Фантазия звалась « Мой мир».
В ней было всё согласно жизни.
Была изношена до дыр
Надежда справедливой жизни,
Той, за которою потом
Придёт естественно награда,
И будет рай как вечный дом,
И большего уже не надо.
Не сознавалась груда зла
Под слоем вежливых улыбок,
Расход сердечного тепла
Почти не допускался, ибо
Не доставало самому
В таком жестоком, странном мире,
Но большей частью потому,
Что сердце оплывало в жире.
Жизнь так текла и подошла
К черте достаточно условной,
Пройдя её, опять пошла
Так же привычно, так же ровно.
Фантазия была « Мой ад».
В ней было всё согласно аду,
Мучений бесконечный ряд
Здесь был естественной наградой.
И, вроде, не было грехов
Таких, чтоб ада обещали,
Но было продолженье снов,
Которые всегда пугали.
И бесконечности простор
Пронзался светом, словно болью.
Свет жёг как правда, как позор
И как укор негодной роли.
И ясной стала слепота
И неразборчивость желаний,
И поражала простота
Вопроса благ и наказаний.
Свет мучил. Если бы не он,
Во мраке всё исчезло б разом,
Но свет светил и только стон
Рождал упрёк, мутивший разум:
"О, если бы на поводу
Не шёл я собственных фантазий,
О, если бы я на беду
В них не поверил сам, то разве
Я б выбрал эту жизнь в аду?.."
Но было поздно выбирать.
И вся надежда – в Божьем свете,
Который будет растворять
Фантазию больную эту.