В преддверии 70 годовщины Великой Победы помещу здесь несколько стихов моего отца Абрамова Анатолия Михайловича. Он воевал на Карельском фронте и закончил войну в Финляндии. Стихотворение "Памяти Чкалова" написано прямо перед войной. Стихотворение "Волга" написано в самом конце войны. Более полную подборку стихов отца вместе с небольшой моей заметкой о нём смотри по адресу http://www.stihi.ru/2009/09/11/2335, а также на специальной странице http://www.stihi.ru/avtor/tolik19, которую я завёл для публикации произведений моего отца.
Памяти Чкалова
………
Разве надо плакать,
Если сокол пал,
Если сокол счастье
И победы знал,
Если видел небо
И своим крылом
Прикоснулся к солнцу
И упал потом?!
………..
Если мне на долю
Выпадет хоть раз
Прикоснуться к солнцу
В предгрозовый час
И спалю я крылья
В солнечном огне,
Обо мне не плачьте –
Пойте обо мне!
Вернись!
Только слово одно
Ты тогда мне сказала…
Это было давно,
Было там, у вокзала.
Возле братских могил,
В незатейливом сквере.
Я тот миг не забыл,
Я по-прежнему верю.
И куда не ведут
С той поры меня дали,
Помню, где меня ждут,
Где «вернись!» мне сказали.
Это слово одно
Мне навеки священно…
Это было давно,
Но и нынче – нетленно.
1941 г.
В разведроте Анатолия Волощука
Больше спокойствия.
Больше спокойствия.
Или к утру
Под артналётом разбитые кости я
В поле ничейном не соберу.
Мир существует. Планета не рушится.
Жизнь не утрачивает права.
Что же томятся от смутного ужаса
Сердце моё и моя голова?
Жизнь выдаёт незаметные крохи нам
Счастья,
а здесь его тратишь пуды…
Что-то не вижу руки Середохина?
Где Волощук? Где Велиев Дурды?
Где растеряю разбитые кости я,
Жизнь променяю на смертную дрожь?
Больше спокойствия.
Больше спокойствия.
Только б не путались правда и ложь.
Я из Печенгской
Когда в метельную пургу
Мы шли вперёд по серым скалам
И Кириквавиш, весь в снегу,
Одолевали без привала.
Когда в камнях бои вели,
Тесня врагов без промедленья,
Когда и близко, и вдали
Гремело наше наступленье.
Когда, повитая в огонь,
Над Печенгою ночь пылала,
И каждого бойца ладонь
Упрямей автомат сжимала.
Тогда не знали мы, каким
Нам именем в народе зваться,
Каким названьем боевым
Придётся нам ещё сражаться.
Но мы за честь его дрались
Уже тогда, вперёд шагая,
Уже тогда мы в бой рвались,
О славном имени мечтая.
И вот оно к нам донеслось
В пути, в Норвегии суровой…
Всё то, что есть у нас святого,
С тем гордым именем слилось.
Мы с этим именем дойдем
До Дня Победы, до Берлина.
Мы с ним вернемся в отчий дом,
И встретит мать с любовью сына.
И если дома, у огня.
Бои и грозы вспоминая,
«Откуда?» — спросит мать меня.
Скажу: «Из Печенгской, родная!..»
Красноармейская газета «Вперёд»,
29 ноября 1944 г.
В Карельском походе
Вот она правда –
шли мы
от света и от тепла.
Шли мы,
огнём косимы,
туда где беда была.
Милых не замечали,
в очи им не глядели.
Запросто одевали
скомканные шинели.
Уже не искали убежища –
от совести не убежишь!
…
Шли против ветра крутого,
что как хомут на шее.
Так – до норы кротовой,
так – до любой траншеи.
Болотами вязли тяжёлыми,
к горящим домам спешили.
А после атаки –
голые
у тех же домов сушились.
…
Шли в чёрные переулки
занятых городов.
Шли в казематы гулкие
взятых в бою фортов.
Раненые
лесами
шли по лесным приметам.
Совсем молодые
маме
боялись писать об этом.
По скалам
к коням привязанные,
в госпиталь эвакуировались –
чёрные, дымные, грязные,
будто из ада вырвались.
И всё-таки с мыслью дерзкою,
и всё-таки с гордой думою,
что мы на земле карельской
пробьёмся сквозь даль угрюмую.
Мы сердце в огонь бросали
за радость родной земли.
Такими победу взяли.
Такими и в мир вошли.
Шелтозеро. 1944
Из воспоминаний А.М.Абрамова:
Лето 1944 г. началось для нас широким наступлением. Выход к Свири, форсирование её под плотным огнём противника, непрестанный ливневый дождь на пути к Вознесенью, заминированные дороги – за этими словами и страшные испытания наших частей, и гибель многих из тех, кого я лично знал и с кем форсировал Свирь в подразделении лейтенанта Николая Квиленкова.
Под городом Шелтозеро мы увидели на дороге и на обочине убитых и раненых детей-подростков. В чём дело? Оказывается, дети решили помочь родной армии: они сами стали разминировать дорогу. Медсестра Мария Вальшевская показала нам тех из них, которые попали к врачам. Картина потрясла даже самых суровых из бойцов.
Вот здесь в июне, на рассвете,
В дни наступленья в том году
Шли в бой шелтозёрские дети,
Чтоб отвести от нас беду.
Я видел вынутые ими
На вознесенском большаке
Противотанковые мины,
А рядом трупы на песке…
И тут же
залитые кровью
Живые –
в рытвинах по грудь…
нет, не свинцом –
они любовью
бойцам прокладывали путь.
Потом я видел их в санбате –
Культяпки рук и ног в бинтах…
И пусть мне говорят,
мол, хватит,
Мы это знаем, мол, и так.
Я должен всё переупрямить,
Всё помнить, бывшее окрест.
Тот, кто зачёркивает память,
На будущее ставит крест.
1945
Май Карелии
Конечно, май другой в моих краях.
Там он шумит прибоем трав зеленых.
Там аромат лазоревый в степях.
Там крик гусей в просторах отдаленных.
Уже там слышен бас гудящих пчел
И ноют осы над сиренью страдно.
И холода ушли, и снег давно ушел.
Ушел — и скоро не придет обратно.
А здесь иной он: хлябь кругом стоит,
И хлещет снег, с теплом перемежаясь,
И будто нету дум об урожае,
И будто день на лето не глядит.
Но лишь проглянет купол голубой,
Как вдруг раздастся звонкий птичий
гомон -
И так повеет родиной и домом,
Что чуешь: даль не властна над тобой.
А тут еще и жаворонка трель
Так зазвенит над мшистым полем синим,
Что скажешь всей душой: и здесь Россия,
И здесь родная наша колыбель.
Конечно, май другой в моих краях.
Но за него я здесь веду сраженье.
И день, и ночь, сгорая нетерпеньем
С врагом покончить в сумрачных лесах.
Подняться из окопа и — вперед,
Не слыша пуль и в смерть свою не веря.
Скорей, скорей достать лесного зверя,
Что здесь сидит и просто не уйдет.
И этот день настанет. Мы пойдем!
И вражий прах по ветру мы развеем.
Так май велит — и тот, что зеленеет,
И тот, что хлещет снегом и дождем.
Май 1944 г.
На Карельском фронте (из воспоминаний)
Карельский фронт – это болота, пни. Техника там не срабатывала. Основная тягловая сила – лошади и люди.
Важнейшим пунктом на нашем пути на Свирский участок фронта оказалась станция Няндома. Здесь мы влились в состав 368-й стрелковой пехотной дивизии, в состав сибиряков (дивизию так и называли Тюменская – по месту формирования). Мы притёрлись друг к другу в тяжёлых походах, сплошь полуголодных, где без взаимной выручки, поддержки просто нельзя было выжить.
На Свирском участке фронта, куда мы, наконец, попали, шла подготовка к боям. Это была зима 1942 года. Страшные морозы. Уберечься от обморожения было практически невозможно. Делали землянки, отрывали ходы сообщения, окопы. Самые упорные бои на этом участке развернулись в апреле. Смерти, ранения, кровь входили в быт, но бытом не стали.
В апрельских боях где-то в районе Ошты я был контужен. Санбат, а потом госпиталь. Но и там фактически продолжались бои – с их кровью, ранениями, смертями. Не забуду одного раненого пулемётчика, его последние дни, дни начала скудной северной весны… Тогда у меня сложилось стихотворение:
В пустую позднюю природу,
Когда всё сплошь оголено,
Смотрел он, как иные в воду
Глядят и видят, что дано
Им впереди. Он за весенним,
Сквозистым, сереньким леском
Не зимний видел, не осенний
Край поля, взятого броском.
И не истерзанные ивы
Вставали перед ним вдали.
И не виднелся в жёлтых взрывах
Кусок израненной земли.
Своим он отрешённым взором
Всю жизнь прошедшую листал.
Как получилось, что так скоро
С ней день прощания настал?
Всё изменилось. Очень круто.
Ведь он дошёл до той поры,
Когда за каждою минутой
Удар! И следом – сброс с горы.
И, может, будет день хороший,
И всё как надо, всё не взлёт.
А он оторван будет, сброшен.
А жизнь? Она вперёд пойдёт.
1942 г.
* * *
Впереди – иль санбат, или бой –
Отвечай всей своею судьбой.
За себя, за меня, за него
Отвечай, говори: для чего?
Этот русский вопрос: за кого?
И – солдат ли, художник его
Не забудет он в жизни своей
Ни в тиши, ни в грому скоростей.
Где б ни жил он и где бы не рос,
Это неотвратимый вопрос –
Важен каждый твой шаг, весь твой путь.
Отвернись от него, позабудь.
В поле вышел, садишься за стол,
В школу сына учиться привёл…
Но опять ты во власти его,
Отвечай: за кого, для чего?
1943 г. Вытегорский госпиталь
Победа!
Победа нам в огне досталась.
Она по минам с нами шла.
Она по лесу пробиралась.
По тропкам каждого села.
Она десантом, штурмом, шквалом
Вломилась в Уйскую Губу
И с рядовым, и с генералом
Делила трудную судьбу.
Она бурлила Чертов Омут,
Свинцом кипела на Свири.
И шли вперед, к родному дому
Мои друзья — богатыри.
Победа вместе шла с бойцами
И вместе с ними, наконец,
В Петрозаводск вошла с боями.
На радость тысячам сердец.
Уже сейчас я сердцем слышу,
Как над колоннами солдат
Победы ветер шелк колышет.
Знамена красные шумят.
1944 г.
Воспоминание
Красоты неизглаголенной
Глаз сиянье грозовых...
И за госпиталем - в поле нам
Было трудно. Не привык
Я к твоей струне натянутой
Сердца строгого. Ну что ж.
Наши встречи в вечность канули,
Только ты в глазах встаёшь.
Гимнастёрка, юбка воинской
кройки, памятной по днесь.
Не устраивала поиска,
Сам тебя нашёл я здесь.
А теперь хожу палатами -
Ты показываешь ад.
Ад, заполненный ребятами...
Раны, кровь, свищи горят.
"Вот мальчишечка, дорогу вам
Проложил..." Когда б не ты,
Я не знал бы в жизни многого,
Ни беды, ни красоты.
Ни ребячьего терпения,
Ни страданий посильней,
Ни любви... И тем не менеее
Промолчали мы о ней.
1985 г.
Мать солдата
К этому местечку через грязь,
через все ухабы и колдобины
добиралась мать - и добралась
до сынка - что был солдатом Родины.
Мать слыхала - здесь они легли,
и, как молвят, здесь зарыли в поле их,
где могилой ставшею земли
матери всех слёз ещё не пролили.
Вот она и выплачется здесь,
утолит печали материнские...
А про то, что в ней и это есть -
свет души и силы исполинские.
Что она ещё все дни в труде,
рук её никто не видел сложенных...
Что об этом? Так оно везде,
где живут, как людям жить положено.
И когда назад она пошла,
скорбью переполненная до сердца,
знал я: дома ждут её тепла
правнуки, что на колени просятся.
9 мая 1945 года
В этот день по радио
целый день говорили о мире
Израсходован запас проклятий.
Гнев излился, вычерпан до дна.
Всё - о Гитлере!
Давайте, братья,
О другом, о том, что не война.
Злость, и та до самого до донца
Оскорблённых добралась сердец.
Кляли тьму. Давайте мы о солнце
Сложим гимн! И о тебе, боец!
И о наших матерях, что дали
Нам приказ всей женскою судьбой,
Всею страстью муки и печали –
В этой битве встать на смертный бой.
И о сёстрах, у станков стоявших,
И о тех, кто в медсанбатах нас
Поднимали – под огнём упавших,
Раненых, контуженых, уставших,
Говорили снова: в добрый час!
И ещё давайте скажем слово
О земле, о семьях, о любви,
Обо всём весёлом и здоровом,
Что отныне встало на крови.
Да, родные, так уж получилось.
Вот она, всем радостям цена.
Потому и выпала нам милость
Видеть, как отчизна не сломилась,
Поднялась, живой водой умылась,
И поёт про всё, что не война.
1945 г.
Волга
Прямо у извоза,
Где телег скопленье,–
Белая берёза
С голубою тенью.
Золотом у скверика
Дыни в грудах-горках.
И вода у берега
В золотистых корках.
Где ни ступишь, тесно
От мешков и пакли.
Переулки пресной
Рыбою пропахли.
Мельницы мучною
Пылью дышат в небо,
А оно – ночное –
Пахнет свежим хлебом.
Волга!
Я душою
Лишь тебе доверюсь.
Как тебя с другою
Я сравнить осмелюсь!
Видел я немало,
Но не встретил реку,
Чтоб она втекала
В сердце человеку.
Чтоб она звенела
И в отце и сыне,
Чтоб она им пела
Даже на чужбине.
Только ты так можешь
Завладеть судьбою.
Я пришёл. Я выжил.
Я опять с тобою.
1945
Эту фотокарточку папа прислал в деревню Волково нам с мамой с Карельского фронта в 1944 г.