«РАЗГОВОР О ЖИЗНИ»
Хочется плакать опять,
Слёз только негде мне взять!
Хочется в Храм мне пойти,
Сил только мне не найти…
Хочется, радуясь, жить,
Только оборвана нить!
Надо оборвыш искать,
Заново Душу соткать!
Я с Покаянья начну
Жизни своей разговор:
Внучки кроватку качну –
Пусть повторится узор!
Пусть сохранятся черты
Удали, смелости стать:
Тень сатанинской орды
Высветит Ангелов рать!
* Х *
Москва, метро «Бауманская» — Елоховский Кафедральный Собор —
вторая половина восьдесятых, тогда — это был Главный Собор в Москве:
Храма Христа Спасителя ещё пока не было.
Весна! Моя первая проба пера! Все, как набросились — коршуны да вороны:
преступницу будто поймали, а стихи — всё пишутся и пишутся,
Сами приходят, без приглашения, как истинные друзья-товарищи.
Мама мне, как-то звонит радостная:
— Доченька! Серафим Саровский в Москве! Съезди, приложись!
Только надо три раза, по-честному в очереди отстоять,
быть может, Святой и разрешит твою судьбу со стихами-то!
Раннее утро, я в очереди, приложилась два раза, третий раз стою,
а вопрос всё тот же, неизменно давит грудь: про мои стихи!
Все люди тоже стоят и кто, чего просит — разное: жениха, мужа, ребёнка,
дом, кавртиру, хороший исход опреции, а я, знай, одно заладила и всё тут:
про стихи спрашиваю:
— Батюшка Святой Серафим, испроси у Господа за мою поэзию —
это мой Путь или «простая, обычная блажь», как мне обыватели говорят,
мол, в молодости многие пишут, а стихи, они же, как «дети малые»,
в окно ко мне стучатся, как я могу их в дом души своей не пустить?
И так все три раза, другого вопроса у меня не было,
я знала, что мать меня дома ждала и верила: вернётся дочка с ответом.
Время, между тем, подходило к полудню и, когда я подошла в третий раз,
то мельком заметила, как за мною затворили дверцу и доступ паломников
временно прекратился.
Я решительно прошла к Святыне, впереди ещё оставались люди, они приложились
к раке с мощами и ушли. Я была последняя, тоже приложилась, но уйти не успела,
все входы и выходы были перекрыты спереди и сзади.
Только я подняла голову от мощей, едва успев подняться с колен,
как предо мною на глазах выстроились Священнослужители,
смыкаясь с двух сторон в полукруг: началась обедня Батюшке Серафиму.
Странно, казалось, что на меня никто не обращает внимания,
всё происходило по расписанию, но пройти мне явно было некуда.
Какое-то время я постояла ещё подле раки, не зная, куда мне уйти,
места нигде не было, народ обступил нас плотным кольцом — «Курская дуга»,
подумала я невольно!
Мне крайне стало неловко, я решительно пошла вперёд и встала рядом
со священником, о его левую руку. Стою, молюсь, он кивнул одобрительно,
мне и полегчало, значит, думаю, я поступила верно!
Спустя некоторое время, кто-то из толпы, стал больно бить меня
прямо в левое ребро. Поначалу я стерпела, думала, что это ошибка,
но удары стали повторяться всё чаще и чаще, они поступали целенаправленно,
и тут до меня дошло и я поняла, наконец, что меня намеренно избивают,
оглянулась назад и увидела, остолбенев, что меня бьёт, ни кто-нибудь, а монашка:
— Отойди от священника в сторону! — пошипела она, как змея, — отодвинься
от него, зараза разрисованная! Ты зачем к нему прилепилась, притёрлась
и специально, возбуждаешь? Говори, кто тебя подослал, ишь, как разоделась?
Вслед за этими словами последовал очередной удар. У меня из глаз хлынули
ручьём слёзы. Священник подал знак, чтобы я не реагировала, видимо, он наблюдал
не раз, подобного рода действия, со стороны сестринской братии.
Батюшка помог мне передвинуться в другое место, более безопасное,
но, там дежурила её сподвижница, которая, так же начала меня дубасить,
вцепившись в мои длинные волосы, стараясь, во что бы то ни стало
положить меня на пол, чтобы третья соратница по борьбе со столь
развратным элементом, добивала меня ногами.
По всему видать, это был заранее блестяще сложенный и отработанный план,
но, в этот раз, он не сработал явно!
Кто бы мог подумать, что у той, которую они публично избивают сейчас
пред алтарём, причём на виду у всех прихожан и гостей столицы, прибывших сюда
для поклонения святому отцу Серафиму из разных городов нашей необъятной Родины,
не более, нежели чем через полчаса, они будут целовать руки и просить
БЛАГОСЛОВЛЕНИЯ прямо как у священника, забыв про Святые Мощи Великого Старца!
Но, друзья мои, надо знать наш русский народ, чтобы его понять, и,
таким вот образом, Святой Старец Серафим, на столь ярком примере,
наглядно показал — для кого надлежит создавать Великую Православную Культуру,
развивая и прививая им этику поэтического общения, поэтому на все избиения,
придётся учиться попросту не реагировать: это ныне они бьют, а завтра — свой
подвиг скуют!
Обедня закончилась, Священнослужители постепенно стали расходиться,
на этот раз приезжали гости из города невест — Иваново.
Ко мне подошёл настоятель и, взяв меня за руку, повёл в алтарь,
за своей спиной я услышала людские ахи, народ расступился и молча наблюдал:
— Проходи, милая, в алтарь, не бойся, дитя, тут тебе ничто не грозит,
когда ещё предвидится, такой случай!
— Батюшка, я женщина!
- Вижу, что не мужчина! Проходи, ты заслужила, терпела-то не по-женски,
значит, иди, любой мужик не стерпел бы, я бы, наверно, и то не стерпел,
иди-иди!
И он повёл меня сам, показал всё, разъяснил, куда приложиться
окровавленными устами к дорогим нашим святыням. Затем он меня отпустил.
Я сошла со ступенек, чтобы пройти к выходу, а затем выйти, наконец-то,
на улицу и добыть воды, чтобы смыть кровь с себя, надо было, как-то
добраться домой и уехать за город к себе на Голицынской электричке.
Народ постепенно стал надвигаться прямо на меня, только теперь с иной целью:
все они жаждали исспросить у меня благословения, протягивая ко мне свои руки,
и склоняя покорно головы, даже детей подставляли.
Не помня себя, я выскочила из храма ошарашенная, быстро нашла во дворике
туалетную постройку, вскочила в неё, стою, пытаясь отдышаться, умываюсь,
как вдруг, поднимаю голову и вижу в зеркале, такую картину: бегут мимо окна,
орущие, всё те же самые монашки, спросили у кого-то из прихожан, встретившихся
им на полпути, где, мол, она, та самая женщина, которую водили а алтарь?
Им показали, где я, смотрю, влетают: глаза бешеные от страха, но вовсе, полагаю,
не от Божьего:
— Прости нас, сестра, если не простишь, батюшка нас прогонит из храма,
он сказал нам: идите, найдите ту самую женщину, безропотно стерпевшую натиск,
и просите у неё прощения, а коли она вас не простит — пеняйте на себя,
но, я бы вас не простил!
— Вот, и я вас не прощаю, — ответила я в унисон священнику, и стала
с жадностью пить ледяную воду прямо из под крана, сложив ладонь лодочкой,
внутри у меня всё горело адским пламенем, который они загнали в моё
доброе сердце своими кулаками, и сильно кружилась голова.
— Сестра! Прости нас, Христа ради!
— Ради Христа прощу, только настоятель ваш, как он узнает об этом,
и поверит ли он вам? Вам это не в первой!
— Поверит, он почувствует, что ты нас простила!
— А расскажите, отчего это вы вздумали избить меня, оттого, что я одета
красиво, ярко и чисто, а вы нет? Кто же вам мешает за собою тоже следить,
вон, рукава, какие грязные у вас, рваные даже, а запах? Вы давно мылись-то?
Нет, пожалуй, прощать я вас не стану, чтобы вы запомнили на всю свою
сознательную жизнь: Храм Божий — это вам не свинарник!
И начала я с ними проводить душеспасительную беседу, откуда силы взялись,
не знаю, только настоятель, точно бы отблагодарил меня ещё раз за то,
что наставляю этих кулём и неумёх, ему-то, верно, не с руки было сказать им
о таком сокровенном, о женском, о нашем!
* Х *
http://www.stihi.ru/2012/02/18/666
«Православные Старушки»