Свободный перевод поэмы Важи Пшавелы "Звиадаури"
Пускай чонгури* мой, со мною говорит,
Пускай о подвигах былых, он возвестит,
И воспоет героев, мужество в сердцах,
О благородных, пусть расскажет нам бойцах!
Где горы, пиками поймали облака,
И, как папахи, укрывали их снега,
Где ветер яростный, сквозь бурку холодит,
Аул хевсурский как гнездо орла, лежит.
И в том ауле, жил Звиад, лихой джигит,
Пред ним в сраженьи, Амиран не устоит!
Он свой поселок от набегов защищал,
Не раз победу над врагом, он возвещал!
Не раз, набеги дерзких горцев отражал,
Не раз, в неравных поединках побеждал,
Он выходил на бой, один против пяти!
Теперь в горах, таких джигитов не найти.
Он под луною, не боялся никого,
Хребет высокий, проходил Звиад легко,
Он по следам врага, мог сутками шагать,
Его сам дьявол, не сумел бы, запугать!
И не страшна ему лезгинская стрела,
Победа сабле дагестанской, не дана
Над гордым горцем, и не раз его кинжал,
Чеченцев яростных, в сраженьях побеждал!
Звиад могучий, поражения не знал,
Он побежденным, саблей руку отрубал,
И возле сакли, вешал руку на струну.
(Такой обычай, был у горцев в старину)
Звиад обычай этот страшный, не любил,
И кисть врага, он без желания хранил,
Свои трофеи, он не вешал напоказ,
Скрывал победы он от любопытных глаз.
Однажды ночью, средь осенних хмурых дней,
Отряд чеченцев, уводил табун коней.
Трем пастухам чеченский сумрачный кинжал,
В ту ночь течение их жизни, оборвал.
Укрывшись тьмой ночной, и тенью хмурых скал,
Табун коней, ущельем темным угонял
Отряд чеченцев, удалялся поскорей,
Ведь много дней придется гнать гнедых коней.
А горцы гордые, не станут долго ждать,
И постараются быстрей воров догнать,
За табуны и смерти, кровью дань возьмут,
Им не спастись, коль горцы их в пути найдут!
О трех абреках, шла молва, по всей Чечне!
Таких рубак, еще не знали на земле!
Их вождь могучий, выходил в поход не раз,
Его набегам, ужасался весь Кавказ.
Высоко в небе, мог он пулей птицу сбить,
И на скаку, мог быстрой шашкой разрубить,
Сверкнувшей молнии, мерцающий зигзаг!
Врага он ясно видел, сквозь вечерний мрак!
Искал добычу он в горах, не мало дней,
И вот попался на пути, табун коней!
Таких коней, абрек мог дорого продать,
Но он не знал, кто его станет догонять!
Наутро Хевисбери весь аул поднял,
И о ночном набеге людям рассказал,
Мужчины бросились к домам, коней седлать,
И уносились, как буран, воров искать.
Звиад на пастбище ночное прискакал,
И сверху, соколом, ущелье озирал,
И лишь в долину, просочился солнца свет,
Звиад в траве увидел трех абреков, след!
Рукою сильною, мужчина сжал кинжал,
Влетел в седло, и по тропинке ускакал,
По следу ясному Звиад до ночи шел,
И уж к полуночи, табун в лесу нашел!
Вокруг костра сидят чеченцы, и едят,
Порой, внимательно во тьму они глядят.
Они весь вечер ловко путали следы,
И отдыхали под покровом темноты.
Среди ущелий каменистых, нет следов,
И горцам их не выдаст, скальных гор, покров!
Железом можно след оставить на камнях,
Но воры, ездят на некованых конях!
А в темноте, пробиться в чащу, мог лишь бес,
Глухой стеною защищал чеченцев лес!
Но от возмездия, абрекам не уйти,
И, в мраке ада, сможет их Звиад найти!
Он шел неслышно, пробираясь наугад,
И сердцем чувствовал: куда укрылся враг!
Но вот, во тьме, костер звездою замерцал,
И тише барса, подходить охотник стал.
За шагом шаг, Звиад к чеченцам подходил,
За их движением, внимательно следил.
Остановился он в пятнадцати шагах,
Ружье надежное, сжимал Звиад в руках.
Без страха горец, сделал шаг из темноты,
Чеченцы замерли. Шуршание травы
Сказало воинам, что рядом враг стоит,
На конокрадов, сквозь прицел ружья глядит.
Абрек мгновенно вылил воду на огонь,
Дым заклубился, и копытом стукнул конь,
Звиад увидел, как из дыма всадник мчит,
И саблей острой, не шутя, ему грозит.
Не испугался горец, выхватил кинжал,
Легко клинком своим, удары отражал,
Потом схватил за руку, конного бойца,
Стащил с седла его, и снял башлык с лица.
Абрек без памяти у ног его лежал,
И только саблю, мертвой хваткою держал.
Во тьме, ударили копыта по камням,
Чеченцы жизнь свою, доверили коням,
Очнулся вор, и зло зубами скрежетал,
Ведь очень крепко его за руки держал
Звиад могучий. Но отвлек его табун.
Среди коней, услышал он, какой то шум.
Боец достал из цаги* нож, удар нанес,
Но тот удар, ему победу не принес.
Звиад удар рукой железной отразил,
И в грудь врага, по рукоять, кинжал вонзил!
Потом убитого на землю опустил,
Кинжал кровавый, в ножны медленно вложил.
В седло запрыгнул, и в погоню полетел!
Он всей душою, наказать воров хотел.
Скакал и слышал конский топот пред собой,
Звиад хотел скорей вступить с врагами в бой!
Он презирал и не любил ночных воров,
Сражаться с ними, каждый миг Звиад готов!
В ночи дорога, в горы гиблые, ведет,
Но ночь не вечна, ей на смену день идет,
Сереет небо, золотится небосвод,
Туман трусливо, вглубь ущелья уплывет,
Лучами солнца озарился горный склон,
И бросил взгляд Звиад, внимательный кругом:
Бурлил ручей у ног, и звуки заглушал,
Спасая тех, кого в ночи, Звиад искал.
Холодный ветер шевелил кусты вокруг,
Врагам Звиада, был он самый лучший друг.
Он от погони, конокрадов укрывал,
От взгляда зоркого, скрываться помогал.
Звиад упорно, всю долину осмотрел.
Гроза приблизилась. Зигзаг горящих стрел
Под грохот грозный, ярко небо разорвал,
А ливень, горца беспощадно поливал.
Но ведь Звиад всю жизнь свою провел в горах,
Перед грозой, он не испытывает страх,
Мужчину ливнем, ни за что не испугать,
Звиад сквозь ливень, продолжал врагов искать!
Коня он к дереву, в сторонке привязал,
И, легкой поступью, он к скалам зашагал,
Он знает точно, скрылись горцы, где то здесь!
А в старых скалах, гроты и пещеры есть.
Звиад поднялся на возвышенный откос,
И козырьком, ладонь к глазам он приподнес,
Чтоб дождь струящийся, ему не помешал.
Там, в серых скалах, он движенье различал!
Звиад увидел двух чеченцев на конях,
В руках железных повод, ноги в стременах,
Абреков жадным взглядом барса пожирал,
И двух врагов смертельных, в них Звиад узнал!
Свое ружье, рукою твердою поднял,
И эхом, выстрел многократно прозвучал,
Взмахнул руками всадник, дернулся в седле,
И, через миг, лежал убитым на земле.
А вместе с ним, абрек второй с коня упал,
Как будто горец, двумя пулями стрелял!
Еще не смолкло эхо выстрела в горах,
Как услыхал Звиад проклятье на устах:
- Собачий сын! За мною гнаться не устал?
Меня средь скал, ты уже много дней искал!
Теперь нашел, и в этих скалах, ты умрешь!
Ты не меня, Звиад, ты смерть свою найдешь!
А чтоб не мучиться, ты выходи на свет,
Ведь в этих скалах, для тебя спасенья нет!
Вслед за словами, выстрел порохом дохнул,
И над ущельем, голос смерти громыхнул,
Над головою у Звиада свист свинца,
Но он привычен, как чонгури для певца!
Ружье Звиад туда нацелил, где дымок,
Средь скал, расщелину глухую заволок.
- Ну что, гяур, тебе я в сердце, не попал?
Иль ты, трусливо за камнями грудь скрывал?
- Ты научись сначала, подлый вор, стрелять!
Иль ты, коней умеешь низко воровать?
Но только знаешь, ты не тот табун угнал,
И потому, тебе я свой ответ послал!
Ответный выстрел выбил щебень из скалы,
Промчались камни у чеченской головы,
Но конокрад, и глазом даже не моргнул,
Рукою твердою, он пулю затолкнул
В свое ружье, и зорким взглядом стал искать,
Где скрылся горец? И куда ему стрелять?
- Собачей веры, шелудивый, грязный пес!
В запале ярости чеченец произнес:
- Еще не сядет солнце, как тебя убью,
И в знак победы, твою руку отрублю!
- Ах, ты, собака!
Хохотал в ответ Звиад:-
- Не я, а ты, собачей веры, подлый раб!
Тебе так хочется, мне руку отрубить,
Но, только сможешь ли ты, вор, меня убить?
Чеченский выстрел, грозно речь его прервал,
Его так долго, эхом в скалах повторял
Хозяин горных склонов. Он предупреждал,
Что бы пощады, ни один из них не ждал!
В ответ, Звиад стреляет в скалы наугад,
И барабанит эхо, как по крыше, град!
От камня к камню, словно барс, Звиад ползет,
И от скалы к скале, чеченец в тень идет!
За пулей пуля, разрывают сеть дождей,
И в дикой ярости, грызут гранит камней,
Сквозь дождь и сумрак, ветер носит их слова,
Телами смятая, в прогалинах трава,
Не распрямится, лишь к земле сильнее льнет,
Ей приподняться, зло и ярость не дает!
Вот так и кружат, между скал, и меж камней,
Ложатся пули ближе к телу, и точней,
И, омываем ливнем, каждый вопрошал:
Попал он пулей во врага? Иль не попал?
Уж день закончился, и вечер настает,
Злорадно ночь из падей, темноту ведет,
И коль до ночи, горец вора не убьет,
То в темноте, абрек от смерти, улизнет.
Звиад пополз вперед, он сильно рисковал.
Он видел ясно, воин хорошо стрелял.
Хотел к врагу Звиад поближе подойти,
Он точным выстрелом, хотел его найти.
А если, ружья в перестрелке подведут,
Тогда кинжалы, к сердцу путь себе пробьют!
И только, начала сгущаться темнота,
Звиад решил напасть с кинжалом! Уж пора
Закончить эту битву. Пусть судьба решит,
В единоборстве пусть достойный победит!
Пока пути к абреку, горец наш искал,
Чеченец сам, о поединке размышлял:
Звиада, яростно хотел абрек, убить,
И без победы этой, не хотел он жить.
Впервые встретил он достойного врага,
Победы прежние, давались, как игра.
Устал чеченец, он уже три дня не спал,
Ружье нацелив, из засады он привстал,
Увидел чоху с газырями, средь камней,
И, не колеблясь, сразу выстрелил по ней!
- Ну, что, Звиад? Теперь то, я в тебя, попал?
Жаль, что лежишь ты, а не то бы, вмиг упал!
Молчишь, гяур? Со мною спорить нету сил?
И клич победный, по ущелью прокатил.
Но не успел он смолкнуть в горной тишине,
Гроза сверкая, громыхнула в вышине,
Когда из скал, мелькнул огонь и гром взревел,
И от Звиада, ангел смерти прилетел.
- В меня, коварный конокрад, ты не попал,
Напрасно порох жег, когда в меня стрелял!
А я, в ответ тебе отправил свой привет!
Скажи, шайтан, в тебя попал я, или нет?
Абрек из мрака меж камнями отвечал:
- Стрелять умеешь ты, гяур. Да, ты попал.
А, если хочешь поглядеть, то подходи,
Я твою пулю, унесу в своей груди.
Звиад, готовый ко всему, привстал легко,
Ему шагать до скал, совсем недалеко.
Ступал, как барс, врага из вида, не терял,
Словам абрека, до конца не доверял.
Средь скал, в расщелине, чеченца видит он,
Зажаты губы, не пускают, боли стон,
В глазах огнем пылают факелы вражды,
Чтоб устоять, отвага с мужеством нужны!
Над переносьем, брови черные сошлись,
А пальцы крепкие в приклад ружья, впились.
Струею грустною, дождь по лицу стекал,
Лишь бледный лик, его страданье выдавал.
Налилась, кровью алой, чоха на груди,
Но, как и прежде, точно барс, абрек глядит.
Собрав, остатки покидающие, сил,
Абрек с достоинством, в тиши заговорил:
Я часто, слышал о тебе, Звиад – сардар!
Теперь и сам узнал, руки твоей, удар!
В бою с тобой, я цену мужеству узнал,
Таких джигитов, я ни разу, не встречал!
Но я, горжусь, что я с тобою говорил,
И, что меня, могучий воин победил!
Я знаю, многих ты чеченцев убивал,
И море крови ты чеченцам задолжал,
Наступит время, кровник твой, к тебе придет,
И этот миг, Звиада смерть его, найдет!
Ну а пока еще, ты остаешься жить,
Ружье мое, достоин только ты, носить.
Отец, когда то, с ним набеги совершал,
И я не раз, в бою врагов, им поражал.
Оно достойно может быть в твоих руках.
Страданьем, пот его пробился на висках,
Напрягся воин, воздух тягостно вдохнул,
И, еще крепкою рукой, ружье метнул.
И вот, ружье уже летит к его ногам,
Как подтвержденье гордо сказанным, словам!
Звиад чеченское ружье в руках держал,
Оклад серебряный, луч солнца отражал,
Резьбою тонкою, украшен был приклад,
Ружьем таким, владел не каждый конокрад.
Он на врага взглянул, тот на земле лежал,
Рукой бескровной, рану на груди зажал,
Смотрели очи тускло ввысь над головой,
Внезапно тело, изогнулося дугой,
Обмяк чеченец, и рука сползла с груди,
А взор потухший, в синь небесную глядит.
Абрек оставил мир страданий и тревог,
И в свою саклю, возвратиться он не смог.
А по обычаю, чтоб подвиг подтверждать,
Врагу обязан горец руку отрубать,
Что бы в который раз в ауле доказать,
Как хорошо умеет горец воевать!
Взметнулся вверх, в руке проверенный кинжал,
Но не упал. Звиада словно кто, сдержал.
Он руку правую, был должен отрубить,
Но не хотел он тело мертвое казнить.
Зачем нужна ему, убитого рука?
Зачем калечить тело, мертвого врага?
А благородство? Смело бился с ним джигит,
Но был повержен, и у ног его лежит.
Звиад кинжал неспешно в ножны заложил,
И из расщелины, неслышно отступил,
Нашел привязанного к дереву коня,
И в мрачных думах, возвращался он три дня.
На день четвертый, а свою саклю прискакал,
И хевисбери, про поход свой рассказал,
О том, как ночью конокрадов отыскал,
Как друг за другом, их он в скалах убивал,
И, как вождя чеченцев, в битве одолел,
И, как ружьем его, бесценным, овладел.
Звиада слушал хевисбери, и молчал,
Но сокрушенно головою он качал,
А после, старец гладя бороду, спросил:
- С каких времен, Звиад чеченцев полюбил?
Зачем так долго за абреком ты следил,
И даже руку у врага, не отрубил?
Ружьем, победу над вождем ты доказал,
А может, ночью, ты, как вор, его украл?
- Послушай, старец, никогда Звиад не лгал!
И у врагов оружье я, не воровал!
- Так почему, обычай наш нарушен был?
Ведь ты в бою, врага без жалости сразил?
- Звиад не знает тени жалости к врагу!
Но я казнить тела достойных, не могу!
Ты – хевисбери, и решай, как дальше быть,
Но я, не стану больше рук врагам рубить.
Звиад поднялся, поглядел на стариков,
И вышел прочь, не говоря ненужных слов.
Но с той поры, обычай древний позабыт,
Коль горец был в бою противником убит,
То рук своих, погибший воин не терял,
А победитель никогда не выставлял
Трофей ужасный, добрым людям напоказ.
Жестокость, надо укрывать от добрых глаз.
Пусть мир наш, строится и кровью, и огнем,
Но добротою, и любовью мы живем!
Дано врага нам, беспощадно убивать,
Дано нам подвиги героев прославлять,
Но благородство, мы всегда должны ценить,
Без благородства, человек не должен жить!
А дар врага, порой честней иных наград.
Таким мужчиною был доблестный Звиад.
Пускай зурна* с чонгури грустно нам споют,
О том, что больше в мире нашем не живут,
Герои тех суровых и былых времен,
Когда мужчины чтили совесть и закон,
Когда ценили силу, мужество и честь,
А презирали ложь, предательство, и спесь.
От песни этой, пусть течет слеза из глаз,
Ведь песни доблести, слагают не про нас.
Не потому, что невозможно их сложить.
Мы этой чести, не сумели заслужить.