Здесь: я лечу на велосипеде
липовой аллеей,
вниз,
к горячему медному блюду пруда
(Над ним клубится пар насекомых).
Там: суетливый мальчик с оливковыми глазами
Замирает над цветком возлюбленной,
Его длинные пальцы вздрагивают несколько раз, -
И касаются коры кипариса.
Его глаза заливает поволока обреченности.
Здесь: черный обелиск небоскреба
Переворачивается навзничь
И я качу по черной мраморной полосе,
Огибая провалы окон.
За спиной – асфальтовая стена,
С торчащими из нее
Столетними побегами платанов.
Впереди – небо,
А солнце –
как всегда –
сверху.
Там: солнце, как всегда снизу,
Лица освещены снизу,
Пот высохший, и пот,
Только что проступивший.
Тела раскрываются, как мидии в кипятке,
И пряно вянут, как цветы магнолии.
О, влага, о, пыль, о, мускусный запах!
Здесь: снесли бетонное здание семидесятых
И открылся вид на железную дорогу,
Верней, на железный муравейник:
Жуки, сороконожки, долгоносики локомотивов
Пестрота,
Щелкающие, протяжные, чирикающие, стучащие звуки.
Там:
Всё шелестит:
Шелк,
листва,
иссохшая трава,
пыль,
цикады,
калашников.
Оттенки шелеста –
как оттенки бордового
как ступени жАра.
Черное каление ночи.