На берегу подводный флот
теряет форму, много пьёт,
комендатурам создаёт
проблем букеты.
И, возвращаясь из морей,
земное чувствует острей,
и очень хочется скорей
потрогать это.
Потянет в тундру, побродить,
природой разум охладить,
и хоть немножечко побыть
самим собою.
Здесь я свободен и ничей,
и слышу, как ворчит ручей,
и бело-розовых ночей
дышу покоем.
Господь подумал и о нас:
от стали отдыхает глаз,
мозги – от децибеллов баз,
язык – от мата.
Тропа, заметная едва,
плетёт узоров кружева,
минуя камни-острова,
зовёт куда-то.
А вон и друг корявый мой,
что мог бы в полосе лесной
вполне приличной стать сосной,
красой породы,
что прежде шла на корабли;
а тут, в простуженной дали,
ветвями пал на грудь земли.
Цена свободы.
А у береговой черты
сраженье суши и воды,
противоборство суеты
и монолита,
базарам птичьим благодать,
пернатый шум – не передать(!),
гостей варяжских не видать.
Душа открыта.
Дыханье влажное губы.
Тут в ожидании судьбы
живут огромные грибы,
забот не зная.
Пушистый ягодный ковёр,
глаза холодные озёр
и упоительный простор
чужого рая.
Спасибо, скандинавский бог,
за милый сердцу уголок,
ты честно сделал всё, что смог,
на удивленье.
Сюда природы чуткий нерв
прекрасный подтянул резерв
в расчёте на принятье мер
от разграбленья.
Европы северный экран,
тут благодать полночных стран
и уникальный океан,
и дух вселенной.
И сказочно неповторим
на плешах скал полярный грим
и умирающий Гольфстрим
благословенный.