камуфляжный
наряд рябит в глазах, ботинки жмут…
Что до того большому капиталу
российских банков, ежели у них
доходы с государственных заказов
на АКМ, на плащ-палатки, на
пособия по смерти и утрате
трудоспособности? И снег ложится на
виски вчерашних школьников задолго
до первых перестрелок и атак.
Но, думается, НАТО и грузины,
с которыми столкнется наш солдат,
не смогут испугать его сильнее,
чем собственный премьер, чем президент
России и родное государство.
2. Временщик на Кавказе.
На что направить взгляд ста тысяч глаз?
Взволнованы и зритель и читатель
глядят на грязь, на кровь… Что волновать их?
Чтоб журналистам было, что снимать, к ним
Сам временщик приехал на Кавказ.
Перед народом, высясь над людьми,
пришедшими задать ему вопросы,
заученные прежде назубок,
стоит субъект. Лицо его похоже
на маску из резины. Он одет
с иголочки: отглаженные брюки,
суровый блеск ботинок, лишь пиджак
из дани уважения к походным
условиям сменила белизна
спортивной куртки. Сотни телекамер
голодными глазами ловят взгляд
временщика, слова, телодвиженья.
Но взгляд его темнее, чем вода
во облацех, пусты и лицемерны
слова, а внешний облик говорит
за бесполезность этого спектакля.
Вокруг временщика, отделены
клеенчатою лентой от ковровой
дорожки, по которой взад-вперед
фланирует любимец журналистов,
стоит десяток беженцев. Они
ругают власть грузин, Саакашвили,
американцев, словом, всех, кого
позволено ругать. И оцепленье,
одетое в суровый камуфляж,
держа наизготовку автоматы,
скучает. Все они не попадут
сегодня в кадр, а внешняя охрана
обыскивает всех, кто подошел
на расстоянье ближе километра
до места, где сегодня временщик
беседует с народом, так что делать
им нечего. Все смотрят на того,
кто чуть брезгливо высясь над толпою,
собой не представляет ничего
другого, кроме сторожа посольства.
Надев наполеоновский сюртук,
он мнит себя лицом своей эпохи,
но наизнанку выверни его,
и что тогда предстанет пред глазами
присутствующих? Средний интеллект,
при полном равнодушии к культуре,
религии, науке и другим
явленьям, составляющим духовность,
любовь попить, поесть, продолжить род,
большой карман, являющийся устьем
финансовых потоков всей страны.
И весь портрет. Почти неинтересно.
Когда страна крошилась на куски,
используя посты, чины и связи,
он брал себе и золото и власть
посредством воровства и лицемерья.
3. Речь временщика к солдатам, отправляющимся в Южную Осетию.
Наш временщик, привыкший все скрывать и
лгать, лицемерить, все же изнемог.
В его словах неглупый обыватель
мог многое прочесть и между строк.
Здравствуй, быдло, молодое, незнакомое*.
Ты передо мной – как насекомое,
как комар: так мал, что точкой кажешься.
Не шути со мной, и жив окажешься.
Лучше защищай с плохими шансами
выжить территорию с финансами,
вложенными в землю, и подрядчиков
на мое строительство, и вкладчиков
деньги на мои программы. Выстави
грудь вперед, чтоб перед шовинистами
не прослыл я рохлею и нытиком:
внешнюю храни мою политику.
Но, служа мне жертвенно и искренне,
не щади лишь сердце материнское.
Пусть чужая мать от боли свалится,
пусть твоя в страданиях оскалится,
как узнают то, что оба сына их
не вернутся, взорванные минами,
пулями прошитые, осколками.
Пусть, зайдясь в рыданьях, воют волками.
Я же их рыданьем истерическим
нашим оппонентам политическим
ткну в лицо, чтоб в том рыданье горестном,
им со мной ругаться было совестно.
4.
Вдали от политической борьбы,
от поз и потрясанья кулаками,
жужжанья телекамер и софит,
наигранных рыданий в диктофоны,
как, впрочем, вдалеке от взгляда глаз
генштаба и министра обороны,
в предместии Цхинвала, чуть живой,
лежит солдат, и выпавший кишечник
солдата волочится по траве.
И, видя эту жуткую картину,
желаешь, чтобы был такой предел,
страданье за которым невозможно.
Истерзанный солдат, уставясь вверх,
довольствуется тем осколком неба,
который умещается в зрачок
залитого засохшей кровью глаза.
Что делать, если жизнь была жадна
на годы жизни, на образованье,
на здравоохраненье, на права,
заверенные множеством законов,
на женщин на друзей и на вино?
Пускай, хотя бы смерть не поскупится
на маленький клочок небес, чтоб тот
служил наградой павшему солдату.
5-6 декабря 2008 г.
__________________________
*К своему огромному сожалению, я обнаружил после написание этой поэмы, что эту строчку за несколько лет до меня сочинил Т. Шаов. Какой удар от классика!