Дух изнемог в запустении утреннем;
Чахнет в золе поэтический транс.
Мне ль о порядке заботиться внутреннем,
Коли снаружи сплошной декаданс...
Вот моя сонная, пыльная комната:
Серые стены и вечный бедлам;
Вдребезги древняя ваза расколота;
Всюду бумаги и жизненный хлам.
Полный упадок лирической личности.
Время сказать себе громко, всерьез:
"Встань и пространство от нечисти вычисти!
Видишь - скучает в углу пылесос".
Эта идея потребует мужества –
Я и соринки за год не поднял.
Ну же, дружище, пора поднатужиться!
И пылесос что есть сил, зарычал.
Что-то свершилось великое, важное:
Словно очнувшись от тягостных чар
Взвились лохмотья и клочья бумажные
В воздух, где царствовал душный угар.
Зашевелились – как громом разбужены –
Пыльные хлопья, гнилая труха,
Горы осколков, огрызков две дюжины –
Лишь бы хватило размеров стиха...
Все в хаотичном кружится движении,
Освобождая желанный простор;
Я наблюдаю без слез сожаления
Как исчезает реликтовый сор.
Слой за слоями с завидной отважностью
Мой ненасытный и яростный зверь
Выгреб всю мерзость с ее эпатажностью,
Чтобы за вещи приняться теперь.
Первою жертвой голодного хищника
Стал мой бессменный облезлый носок –
Канул покорно во чреве обидчика –
Волюнтаризма, увы, не пресек.
Следом помчались монеты с купюрами;
Сгинул в трубе пожелтевший блокнот,
Весь испещренный стихами понурыми,
Коим уже не войти в обиход.
Зверь все сильнее ревел в исступлении:
Шторы сорвались в воздушный поток;
С грохотом сыпались книги, что гении
Горе-потомку оставили впрок.
Видно туда им дорога начертана –
Буря сметает и мудрость, как пыль;
Коль поглотила Толстого и Герцена,
Значит и все остальное – в утиль.
Вслед за пластинками Баха и Моцарта,
С визгом исчез пасторальный пейзаж...
Друг мой, теперь нарезвился ли досыта?
Нет, – он всего лишь нащупал кураж.
Лампа настольная с хрустом заглочена,
Та же судьба у настенных часов,
И Ломоносова бюст позолоченный
Тоже пропал, не оставив следов.
Вихрь нарастает, сжирая безжалостно
Груды одежды, посуду, ковер –
Гибнут пожитки мои – и, пожалуйста –
К черту – весь этот обыденный вздор.
Правда, дождался я дерзкого стимула,
Чтобы воскликнуть: "Ах, .. твою мать!" -
В миг, когда вся затрещала и сгинула
Милая мне, боевая кровать.
Дальше – в безудержном смерче грохочущем
Рушатся стены и мебель летит,
Дом рассыпается в жадном урочище –
Кто бы предвидел такой аппетит...
В апофеозе чистилища личного
Я оказался без крыши, без стен –
Полный порядок – работа отличная.
Взять бы на внешнюю чистку патент.
Да и зачем дожидаться законности –
Мне на земные законы плевать.
Публика ждет продолжения повести,
Значит, пора внешний мир убирать...
И начинается – суть – мракобесие...
Вы уж простите за нервную дрожь.
Слабым натурам такие известия
Я б не советовал слушать... Ну, что ж...
Мчатся, грохочут по стонущим улицам
Тонны железа и горы камней.
В бешеном вихре машины прессуются;
Сотни кварталов дрожат все сильней.
Монстр, заревев киловаттами дикими,
Жадно всосал сразу целый район,
Следом увлек с преисподними криками
Жителей местных почти миллион.
Хлебозавод, комбинат винно-водочный,
Фабрику по производству колес
И стадион вместе с трассою гоночной
Вдохом одним поглотил пылесос.
Десять вокзалов с огнями настырными,
Сто километров железных дорог
Вместе с вагонами и пассажирами
Страж чистоты беспощадно увлек.
Как допустил эти страшные беды я,
Не учиняя убийце преград?
Просто всемирная эта трагедия
Лишь возбуждает лирический лад.
Дальше и больше – сосет и не брезгует
Неутомимый электроприбор
Библиотеки, театры облезлые,
Залы, дворцы и музеи, как сор;
Все институты смела тяга бурная –
Сыпется академический блеск.
Где же наследие ваше культурное?
Где ваш великий научный гротеск?
Следом за мелкого сорта отходами –
Страны, империи и города,
Вместе с властями, казнами, народами
С громом влетели в трубу – в никуда...
Так, потрудившись над миром неистово,
Выгреб весь мусор до самых глубин.
Вот и Земля окончательно чистая –
Я с пылесосом на свете один.
Чествуя бескомпромиссного гения –
Злого творца планетарных пустот,
Я понимаю – с таким вдохновением
Разум затянется в водоворот.
Надо взмолиться бы голосом стонущим:
«Хватит пыхтеть, друг сердечный, уймись».
Солнце к закату бредет, но чудовище
Алчущим хоботом тянется ввысь.
Что ж, агрегату шальному не терпится
Пылью небес надышаться сполна –
Затрепетала Большая Медведица
И под уклон покатилась Луна.
Тонут прощальные блики вечерние
В созданной вихрем, клокочущей мгле.
Убрано солнечное освещение –
Плазма проглочена, будто желе.
И очутился теперь в самой гуще я
Сил, что колеблют космический строй –
Видно становится жерло сосущее
Всепоглощающей черной дырой.
Сдвинулись с места светила небесные,
Ливнем блестящим посыпались в пасть
Ветреной и необузданной бестии
Чтоб навсегда и бесследно пропасть.
Жертвами метафизической практики, –
Комплексной чистки Вселенских глубин,
Стал Млечный путь и другие галактики –
Мусор всех типов и всех величин.
И завершилась борьба неустанная
За чистоту захламленных миров
Полным коллапсом всего мироздания –
Самой ужасной из всех катастроф.
Как поэтично исчез в пылесборнике
Самый последний, несчастный квазар.
Вот и конец исторической хронике –
Замер мотор – ни шумов, ни фанфар…
Всюду одна пустота первозданная…
Есть я, иль нет меня? – вот в чем вопрос.
Сыт я вполне этой жуткой нирваною –
Перестарался ты, друг пылесос.
Вытряхнуть мусор обратно не лучше ль нам,
После чего тебя выгнать взашей?..
Слаще – упадочность в доме запущенном,
В милой пыли, средь привычных вещей.
10.03.2012