1.
Сажусь в метро и телефон садится,
спешащий пассажир толкает локтем.
Пыхтят натруженные лица,
мечтами в мёде, сами в дёгте.
Нет места сесть пенсионеру -
расселся парень, сильно зол.
Лицом поношенным и серым
народ молчит и смотрит в пол.
2.
Не то, что б только мрак я видел -
но, пачкая картину мира,
для человеческого вида,
расселенного по квартирам,
действительность - больной подкидыш,
на жизнь похожий суррогат,
и, если ты не слеп, то видишь:
шедевр мира сыроват.
3.
Картина требует поправок,
умов проявленных и светлых,
в которых развит важный навык
чтить покровительством планету
и мыслить шире рамок карты;
а представитель, как и прежде,
так узок в выгоде; в азарте
отдачу допускает реже,
чем век сменяет новый век.
В системе этой безнадёжно
теряет смысл человек,
и, жизнь считая невозможной,
при ставках выше честных дел,
как атом ядерных реакций
наводит хаос, беспредел -
он разрывает тело наций;
возносит свой эксперимент,
желая точно лучшей жизни;
он новых идолов агент,
он пребывает в оптимизме,
при случае не пожалея
камней и пуль для тех голов,
в которых дух иного веет,
кто за иное бить готов
таким же перечнем предметов
чужой достаток, быт и кров,
в виду неистинных заветов
своих надуманных врагов.
4.
В тоннель тревоги и фрустраций
метро способно проводить,
а мне идти и подниматься.
Задумался. Мне выходить.
Поднялся, вышел. Солнце светит,
от мрака мира отвлекая.
Идут из школы шумно дети.
Вдруг голубь в голубя влетает,
обозначая неполадки
и в точности системный сбой.
Непостоянный, хрупкий, шаткий,
непрочный мир любимый мой.
Не верю я в непогрешимость,
а что о людях говорить?
И разум, впавши в одержимость,
промашку может допустить.
Не на ошибках увлечённый,
а на решении задач,
в условиях столь изощрённых,
мой мир, лечу тебя, как врач.
5.
В восторг приводит каждый раз
моё в тебе существованье,
без пафоса и без прикрас,
я обращаюсь к мирозданью.
Ты есть и этим совершенно,
а люди мир изобретают
разумностью своей враждебной
или, рассудочность теряя,
урон наносят неисправный
твоим запасам; разве может
отдача показаться равной,
покуда потребляем больше,
чем можем мы возобновить?
Мир тонок, людям тоже тоньше
предстать бы, возродив свой вид,
и стать поддержкою возможной.
Земля, ты терпишь измененья,
вносимые людским животным;
залезши в прогрессивность мнений
в желаньи жизни беззаботной,
в работу с головой уйдя,
мы трансформируем пространство;
покоя не найти: суть дня -
прощанье с розовым румянцем
в избытке производства труб;
суровый наш насильный метод.
Стал человек особо груб
средь изобилия предметов.
6.
И я грубею. Агрессивно
порой веду себя в протест,
но после нахожу пассивным
свой непредвзятый интерес
и углубляюсь в наблюденье
процессов, следствий и причин,
предшествующих выведенью
неабсолютных величин,
что множат боль деленьем страхов
других людей и их миров;
о, безразличие, с размахом
ты умертвить своих сынов
способно, как бы не заметив
средь галактических курьёз
людей, которым солнце светит
одной из миллиардов звёзд.
Не помнит нас бездонный космос;
в беспамятстве мы распустились.
Вселенной всё равно: ей сносно,
что люди в ней опустошились.
7.
Опять я выпал в размышленье
о качественности бытия.
Зачем испытываю рвенье
к познанью мира? - Вот же я!
Доступен сам себе. Сподручен.
Иду и думаю о жизни,
она сейчас - момент и случай;
действительностью я пронизан.
Заоблачность далёко манит,
а я брожу по Петербургу,
в туман затянутому снами.
В подмогу будет ветер другом,
когда подует бодро в спину
и дым нависший прочь развеет.
Вулканы мыслей вдруг остынут,
и чувства возбудив скорее,
чем мысли жадный познаватель
осмыслит сущность этих чувств,
мне в сердце вселится создатель
безукоризненных искусств.
8.
Сажусь на лавку, солнышко садится.
Уставший впечатляться, я раскинусь,
чтоб небом любоваться - там ведь птицы
(они не люди - планетарный вирус).
Последний раз позволю отступление,
где выражу свой мысленный поток
для изложения людского представленья
на без того исписанный листок.
Не люди - вирус, а бесчеловечность!
Незнанье, холодность, пустотность, злоба
(я к сожалению рифмую "вечность",
поскольку я не знаю времени другого,
где был мой род людской всем скопом счастлив);
надеюсь, что из мрачности я вырвусь.
Я повторю, пусть будет дважды ясно:
не люди, а бесчеловечность - вирус,
случайно проникающий в живое,
он выселяет сущность человека,
который вечно вопрошает "Кто я?",
не получая должного ответа.
9.
А потому я выну пистолет,
чей отклик всех ответов громче.
Я буду честно чистить свет,
тускнеющий от грязи, порчи.
Пора вставать, не то останусь.
Метафор и трактовок быта
пробью броню, стреляя в данность -
желаю видеть всё, что скрыто.
С покрытием мой слился след -
неброскостью я дорожу.
Близки поэт и пистолет.
Иду и дуло навожу.
Поэт и пистолет стреляют:
цель точно головы, - в них ум,
цель грудь, где чувства задевает
порою выстрел наобум;
в обойме, благо, много строчек -
снарядов размышлений ловких.
Пусть я ещё не очень точен,
но меткость - дело тренировки.
10.
Вот вещи: грохот! Суть речей
обнажена в своём пределе:
определением вещей
в усердном стихотворном деле.
Теперь мне чище, лучше. Нужно
вернуться к дому. Скоро ночь.
На время стану безоружным.
Мне надобно восполнить мощь
и действия постичь отдачу,
чтоб ясностью рассеять мрак;
я для себя всё это значу.
Я озадачен: вышло так.
Усну. О, завтра будет день,
и, может быть, проснусь я рано.
Я есть, куда меня ни день:
быть человеком очень странно.
16 января - 25 февраля 2012