Дождь над европой

ОТ АВТОРА

Эта книга создавалась несколько лет. Большая часть эссе была написана, когда я учился еще в школе и на первом курсе университета. Я  смотрел на окружающий мир – как на  холст, на который нанесены широкой  кистью  сочные и яркие пятна – лес, небо, заря, облака…   И мои эссе возникали  – как холсты художника. Вначале я именно так и хотел назвать книгу. Но она вбирала в себя все новые и новые  краски, постепенно становясь  одной большой картиной, на которой оказались изображенными  ПРОСТРАНСТВО и ВРЕМЯ моей эпохи.
Эта картина – перед вами.
                Алексей Индриков, 2006


В РУКАХ ПЛАМЕНИ

На час раньше проснулись сегодня ветры, на час раньше небо высекло искру луны из кремня лесов, на час раньше заря надела корону рассвета, и на час раньше ктото в далеком домике начал петь свою любимую песню. Так – на час раньше всех заведенных временем часов –  горячий воздух пробуждающегося разума  оказался в руках пламени!
Немногие знают, как взгляд в себя –  на самом деле проходит сквозь тысячи рук! Взгляд в себя –  идет по дороге, усыпанной розами мыслей и чувств, и навстречу ему тянутся сотни раскаленных, любящих ладоней солнечной Воли. И в шествии такого взгляда участвуют все, кто умеет выращивать розы на… сердце, когда теплая плоть принимает  жесткое и корявое семя, чтобы дать ему часть своей благодати. Тогда кровь сама цветет на полях чувств.
Взгляд в себя идет дальше, сквозь дым и бурьян, чтобы вдруг замереть перед пустотой. Пустошь простирается на многие километры, тишина сковывает мгновение, и взгляд с силой мысли ударяется разом обо ВСЮ пустоту мира. Так появляются поступки, равные рождению звезды.
На час раньше появились сегодня не только ветры и взгляды, но и тысячи новых зверей, людей, звезд, облаков… В этом движении, начатом почемуто на час раньше, оказался и мой внутренний мир, соскользнувший со стола вечности на земную зарю. Как же странно бывает порой держать в руках свой мир –  с обугленным краешком, сгоревшим на заре вместе с небом, звездами. И куда же делась та высокая мысль, что была на этом краешке? Кто уже никогда не прочитает её, ради того, чтобы ктото другой –  читал её вечно?  Но уже пепел осел на бурьяне. Но  бывают иные мысли. Те, что сами бросаются с высокой вершины разума –  на острые языки пламени чувств. Эти мысли слишком велики, чтобы быть закованными хотя бы даже в легкий помысел! Они предпочитают возглавлять траурную процессию самосожжения всех истинно значимых смыслов. И это шествие тянется через всё небо –  к костру заката, оставляя на ночных облаках – звездные росы!
Но поняла ли проснувшаяся зимой бабочка, что мой мир сгорел сегодня на час раньше? Знает ли она, сидящая на замерзшем окне, что её жизнь и мой мир –  горят в одном огне! Знает ли она, что луна, которую держит высохший куст рябины, –  взошла из такого же огня? И сам куст –  горит на морозе –  синим пламенем неба.
Необычайно, но дольше всех живут мысли о смерти и гибели; настоящие мысли о жизни – едва ли рождаются. Их тепло берут себе все, кто хоть чтото понял в небесных надписях зимней ночью. И холодные, замерзшие – они медленно тают на пустынной дороге разума. И их лица застывают в последней улыбке, которую видит луна,  и поверьте –  луна улыбается – так же! На час раньше сегодня растаяла и такая улыбка…
На час раньше началась сегодня зимняя ночь. И огненная воля мира держала в руках пламени мой уже замерзший мир. Она хотела вернуть его к жизни, согрев тело мысли рассветным теплом. Но только легкие снежинки упали с ясного неба…


Я ХОЧУ ОГНЯ В НОЧИ

Какого огня хочу я в ночи? Сотни миров крутятся в голове, как жалкие мухи. Они были – это их приговор! Они уже не будут – это их судьба!
Прошлым мирам уже поставлено достаточно памятников. Пыльные и серые стоят они. Но я впускаю в них миллионы градусов свежего, белого, как  новый мрамор, пламени! Чтобы все скульптуры – ожили, воскресили сами себя! Такого огня хочу я в ночи! Смерть не видел еще я, что принесет мне она? Хочу ли я это знать? Нет, мне уже это не интересно! Я уже выжег себя, свой силуэт на пламени костра в миллион градусов! Теперь с каждым взмахом ваяющего огня – наши кисти сливаются в единый созидающий столп неудержимых страстей и сверхиспепеляющей воли!
Былое мертво! Но кто скажет, что невоскресимо? Кто скажет, кто поклянется, что к нему сегодня не придет огонь? Кто заверит теперь себя, что не приснится ему сон в миллион свечений и воплей, который бросит его в единую неиспепелимо белую аллею скульптур истины, где он сам выберет судьбу камня или судьбу пламени?  Есть ли такие, кто не ждет теперь восхода солнца среди ночи?!
Мастер последней вселенской свободы умер! Недаром сегодня я жег костер на холме. И недаром по горизонту ползли прожженные языками пламени тучи, обугленные и кровавые, но так трагически не похожие на сгоревших в своих страстях людей!
И еще сегодня я откалывал  от неба куски, но не получилась у меня статуя! Годно ли еще небо для скульптур? Или зарю, с хрустом сломанных веток сползающую  в лес у горизонта, –  не дадут теперь для ваяния? Но я хочу огня в ночи! КТО теперь не посмеет ДАТЬ? Не пора ли посметь ВЗЯТЬ и брать столько, сколько хочет огонь, сколько хочет великий торжествующий язык пламени? Брать столько, сколько нужно ваятелю для завершения каменной фразы, мраморной мысли!
Еще недавно переплавил я небо в НОВЫЙ мрамор. И теперь только приглашаю я в свой час восхода всех, кто видел Акрополь – живым! И храмы скульптур – полными жертвенного огня воскресающей победы, полными совершенства и дикой мудрости  тех, приобретших в огне плоть и белую кровь пламенного языка!
Быть может, спит еще тот, кто принес в мою голову олимпийский огонь? Но он уже никак не мертв! Не он диктует моим языкам пламени мраморную, каменноживую мысль, но ОН создал ПЕРВУЮ скульптуру! Или вы ни разу не видели рождения солнца?! Он, умерший в прошлом, но спящий сегодня, –  видит сон обо мне! Но таких, как я, он видит столько же, сколько раз касается пламя в миллион градусов своей новой мысли, своей новой фразы! И сколько радостного огня в его вещих снах, сочиненных моим языком ночного     огня!


СКАЛИСТЫЙ РУБЕЖ

Пришло время увидеть – мы на скалистом рубеже. Мы стоим на острие времени, на его самой тонкой и ломкой грани. Рубеж настолько тонок, что даже солнечные лучи не могут осветить его, не могут попасть на него. Поэтому самая тонкая грань времени всегда темна!
И путь наш к нему был столь же тонким, потому непонятным для многих, неаккуратно светлых, так же, как и для темных, сумеречных, полуосвещенных и затененных. Камни падали на наши головы. И многих мы хоронили тогда. Хоронили прямо на пути, ктото похоронен под богатым курганом, и многие сотни лет мы кладем туда букеты вечерних облаков, а ктото лежит под старым булыжником, и редко кто скажет об их скорбных могилах – ЗДЕСЬ УПАЛИ ЗВЕЗДЫ!
Но были и другие камни на нашей дороге. Их мы выкапывали сами, вырубали из озверевших в своей твердости пород. Эти камни мы доставали, слившись в единой схватке со скалами, сцепившись с ними кирками, и никто, даже время –  не могло разбить наш кровавогранитный союз. Из этих камней мы строили памятники своим шагам.
Путь света во тьме и тьмы в свете похожи – оба пролегают через особую грань. Эта грань становится еще острее – чем тоньше лучи, чем тоньше линии противоположностей. И на этой дороге я вижу сотни цветов, сотни переливов, а в них всю жизнь всех вещей, но это происходит лишь когда на эту грань попадает луч последнего солнца – на твоем небе! – он пробился сквозь бутоны увядающих ночных облаков, чтобы сверкнуть и отсечь новую линию нашего пути.
Но теперь мы на скалистом рубеже. Свет безымянной ночи распускает цветы у нас под ногами, их аромат обретает формы, светлеет, обращаясь в полудымную зарю. Но заря пролетает вместе с ароматом. Ветер, схватив два самых цветущих облака, зажег их, размахивая ими в ночном небе… Пламя вырисовывалось в живой, танцующий рассвет, но и он пролетал, рождая мечтающую пыль в воздухе, обретающую сотни силуэтов. Но ночь попрежнему безымянна, а мы не знаем, где начнется рассвет, и тогда мы решили говорить со скалами на их языке – языке обвалов. …Мир затлел.
И по горизонту поползли камни, которые мы хотели обрушить в бездну, чтобы она вышла к нам! И тогда по всему краю земли загорелись сотни огней, которые понеслись к нам по лучам солнца, окрыляясь их светом, торопясь охватить нас, понять наш вызов! Они ГОРЕЛИ желанием скинуть на нас свою вечность, всю без остатка, чтобы плясать на наших мыслях и словах беспечно веселый марш истины. Но тут мы вышли на скалистый рубеж!
На скалистый рубеж вышли мы все. Оглянувшись назад, мы увидели пустую дорогу. Памятники, курганы, огни, горизонты – все осталось за далекими каменными стенами, и мы смотрели, как они  теперь лишь отражались от неба. На какойто миг показалось, что в нашей горячо любимой дали все горит, все рушится. Но силой мысли мы отогнали от неё огонь времени.
Но не с пустыми руками пришли мы на скалистый рубеж. Теперь наши мысли – из бетона и стали, но зато могут творить лишь ПРЕКРАСНОЕ – из всего! Слова, что говорим мы, складываются в гигантские колоссы, готовые вознестись над любой вершиной, даже если это скалистый рубеж!
Мы построили заводы прямо в небе, они дымят, гудят, сверкают и хлопают сотнями живых дверей, из которых каждое утро сочится свет – свежеотлитой зари. И мы стоим здесь –  в сияющем  ореоле  наступающих  столетий!  Заводы в небе – еще одно наше право!
На скалистом рубеже толщиной в вечность едва умещается взор будущего. Но, однако, достаточно, чтобы мы видели бескрайние поля счастья, света и развития. Свобода и рождающие её цепи – цепи на смерти! Бессмертие – еще одно наше неизбежное право!
Наш орел решил, что будет вить гнездо на солнце, это право дали мы себе сами, потому что под нашими ногами скалистый рубеж. Стальные когти истины и испепеляющие потоки космической судьбы – не есть ли это первый в нашей истории, обрекающий судьбу на роковое повиновение сплав!
Мы на скалистом рубеже – несем  в себе еще много  разгорающегося!
И тихий свет пал на наши лица. Море будущего спокойно плескалось на свободном берегу. Давайте посмотрим вниз. Скалистый рубеж, ты был так высок, а теперь мы сами задаем высоты, теперь мы сами видим, как восходят планеты над землей! Но, скалистый рубеж, не молчи, говори с нами, рассказывай про наши старые вершины, открывай старые истины! Как порой красивы старые, умершие закаты!
…Маленький муравей карабкался и падал с маленького камня, освещенного солнцем, заходившим за скалистый рубеж!


УБИТЬ ДРАКОНА
«…Убить дракона». Е. Шварц

Солнце сегодня взошло усталым – шипенье и клубы дыма рвутся изпод его ног. И только обугленные вершины сосен рвутся в небо – быть до конца со светилом.
Но судьба мира не знает, что вчера солнце вырыло горизонт для новой битвы, тонны земли рушились на свет, вырубая в воздухе лезвия лучей. Никто – ни история, ни судьба, ни вселенная – не знали, что вчера солнце убило дракона.
…Сотни сапог грохотали по пустой дороге. Мы шли за закатом. Нашему солнцу пришли помочь только мы. Ужасная и великая находка – никто не хотел идти защищать солнце. Вселенная забыла о своем творении, люди лишь требуют и умирают, а история каждый день отсекает от него обидную горсть света – очередной день. И мы были одни. Никто не молился – истина грохота наших ног была единственной молитвой! А на дороге лежали тени –  солнце подарило нам глубину своего взгляда.
И там, куда ушли мы, была война,  там нашими мыслями топили печи смерти,  там говорили, что это люди вырастили дракона… И мир не ждал, даже луна не стала отражаться в наших глазах сегодня, но ктото один стоял на холме и говорил истину о победе солнца.
И тогда солнце взошло усталым – шипенье и клубы дыма рвались изпод ног его, но дорога была пуста. На ней не было никого, только слезы бесконечного пути дрожали от ветра, неся в себе километры неба.
И дорога тогда ему ничем не уступала. Потому, что в каждой её слезе – было все небо. И тогда, когда мир увидел эту дорогу, когда в рассветном свечении летопись тяжелых сапог проступила на гордом лице Пути – только тогда на одну секунду замерла птица в траве, муравей взглянул на небо,  вселенная перестала дышать, звезда помедлила родиться.
С тех пор прошло много лет, солнце всходило уже свободным и сияющим, вселенная жила в каждом его взгляде, мир умещался в каждом его взмахе. С тех пор факелами светятся деревья, когда целые океаны неба разверзаются на закате, с тех пор дорога зарастает новыми цветами.
А сегодня шел ктото по старой колее, и одинокому муравью показалось, что он слышит наши шаги!


МАРШ СТАЛЬНЫХ ОРЛОВ

На пути к смерти застыли старые времена, но не умерли. На пути к небытию застыли старые слова, но не умерли. На пути к миру застыла война, но не умерла…
А сегодня я   пришел   к вам  и принес свой приказ – воскресайте!!!
Сталь плавится, когда ей дарят столько тепла, что даже доменные печи смерти не способны удержать её огненных волн. Я принес вам еще больше тепла, воскресайте!!!
Ваш путь изнемог, на нем больше не восходят солнца. Но я открыл вам новый путь, он залит светом! Без числа светила борются за новое право светить вам! Только воскресайте!!!
Солнце строит небо из облаков, вырезая их своими лучами так, что свет неистового ваяния  рождает золото из всего, к чему прикоснется! Все в мире рождает золото в такие часы. Эти лучи коснулись теперь и вас. Воскресайте!!!
Кометы летят к земле, чтобы первыми сказать о вашем приходе! Бездыханные планеты начинают светить во мгле космоса, кидают в лицо солнцу пригоршни огня. И солнечные лучи сталкиваются со светом мертвых планет, и вселенная содрогается от такого грохота вся, до единой звезды. Она узнает в нем  ваши шаги и сердца! Воскресайте!!!
Недавно еще примеряли вы для себя черные дыры, но жалко малы они, чтобы вместить хотя бы ваши вселенные. Вы сами стали черными дырами, вы втянули в себя всё, чтобы даровать миру свой взрыв – своих идей. Они еще будут долго нестись по свету, превращая всё вокруг в сплошную арию огня и  нового рождения. Ради нового рождения, воскресайте!!! Бетон и сталь  зовут вас. С криками адских страданий встают огромные  тела сегодня, подобные вашим – сильным и могучим. И сколько неизмеримо общего между  мраморными мускулами атлета и бетонными сводами завода! Завода, где плавят сталь и бетон – для ваших шагов и свершений! Воскресайте!!!
Еще видел я сегодня дикого зверя. Он закапывал в ночи чтото. Уж не луну ли он решил припрятать до вашего великого прихода! Шерсть его была в белой крови небесного врага. Он победил его в схватке за жизнь, но ни тот, ни другой не проиграли битвы! Еще выл он сегодня на безлунное небо впервые! Он звал вас. Воскресайте!!!
Мир стоит на краю пропасти, солнце не знает, где ему взойти, люди спят, но не видят снов. И ночью, где-то над собой я услышал, как стальные крылья забили о бетонный свод. И я ловил миллионы искр, падающих с неба, где среди безлунного сияния небесного огня маршем шли по небу стальные орлы! Воскресающие!!!


МЕЧИ ВЕЧНЫХ СЛОВ

«Солнце уже тысячу раз прокатилось по земле. Люди, вас обманули! Вы ждете Второго Пришествия, но  никто никуда НЕ УХОДИЛ!»
Ах, если бы время гнулось под тяжестью воли к возвращению! Кто бы сомневался, что мы переписали бы многое из «завершенных» текстов. И вряд ли бы  позволили водить себя по пустыне, и не дали бы  никому погубить свою Правду. Лучше бы  погубили её сами!
…Не просто так поют сегодня ночные птицы, и не просто так встает луна. И стоит только прислушаться, можно начать различать звон мечей в лунном свете, а взглянув на сад, увидеть вечных знаменосцев природной истины. Остановись, вспомни! Помнишь себя тысячу лет назад? Ты был другим здесь. Твоя история шла в ногу с тобой, потому что она не смела ступить без тебя ни шагу, потому что она сражалась ЗА тебя! И сейчас, стоя среди лунных мечей и зеленых герольдов, не хочешь ли ты вернуть себе свою историю?! Или может, твоя воля состарилась за эти тысячу лет? Или твоя принцесса заперта в небе – так свергни небо ради неё! Или ты устал ждать того, кто напишет о тебе, –  так напиши о себе сам! Меч из лунной стали, жгучей и острой, сверкающей и вечной, поможет тебе в этом!
Схвати его, и ты увидишь свое отражение в осколках небосвода!
Но куда пойдешь ты со своей стальной мудростью? Мир еще не готов принять твой взгляд, а земля еще не взошла над солнцем, чтобы тебе было куда ступить. В предрассветной агонии мечешься ты среди тысяч лун грядущих историй. И календари пишешь ты сам, чтобы только не пользоваться старым временем. И ждешь ты, готовый душой и телом, но мир еще отстал от тебя!
Но, может, твоя принцесса приснилась уже новой вселенной. Может, она разрушила мрамор памяти и пьет теперь твою душу из чистого неба   воскресшего горизонта. Ведь у воскресших горизонтов всегда и новые небеса, из которых выплывают реки мудрости и растекаются в черные космические океаны. И когда ты поймешь, что уже грезит твоя душа твоей принцессой, не бойся поднять её из смерти, из пропасти.
И если хочешь ты единения и воли – найди её руку и выхвати ее из любой руки. Свергни всех, всё, кого угодно,  – страх, смерть, счастье, реальность, богов! Вернись к своей памяти не один, а с ней, с ними, с миллионами, с вселенными, с цветами…!
Проходя по пути земного восхождения, отшвырни ногой осколки лживых скульптур, подруби стволы фальшивых обелисков, которые расцарапали небо до кровавых облаков. И скажи теперь небу, что больше не будет памятников камням. Ты – человек –  пришедший, не далекий и не чужой, а живой, идущий сейчас к стволу мироздания, – ТЫ станешь памятником создавшей тебя воле. И еще ты скажешь небу – Я родился ПО СВОЕЙ ВОЛЕ! Ибо в начале твоей истории стоял ты тысячу лет назад. Ты сам был тогда еще один.  И ты написал тогда свою грядущую формулу, чтобы облака разнесли её по миру.
И теперь ты увидишь, что время гнется от малейшего ветра, что трава превращается в цветы жизни при свете звезд, что смерть не придет к тебе никогда. И тогда ты снова выйдешь в сад. И снова птицы запоют тебе о твоей вечности, и снова герольды взмахнут зелеными флагами, снова луна зазвенит сотнями серебряных мечей, снова огонь заговорит с тобой горящими словами. Тогда ты вспомнишь свой золотой век! Твоя память станет вечной! В твою честь вселенная разожжет свои лучшие звезды, и ты увидишь глубину самых глубоких черных дыр. Но и этого знания тебе покажется мало. Ты сам принес новое знание.
…Не в будущем – СЕЙЧАС! Я хочу, чтобы ты пришел сюда не один. Пусть с тобой будут опять тысячи, миллионы. Но пусть рядом с тобой и твоей принцессой я услышу тихий, как наша вселенная,  –  голос Младенца!


ПОЛДЕНЬ

В волшебную минуту полдня пришел я к новым мыслям. Тишина и безмятежный свет оставили меня одного на старой, уже теплой плите среди еще холодных снегов. И тысячи легких и теплых облаков грелись у солнца. Мир людей стал чужим для меня. Все меньше тех, кого хочу видеть и любить я, все меньше тех, с кем хочу говорить я. И только таких же, стоящих на теплых плитах среди ослепительных снегов, ищу я теперь. И здесь, на теплом камне, сам я для себя составляю вселенную.
Но не хочу я также и быть один. Легкая тень на небе зовет опять. Тишина нарушилась ветром.
Да,   знаю я,   что вселенная  должна  найти  еще одну бесконечность, чтобы до конца убедиться в своей собственной. И теперь вижу я теплую правду под ногами – среди еще холодных снегов. Правда снега – самая истинная, потому что она предсказывает жизнь, кричит белизной  в лицо, просачивается сквозь сомкнутые веки, чтобы никто не смел  сомневаться.
И часть такой правды тает у меня в руке, и реки истин, текущих по ладони, упали на теплый камень, пробивая себе дорогу в новое будущее. Увидел ли и я на камне новое будущее?
По снегу бежал жук, он был единственным черным пятнышком на всем белом  поле. Это  и для него небо придумало снег, чтобы он один бежал по этой дороге, чтобы снег таял под его быстрыми ногами. Жук тоже спешил к будущему, он не знал, где оно, зато под его ноги постелены целые поля белого чистого снега. Разве не есть это будущее?
Вновь тень, она всегда приходит с ветром и холодом. Унеслось будущее от остывающего камня, снег стал серым и умирающим. Но когда солнце снова вернулось, опять стала теплой плита и  снег опять стал сияющим, там, вдалеке, увидел я  оттаявшую поляну. Снег бежал оттуда. Черные гавани наступали  на океан белой правды. И я тоже начал удаляться отсюда.
…Вечность приходит к нам в такие минуты вся! Бессмертие обретают наши мысли  в такие минуты. И не хочется видеть ни грядущего, ни прошедшего, только миг бесконечности желаем чувствовать мы. Но вечность не может замереть здесь. Если бы все замерло, была бы тогда вселенная бесконечной? И вот осталась одна моя теплая плита, жук исчез вдали, и даль наступала на мой миг ветрами, тенями и мыслями. И теперь трудно нам идти назад в мир,  придуманный  не нами. Но мы бежим по снегу к новой судьбе, бессмертные мысли плывут в нашем небе и греются, касаясь солнца. И теплый камень будет ждать миллионы лет, когда я вернусь сюда не один!


КРЫЛЬЯ НЕБА

Свобода махала  крылом, когда солнце несло на себе величие небесных вершин. Шел новый снег. И тысячи светлых мыслей осветляли почерневшую под небом долину. И несмотря на все то, что говорило, что быть нельзя, свет белого снега дарил всему –  часть своей вынесенной солнцем свободы.
Но еще недавно был мир разделен на время, тьму и свет, сон и бодрствование. И эта граница пролегала –  через всё! Даже пальцы одной руки служили разным людям, даже голос не хотел вырываться наружу, рождаясь из разрозненных и разделенных мыслей.
Но еще раньше пробежалась по ним тень нового дня! И он был совершенным во всем,  но одно лишь мешало солнцу светить – новый день отбрасывал тень на другую часть земли. И там, там думали, что… солнца нет. Они думали так всего несколько мгновений, но мы решили измерить это время. Как не хотело оно быть измеренным, но длилось оно слишком долго для истинного света. И гдето за тысячу галактик отсюда –  чейто взгляд так и не увидел… нашу землю.
И так, сидя среди диких дорог, мы увидели несущееся над нами небо. Ветер  дул на солнце, разнося искры по облакам, закручивал   пламя в огненные вихри. И на лике солнца отражалось все, что несло его над временем, тепло его вырастало на земле то цветами, то снегами, то словами. И мало нам было того, что небо неслось среди света солнца, обжигавшего белые от снега  ладони полей. Мы сами хотели лететь, вороша старые лесные туманы, мы сами хотели растянуть солнце… во все небо… на всех. Мы хотели расставить по всему небу ослепительные облака, чтобы солнечный свет падал на них, как вселенский водопад, чтобы он рассыпался по ним ослепительными искрами, и они бы падали на засыпающий мир.  Мы хотели, чтобы крыша каждого дома светилась на весь космос простым, но ярким и понятным светом, чтобы ни одна комета не пролетела мимо нас, не начав таять и сиять на своем вечном пути!
Но сегодня мы стоим на земле, и новый снег засыпает и наши дикие дороги, и светящиеся крыши. В такие минуты веришь, что небо само спускается на землю. Но не ради союза или дружбы, а только ради того, чтобы весь такой день смотреть друг другу в лицо и молчать…о прекрасном.
И чтобы скрыть все голоса, неуместные и резкие, в воздух поднимаются тысячи свободных мыслей, они несут сами себя – где хотят, сколько хотят, когда хотят. Они тушат все старые свечи, и, как старые фитили, деревья дымятся под покровом легкого света. И мир, часто пустой и темный, молчит, молчит о свете и крыльях неба. А по лицу вселенной бежит новый взгляд…к нашей земле!


МАРШ ЖЕЛЕЗНЫХ АНГЕЛОВ

Здравствуй, судьба! История говорит к тебе! Потому  встань всем своим великим телом – перед нашей волей!
Много лет прошло с тех пор, когда цветы наших мыслей припадали к ногам твоего идола. И много лет прошло с той поры, когда музы прятались от твоего взора, когда перо не смело стать крылом… И не вернутся те времена, когда мы думали, что берега сдерживают море!
Но уже вскоре изза железной ограды твоего замка стали видны костры. Как ярко горели книги с твоими предсказаниями. И дым уносился ввысь с небывалой легкостью, а свет пламени освещал и день, и ночь, и величественные сумерки твоего владычества. И сотни скульптур окутала мгла благодатного дыма, так что молчали они в потерянном разуме.
Но музы всё еще носили тебе нектар олимпийской чести. И тогда кричала ты, что в саду твоем пахнет дымом свободной воли, что в таком дыму не растут плоды истины.
И тогда ты  услышала утробное биение внутри себя…  И настал день, когда небо сорвалось с застывшего горизонта, когда оно устало ждать света и решило само отправиться за ним. Ты помнишь, как это было. Небывалая масса пришла в движение. Сползая со старых крыш, сияющая плоть рвалась на куски, и в разверзнутые  раны устремились мускулы солнечных лучей. И тут холодное голубое море хлынуло к твоим памятникам… и тонули они. По их лицам хлестал свободный и сильный прибой. Но еще не коснулась вода ног твоих. И в тот день ты не знала, куда бы тебе спрятать свое тело. Всюду свет рвал твои предметы на тени! Пришли дни,  когда и у тебя появилась тень!
Пришла ночь, но легче не стало. Лес взошел вокруг тебя проволочными рядами, и  двор осветил стосвечный прожектор. И тугая струя его света беспощадно резала куски твоих слов на правду и ложь, и находила в толще воды величественное сияние жемчужин. И в этом свете вдруг поселились твои мечты о лучшем мире. На окнах возникли пейзажи твоих мечтаний, в них сливались свет твоих глаз и свет загадочного моря, и чтото колыхалось в тебе… звало к свободе –  от себя.
Но ты не перестала бороться, судьба. Следующее же утро наполнилось черным небом. И ты стояла на высокой горе, взывая к вечности. И волосы твои стелились по земле пучками вьющихся молний. Ты звала на битву историю, ты хотела сразиться. Ты мечтала узнать, чьи скрижали тяжелее. И пусть хлопнут друг о друга страницы каменной летописи, только бы узнать, какая из них выдержит и не треснет.
Наши армии решили биться на небе, ибо земля уже не вмещает ищущих истины. Затрепетали боги и звезды, светила встали на стяги, а вселенная сжалась в черную дыру. И два горизонта стали наполняться идущими. Чтобы не смести землю, наши свинцовые облака легли непреодолимой стеной, только ветер доносил стоны миллионов раненых и сам оплакивал их.
Битва шла целый миг и еще вечность. Но как сказать тебе, сколько это. Ты знаешь такой срок, когда мысль сливается с пером, чтобы сбить с белого небосклона черную звезду себе под ноги. И за это время, что бились армии, небо наполнилось звездами. Небосклон осветился вселенским мерцанием. И наши воины плыли в лучах этого мерцания. Они сходили на землю и тут же растворялись в предрассветной тишине. Луна догорала на горизонте, а море возле твоего замка стало тихим.
Но где же ты, судьба? Я и моя история стоим возле раскрытого неба. Но куда исчез твой замок? И где теперь то море, что билось о твои ноги? Ты – одинокая, стоящая среди скал. Теперь ты слышишь, кто вышел из твоего предчувствия. Со всех сторон шагают сквозь твои слезы радости  мои железные ангелы – моя История и её незыблемая, тысячу раз свободная воля.


ЗИМНИЙ ПЕСОК

Чистое небо сегодня освещено не только луной. Оно освещено и землей. Ее сияющая ладонь дарует луне серебристую чистоту. И ночное светило окунается в светоносный водопад, и небо принимает свежую вечность, по её пальцам скользят перстни ярчайших звезд, а её волшебная красота оперена листьями облаков. Если вечность начинается так, такая вечность – подходит  нашей эпохе.
Красота приходит вместе с правдой. И сияние истины разливается по чистой пустыне вселенной. Наступает час, когда звезды не видны, когда даль становится горизонтом. И в этот волшебный час –  слова неба падают легким инеем на тихий след взошедшей луны.
…Время шло среди ровной колоннады бессмертных скульптур. Строгие мраморные очертания были присыпаны зимним песком, а каменные взгляды застыли во вселенной. И время говорило: «Всё прекрасное становится камнем. Только прекрасное может увидеть вечность, но всё, что видит её, –  не  может  не  стать камнем.  Вы были обречены – окаменеть. Ваши взоры слишком опасны для вечности. Когда она видит вас – то сама мечтает стать прекрасной смертной, чтобы в её волосы была вплетена не галактика, а утренняя лилия. Вы напоминаете вечности о её трагедии, в которой вы можете участвовать только как застывшее прекрасное».
Тишина повторила слова времени. Зимний песок лежал на прекрасных мраморных плечах, и каменная Галатея мерзла от его холода. И время сказало: «Вечность дописала трагедию – актеры свободны!»  И мерные шаги часов стали отмерять песчаную поверхность.
В тишине зимнего песка послышался крик ребенка. Среди холодной колоннады вдруг застучало первое горячее сердце. И Вечность сказала скульптурам: «Прекрасные, очнитесь! Сегодня я вкладываю в ваши каменные уста – огонь, я дарую вашим сердцам волнующий трепет, я снимаю с вас каменное мгновение! Я даю правду вашей воскресающей воле! Я стираю с вас вехи истории. Вы – прекрасные – оживете и объявите рождение новой эры. И в этом пылающем мгновении вы стоите в сияющем ореоле вселенского дерзновения. Спускайтесь с постаментов, чтобы показать миру его истинную сущность».
И эти слова пронеслись горячим дыханием по застывшим лицам... Каменные веки впервые сомкнулись, и, может быть, от снега –  из глаз побежали настоящие, горячие слезы,  но не замерзали, потому что стекали уже по горячим лицам. Ладони шевельнулись и отпустили историю, которая тут же разожгла величайший костер, чтобы новорожденное дитя не замерзло.
И дальний огонек стал виден времени, одиноко бредущему в зимней пустыне. По его ногам  скользили холодные песчинки, в каждой из которых отражалась луна, и так тысячи лун перекатывались по его ступням. Но время увидело тот дальний свет. И оно сказало: «Неужели вновь пришла та эпоха, что даст времени погреться у своего костра, неужели мои странствия приведут меня к человеку, несущему тепло для вечного хода истории, неужели я увижу еще ОДИН огонь в моем последнем странствии?» И одинокое время шло туда, где горел этот огонек. Ведь именно там луна всходила чаще всего, именно там солнце собирало земной свет, чтобы показать его небу, именно с того места взлетали живые облака.
Но вдруг время ктото окликнул. За ним шла прекрасная девушка. «Я – твоя Эпоха», –  сказала она! И они вместе шагали по зимнему песку!


ГЕРОИ ВЕЧНОСТИ

В колыбели гор лежит маленький мир. Он еще мал и плачет изза каждой сорванной травинки, изза каждой уставшей за день пчелы. Он еще боится ступить на землю, чтобы не сделать больно камням. Он даже еще боится дышать, чтобы не отнимать воздух у птиц. Но успеют ли герои вечности принести дары миру, пока он не вырос?
Но успеем ли мы, люди, принести дары вечности, пока она еще мала? Станем ли мы волхвами или ангелами смерти? Ладан или меч будем обречены держать мы в веках бесконечной истории? И где та звезда, которая горит над колыбелью крохотной вселенной? Или нам нужно попасть на саму звезду?
Вы – герои вечности –  придете к  колыбели мира первыми, пока туда не пришли герои бренности. Вы зажжете в его светлом небе тихую свечу, и она будет сиять над всем небосклоном. И мягкий дым ароматных курений ляжет на землю в предрассветный час. И вы – герои вечности – будете хранить младенца от его времени, чтобы люди успели поклониться еще младенцу.
Но будем героями, братья. Если мир еще мал и спит в своей горной колыбели, это значит только одно – не должны спать мы. Мир мал и еще не знает, что вечный демон ищет его. Он тянется к вершинам струями пламени, он вцепляется в небо длинными когтями дыма и безлунными ночами воет внизу, чтобы вызвать лавины. И где только ни ступает  демон корявыми  лапами выжженного дерна – всюду пепел обретает смертельную плоть и встает в ряды дьявольского войска.
Но не смерти мира хочет демон. Демон тоже хочет донести свой подарок миру – это время. Да, время. Ведь тогда и мир будет отмерять годы и часы – до своей смерти, будет стареть, меняться и будет бояться уйти навсегда.  Но мы встаем на тропу истории, чтобы стать героями битвы за вечность! И в этой битве точно будет один победитель, который помилует побежденного, одарив его временем и конечностью бытия. Мечи зазвенят, и искры разожгут месяц, и тогда мир увидит сон, ему приснится будущее!
…И ночь была безлунной, и мир проснулся от ветра  и тихонько заплакал. Может быть, вой в долине испугал его, может, туча, закрывшая месяц, напомнила ему миг прощания с матерью. Неизвестно, но мир плакал, и звезды быстро сбегали по небу вниз, с брызгами, разлетаясь по земле. И крыши домов были засыпаны звездами, и свет крупными каплями стекал на теплые ладони земли. И трава просыпалась и начинала тихо шелестеть –  и мир успокаивался с легкой улыбкой заходящего месяца.
Герои вечности спешили к миру, они хотели первыми быть рядом с лучезарной колыбелью, чтобы на восходе солнца мир увидел, что он не один, что ктото небесный и великий пришел защитить его. Герои вечности  переходили от земного шага –  на космический бег и негодовали в один голос. Они роптали на небо, землю, солнце и горы. Как младенец остался один в пеленках облаков?
И подбегая в предрассветный час к заветной цели, герои вечности остановились и задумались. Впереди лежали холмы, верхушки которых уже тянулись к восходящим лучам. И один из героев  произнес: «Благословляю вас, новые волхвы, вы пришли к миру первыми. Герои вечности принесли миру бессмертие. Станьте вечными отцами вечного мира!» И один из героев спросил внезапно: «А кто же станет матерью?»
«МЫ!» –  ответили люди, стоящие возле колыбели мира!


ТРИУМФ ПЛАМЕНИ

Приходит час, и каждому человеку падают в руки поводья времени, чтобы он сам направлял марш грядущих мыслей. Стройные ряды – колонны идей – выстраиваются на площади разума. И в священной безлунной ночи повисает тишина. Тучи сходятся в зените, горизонт сливается с небом. Дыхания напряжены. Тишина ужасающе безмолвна, и небо готовит новый план постановки нашего будущего. Молния зажгла каждое сердце, и  из одинокой свечи на  столе, искрясь и волнуясь, перескакивая из сердца в сердце, с уст на уста, – родился триумф пламени, его сияющий язык, которым владеет лишь вселенная...
И  волнующая страсть разрушения махала крыльями в каждом доме, огонь, резвящийся в своем  беспамятном  танце, каждый  раз  говорил  о новом – и это новое воспламенялось. И не было дома, где был бы не слышен его возглас, и не было дерева, не ставшего оттиском его черной летописи, и не было неба, не захваченного чернокрасными флагами, тянущимися на сотни закопченных километров. И только площадь разума поседела от безысходного пепла.
И волнующая страсть совершенства махала крыльями в каждом доме, огонь, резвящийся в своем беспамятном танце, каждый раз говорил о новых вещах, и эти вещи – освещались. И не было дома, где был бы не виден его облик, и не было дерева, не ставшего куполом его растущих помыслов,  и не было неба, не охваченного золотым ликованием – праздника превращения туч  в стяги. И  площадь разума обрела сияние белой истины.
Поход пламени над миром стал неизбежен. Сгоревшие помыслы расправили черные крылья над потухшим миром. Скелеты домов обрастали цветами – жизнь опять разгоралась. Так огонь неба вечно будет биться с огнем земли, а если кто и может стать меж их свистящими мечами – так это  океан человеческого разума, который встает над пылающим постаментом времени. И черные воды принимают весь пламенный вихрь в свои недра.


ПЛОТЬ ЖДЕТ МЕТАЛЛА

Тишина повисла над миром. И вдруг новый голос прервал её на самой главной ноте молчания. «Плоть ждет Металла!» – говорили стены мира, потому что рушились они под ударами.
Сегодня, когда континенты выстроились перед нами, когда деревья затихли, когда стены замолчали, когда философии мира дрожат во сне, когда звезды сплошным потоком несутся сквозь черные дыры, когда последний светлячок зажег свое тело – теперь несутся облака сквозь наши вымпелы, и наши вымпелы обрели плоть на ветру.
Да, сегодня принимаем мы клятву неба! Да, не мы, но нам присягают сегодня все религии и боги. И не на Олимп, а на наши холмы летят золотые колесницы, за нашу любовь теперь убивают друг друга бессмертные нимфы, крася воду в цвет сладких вин. И тысячи сильных и прекрасных идолов теперь встают из небытия, громят  храмы, предают их языческому крещению – и в этом встающем огненном смерче парят наши свободные мысли, несутся наши клятвы. И наша присяга – в их клятвах – нам! И поистине говорим мы сегодня –  всё это с нашего благоСЛАВЛЕНИЯ! И пусть еще танцует огненный металл на огненных душах!
Огонь от разрушенных храмов несся теперь по всей вселенной, касаясь  бесплодных земель. И вдруг там, где огонь щедро насытил дух жизни, стали прорастать мощные, как сталь, побеги правды. И цвели они на огненном ветру, купаясь в жизнедарящем жаре, радуясь пламенной свободе! И тот, кто не умел гореть, – становился пеплом, что развеивают над горящими реками воли. И больше никто не вспоминал старый пепел лжи о мире и о себе. Все смотрели на праздник огня во вселенной, смотрели, и в глазах всего мироздания обретали форму прежде сырые истины, рождались в крепости и огне. И в таких глазах могли мы теперь увидеть себя, таким глазам могли мы доверить нашу новую вечность. И в этих глазах сегодня пронесся пожар, глаза всего мира обрели Веки правды, что дарят огню его вечную воду, веки стали… веками сегодня.
И у каждого  сегодня точно есть то, ради чего не жалко ему даже большего, чем жизнь, ибо дальше жизни НАША ЖИЗНЬ! Каждый пусть поклянется быть сильным ради Красоты! И в этом также и наша правда. Сила живет в вечной красоте, значит, не мир, но меч живет в каждом, кто посвятил себя вечной красоте. Эта война приходит к нам из будущего и прошлого, проносится живительным потоком через настоящее. За все красивое и сильное  поднимается сегодня солнце на  небо. И солнце – это наш меч, отсекающий ложь от сердец лучших и красивых.
И недаром наш новый мир сегодня сбрасывает в пропасть разума все прежние храмы. Так сильно пахнет от них невечностью. Отныне хочет лишь мир, чтобы мы не остывали. Он хочет, но мы хотим сильнее. Мы – те, кто воскресил силы природы и подарил их человечеству, мы – те, кто не зовет вас более поклоняться, но зовет вас Волить и Верить в Силу Красоты. Кланяться теперь будут  те, кто пал в небытие, те, кто прежде предал рождающую суть мира, те, кто не удержал огня в жертвеннике. Природа сегодня говорит лишь к тем, кто несет в себе и мощь, и разум Высших Сил! Рождение!!! Плоть ждет металла!


ВЕРА В НЕБО

Тишина растворялась в теле ночи и текла вдоль берегов горизонта, медленно унося за собой лунный свет. И нежные пряди теплой и сочной травы, высокие и густые, обрели в себе всю ночную сладость и мягкое тепло. И струи лунного сияния сливались с легким ветром, лаская светлый воздух.
Но тут поле пришло в движение. Гдето еще далеко, вместе с дуновением остывающих полевых дорог, появился шорох. Тишина еще текла по прядям ночных трав, луна еще смотрела в даль светлых степей, но чтото там, на другом конце горизонта,  стремительно обретало шорох и ритм.
Крыша неба покачнулась, и крохотный муравей увидел, как стены трав ожили, и луна зашевелилась над ним. Величайший купол густых зеленых побегов уносился всем сочным телом в шумную высь, и беспечность света утекала вдаль, унося с собой дыхание застывшего муравья.
Мгновение длилось недолго, шепот несся по легким фразам шелестящего мира и вдруг вырос в сияющий крик радости и свежей молодости, когда разгоряченные ступни с брызгами от крохотного ручья хлестко встретились с зеленым Храмом Шорохов. Секунда вечной свежести наступила, и сквозь прозрачные купола трав промчался к теплой земле горячий огонь живого тела, легший на землю во всем величии жизни.
Но муравей принял все струи тепла, текущие сквозь стены побегов, принял в себе и в своей судьбе. Его легкая жизнь, идущая всю эту ночь, обретала живой и теплый смысл сейчас. Муравей принял горячую мечту, мечту, которая сейчас была слышна, слышна, как какието ритмичные, но очень быстрые стуки, идущие по той стороне вдоль луны.
Всю жизнь муравей слушал шепот о жизни, теперь же он слышал, как она стучит, он слышал, как его Храм, его храм единственной истины – обрел тепло благодатного стука. Стук нарастал, становился то темносиним, то красным, прорывался сквозь небо, скручивал небо в облака и снова падал и прислушивался к свежести. И тут муравей побежал сквозь побеги, взяв с собой какойто крохотный кусочек коры, который он стремился показать той стучащей мечте. Теперь его жизнь, длиною в ночь, становилась теплой и бьющейся, теперь его радость сама рождала крохотный, но великий и освещенный луной путь к стучащей мечте. Скорее, пока еще смотрит луна, пока кусочек коры не улетел в небо, скорее, пока мечта еще здесь – в первый раз в моем Храме Шорохов.
И здесь муравей замер. Стук теперь раздавался высоко в небе, там, где теперь была луна. Луна, таящая и текущая, как струя света. И небо, вдруг ожившее и летящее на крыльях молодых и горящих облаков, стало светлым и сияющим. И муравей принял это небо, принял сияние молодых облаков, принял себя в этом сиянии, сжимая в крохотных лапках кусочек коры. Муравей стоял и чувствовал огонь под собой – тихий и мягкий, он переливался зеленым, голубым и красным. А стук раздавался над его небом, над его шелестящей облаками мечтой. Здесь муравей и обрел  крохотный кусочек своего счастья!


ЛЕГЕНДА О НЕБЕ

«Я опускаюсь в светлоголубые теплые воды и ногами перебираю мягкий песок. И так тепло, и так радостно. И кругом фонтаны и водопады, а я окунаюсь в прозрачную воду, пью её и смотрю в чистейшее небо... Я наполнен великой радостью!»
Я бы хотел жить так, но больше всего – я хотел дать такую жизнь моим идеалам. Но всё уже было, но все уже сказано, и мечта об идеале – стала неотвратимым роком, превратилась в скалу, к которой проложена широкая дорога чувств. Над этой дорогой – закатное небо, давайте представим себе, что оно рассветное... Идеал, светлая мечта о будущем из далекого прошлого –  превратилась в фабулу судьбы. Но никто не знает, о чем эта фабула...
Мы проснулись не на заре, мы проснулись –  в час закатного вечера. Но мы не желаем иного – впереди сон, черный, томящий, удушающий – смертоносный. Такова судьба.
Но идеалы не боятся судьбы.
В далеком прошлом я видел сон. Был вечер, и я выбежал на дорогу, чтобы догнать убегающий миг теплого ветра, я хотел увидеть солнце в последний раз в тот день. Но на дороге никого не было! И ночью я проснулся в слезах. Где теперь то солнце? Другое – не сможет согреть мне душу. И до сих пор тот сон я рисую на  листах бумаги, в небе, на земле. И каждый рисунок становится верой в будущее, он становится теплым и чистым, он начинает колыхаться от малейшего ветра. И я верю, что завтра я увижу сон, где я догоню солнце!
Но меня жжет изнутри до сих пор. Я слышал от падающего листа, что там, в прошлом, мои идеалы приговорили к сожжению на солнце. Как? Я не мог поверить, что усталость моя – обманула меня, сказав, что даст отдых. Нет, она лишь отняла время. И теперь я бегу возле изгороди своей лучшей эпохи, как когдато бежали мелкие мысли за забором настоящего смысла, и смотрю на траурную процессию. Я кричу: «Ты – лучшее в мире, ты – мое прошлое. Но ты –  лучшее, а если ты лучшее, то что еще может прийти ко мне, кроме тебя? Ты уже принесло мне солнце живой радости. И если солнце хочет закатиться, мои мысли, идеи, слова, чувства – пойдут за тобой всюду. И мне все равно, что будет. Я люблю свою судьбу, какая бы она ни была, если она освещена ТЕМ солнцем. Мы будем вместе до последней звезды, ибо я подарю тебе их все, мы будем вместе до последнего облака, ибо я оберну тебя – в небо, мы будем вместе до последней луны, ибо я зажгу её над твоей вечностью! И потому небо никогда не разлучит нас».
Но траурная процессия шла. Бесцеремонно Настоящее подгоняло её. И мир, поняв, что ктото хочет вернуть себе лучшее, не сказал ни слова. Он быстро пролетел по вселенной, отыскал в далекой галактике маленький кусочек ТОГО солнца и бросил его на землю.  Уголек еще тлел. И по листве в предрассветный час пробежался дымок. Вдруг прошлогодние листья, в которые зарылся огарок, дали корни, стали прорастать в высокие деревья, потому что только изза леса счастья может взойти лучшее солнце. Роса стала испаряться, и в первом тумане вечности пролетели могучие птицы, разверзая тишину крыльями из света. И глядя на уходящую в даль процессию, я увидел, что уже начало светать. Спины уходящих в небытие стало согревать. И тепло разлилось по миру.
Возле эшафота, куда так страстно Настоящее  вело мою эпоху, – процессия встала. Там не оказалось солнца, на котором хотели сжечь ушедшее. Но там, в клубах предрассветного дыма, возникла высокая сильная фигура. Там стоял рыцарь сверхновой истории. Его звали – Будущее!


МУЗЫ В ПРАЗДНИЧНОМ ГОРОДЕ

Наше повествование сегодня не таит в себе поиска славы. Поэзия стала душить разум. Музы свирепствуют в разграбленном городе истины. На их головах окровавленные гусиные перья. Багровыми чернилами они пишут эпопею разгрома. Разгрома правды...
Приходит миг, когда ту, чью поступь слышишь даже, когда она стоит, люди начинают ждать сильнее всего. И тогда города мысли принимают троянского крылатого коня в себя. Уже задушен Лаокоон, уже накрыты столы, и лучшие идеи поданы к празднику вторжения. Наступает ночь, и лишь из одного  города слышна лира. Тысячи остальных – растоптаны озверевшими пегасами! И никто уже никогда не найдет на забытых могилах – ни капли чернил.
Эту правду разгромили музы сегодня. Они боятся, что их лишат вкусных мыслей, они боятся, что на их зубах будет лишь философия морского песка – скрипучая и вечная – отражение истинного моря. Они боятся, что перед ними перестанут открывать ворота лучших идей, страх заставляет их писать самих! А музам нужна теплая кровь благородной души.
Прекрасные и человечные, музы приходят такими лишь к тем, кто не имеет города. Веками сидят они на пустынных берегах бедных деревень, но их красота не волнует прибрежные камни. Но великие города заботят их больше всего. Тогда они бросают на его взятие все средства. Великий город великой мысли неприступен – но здесь музам поклоняются даже боги...
Настают времена, и сотни городов оказываются тонущими в багровых огнях, утопающими в стальных лианах, наполненными  безликим людом, а некоторые – стоят пустыми вечно. Пустой город  становится проклятием вездесущей фабулы. А фабула – всегда Первенец любой музы! Пустой город мысли попадает в мишень вечности копьем, но даже музы не знают, что такие копья обычно бывают подожжены! Но проходят тысячелетия, темной ночью слышно, как  мраморные колонны Парфенона  громыхают в вечном движении вселенной, отмеряя шаги истории. И горизонт в ужасе рокового рассвета смешивается с землей и огнем. И из этого плодородного вихря вырастают пылающие  бутоны роз. Мы дарим их новым музам!
Проходит тишина, и мы говорим – прощайте, музы вечности. Вы были нашим будущим, но даже вечное будущее стареет. Мы сбрасываем с вас вашу мраморную трагедию. Мы дарим огонь вашим ладоням, мы наполняем ваши слова речью мира. Мы даем вам – каменным, холодным музам – горячее пламя живого сердца. Мы дарим вам Фабулу самой живой жизни. Пусть Жизнь станет вашим лучшим произведением.
И город мысли пусть сам построит себе крылатого троянского коня, а пустующий город попробует сам описать свою пустоту. И пусть гусиные перья нарисуют ястреба!
Ритм природы, сила живой волны и блеск самой яркой звезды – вступают в ваши ряды, Новые музы! Пред вами преклонятся бетонные постаменты. И с нами наша подлинная слава. Музы шагают в праздничном городе!


ШТУРМ НЕБА
«…Рукописи не горят». М. Булгаков

Во власти черных огней голова Мастера Истории. Впервые его рукопись сгорела дотла. И он тщетно пересыпал пепел из руки в руку, тщетно звал всех духов и богов. Нет – всё напрасно. Всё напрасно, потому что в час Великого Штурма небес, когда облака падают на крыши домов поверженные и в закатной крови, тогда и родился новый мастер! Его Штурм стал его вечно пылающей рукописью! И такой рукописи не был страшен огонь, ибо она была огнем написана!
И здесь ни следа не осталось от заклинаний прошлого. Здесь не могли прорасти камни серой дорожной злобы. Когда дорога гремит тысячами ног, это значит, что дорога обрела горячее сердце. И когда   путь  становится горячим и громыхающим – он сам начинает указывать направление. На нем вырастают бетонные указатели, над ним звезды сами выстраиваются в единую судьбу, а солнце восходит только там, куда ведет эта дорога. Так прокладываются строки шагающих откровений. И следы такого пути навечно сливаются с круговым движением вселенной, чтобы спустя века новый ребенок примерял свою ступню к широкой поступи бессмертных в вечности.
Мы, идущие на штурм неба, пишем огненные рукописи прямо на стенах истории, наша правда рождается не в золотых чернильницах, а в пройденных историей дорогах. И такая правда может ходить и по земле, и по небу. Всюду её путь освещен суровыми факелами истины. И её лицо не пугает, оно зовет историю за собой. Лицо нашей правды высечено из самой чистой лазури самыми высокими, сверкающими перьямиоблаками. И каждый раз наша правда говорит: «Если ваше слово не властвует, оно ползает – не произносите его, если ваша воля не марширует, она бродит – не произносите её, если ваша рукопись не горит, она тлеет – не пишите её! Так вы идете к завоеванному небу, а ваши мысли обретают пламенную плоть и, подобно солнцу, встают за вашей спиной, занимая полнеба и разогнав светила!»
Сила правды всегда возрастает, когда она говорит о лжи! Когда вечный люциферлогик приглашает нас в мир, где только выжженная земля, где нет ни облака, ни дерева, ни холма. «Здесь тени нет! –  говорит он.  –  Ваш мир заполнен тенями. Всё, что создано вами, – имеет темную часть. Уничтожьте всё. И ваш мир будет только светлым». Но правда в том, что  тень – принадлежит солнцу – свету. Значит, нам пришлось бы погубить и свет. А тень – это власть света. Тень – это стропы, натянутые между солнцем и всеми вещами, чтобы связать их в единую солнечную сущность. И тогда свет правит миром и его вещами, тени стяжают вещи в единый свет.
…Мастер умер. Никто его не помнит, никто не помнит его негорящую рукопись. Он стал черным мастером черной истории, которую никому никогда не  суждено  дописать.  Она вечно – лишь фрагмент! –  нашей великой истории вечности. И я никогда не возьму такого мастера на Штурм небес. Я никогда не буду читать его историю. Пусть ложь будет приспешницей фрагмента. Но Небо не ведает тлеющих ошметков. Оно жаждет стать сражающейся историей, и его меч попрежнему будет отсекать ложь от правды.
И мы дадим небу битву! Мы придем под самые голубые купола с нашими знаменами. Мы взойдем на твердь облаков и воздвигнем из них храм в честь нашей победы. А обратно, на землю – мы возьмем небо с собой!


ЭДЕЛЬВЕЙС

Посмотрите на надгробные плиты мира. Ктото ходит по ним бодрым и резким шагом, будто вызывает на бой смерть этого самого мира. Он, одетый в строгий костюм, в начищенных сапогах вышел на бой с мертвецами. Здесь, среди вечных пустынь бытия, среди белых валунов, среди безлюдных мест он стоит один и ждет восхода Солнца.
Только один раз я видел, как цветет Эдельвейс. Только один раз я видел рассвет над цветущим горным цветком. То был день рождения Его Слова! И в час прикосновения тонких ресниц утреннего света к грубым и сильным скалам – рождались его мысли и поступки, как тот Эдельвейс!
Его слова были посвящены восходу и небу. В тот утренний час никто не мог слышать его. Только редкий зверь, навострив уши, в торжественном и гордом молчании следил за каждым завихрением эхо от его безупречных мыслей.
И только горный орел смотрел в его сторону с вершины вековой сосны. И в глазах зверя, и в глазах орла восходило солнце, и блистало, прокатываясь по островерхим вершинам. А вдали, на грубом и остром камне развернул лепестки – Эдельвейс…
И его слова зазвучали сильнее прежнего. Издалека темная фигура говорящего казалась то гордым волком, созерцающим свои владения, то орлом, то и дело расправляющим крылья в сторону восхода и свежего ветра. Одно было ясно! Тот далекий и шагающий по камням – говорил с рассветом.
И пока он говорил, пока он обращал свой взор в сторону рождения, рассвет не мог закончиться, не мог породить эту двусмысленность времени, этот час  – от утра к полудню. А значит, сейчас он говорил с чистой кровью, кровью рассвета и солнца, слившейся на горизонте и стекающей в долину. С чистым существом, способным порождать сияющие ночи, неописуемый блеск возрождения силы, новую эру для восходящих на камнях цветов –  и оно слушало его и протягивало к его словам руку наскальной росписи из предрассветных теней!
Ветер усиливался, и голос, видимый только на фоне чистого неба, продолжал звучать. И этот голос, летящий по застывшим валунам, – оживлял их, делал их каменную плоть горячей, как если бы кровь солнца породила в них жизнь, чтобы они могли  принять цветущий Эдельвейс в свою каменную душу.
Хрупкий цветок зашевелился от легкого ветра, и один из его лепестков оторвался и, цепляясь за сильные руки камней, падал медленно. Но лепесток  еще не знал, куда он падает. Там, внизу, раздавался шум. Шум то нарастал, то затихал.
И тут горный цветок и оторвавшееся от него падающее облако увидели говорящего. Это был водопад.  Широкие, чистые и холодные струи ниспадали в лоно горящих новой жизнью камней. И над сонмом брызг стремительно кружил орел, а по острым зубьям Его правды, торчавшим у обрыва, – шел благородный волк, держа в пасти долгожданную добычу.
…Солнце катилось к закату, и водопад теперь стал тихим и плавным. Он лишь рождал живительную влагу, чтобы правда его чистой воды никогда не кончалась. И эта правда была записана воскресшим миром – стволами деревьев на склонах гор. И эти строки кричали каждое утро его слова в их первозданном значении. И в поздний ночной час ктото шел в строгом костюме, в начищенных сапогах по белым валунам.
И никто не знал, где стоит ТОЧКА в его вселенской речи, потому что деревья на склонах гор росли и росли, а гордый Эдельвейс раскинул свои лепестки над вершинами звезд!!!


РЕЧЬ ВЕТРА

Громыхание слитых воедино сердец, поступь быстро текущих потоков духа, извержение магматических мыслей, восхождение на небосвод – это пророчество для всех провидцев грядущих стихий. Это послание неба – земле, земного неба.
Над нами шумит ветер. Он соскальзывает с небесной кровли, стекает в воронку космоса и течет оттуда, осветленный звездной мудростью. Этот ветер наполняет нас сотнями вихрей, которые соединяются в неизбежный, смертоносный, строгий смерч. И этот смерч внутри нас становится всё мощнее, могущественнее. Он вбирает в себя всё лишнее, старое, ветхое и бренное. Он снимает крыши с того, что уже не должно быть покрытым. Он преклоняет деревья перед своей священной молитвой, призывая к себе на покаяние всё то, что не смогло стать подобным ему!
И здесь его власть становится тихой и великой. Из черносерого мрака вырастают мраморные мускулы облаков. Сияние ясного неба и затаившегося солнца охватывает небесные колоннады мраморных атлетов. Они разрастаются, меняют формы. Проскакивают тысячи сюжетов по их свободному и громадному алтарю. Атлеты, смещаясь и сверкая в лучах солнца, сливаются в последнем небесном ансамбле, отдавая свои тела –  на незыблемые стены вселенского храма.
И так ветер становится – Храмом. Он проносит над нами в этот миг священную легенду о правде нашей земли. И так год за годом проходят и приходят эпохальные события, готовые вылиться сначала в вихри, потом в смерч, потом стать тихими и великими, слиться в единый храм, чтобы спуститься, чернея, за горизонт, давая место новому ураганному пришествию.
Суть поддувания – стать безветрием. Суть дуновения – стать ветром, несущим свежесть морских волн на берега вселенной. Сегодня ветер принес нам поистине священную правду. Мир не знал еще, что земля – единственный берег вселенной, что только здесь прибой оставляет галактическое мерцание и звездные отблески.
Мир не знал, что земля –  единственный берег, потому что всё остальное – вселенная поглотила. Вселенная определила историю земли – лучшей историей своего летящего океана, она вынесла человека на её берег, чтобы он раз и навсегда подтвердил и её космическую теорию, и её поэзию звездных мечтаний.
Человек стоит, обдуваемый ветром, и слушает его свободную речь. Подтвердить свою вселенскую сущность можно лишь стоя на таком свободном ветру. И видеть свою тень на громыхающих от бури тучах, и воздвигать Храмы Неба из облаков – всё это право вселенского человека.
И это право вселенского замысла – обрести плоть –  из  плоти земли, пронестись над водами, вливая в вены человека океаническую волю. Гром и молния в ветрах такого человека. Такой человек – в речах  ветра!  Такой человек –  в его  вселенской силе!


ОДИНОЧЕСТВО ВОЛИ
Смерть – дело одинокое. Р. Брэдбери
Воля к власти. Ф. Ницше

Сила света и мощь прибоя – чем не причины, чтобы начать проклинать жизнь? Мотив для смерти создан – жизнь! Смысл смерти рожден… рожден вместе с волей к смыслу!
И так каждый раз, снова и снова смерть хочет доказать нам право на земной смысл! Глубина разума Смерти сопоставима лишь с её волей к власти, а воля к власти – двигатель всех Смыслов. Такие вопросы –  часто возникают в свободных рассудках, они приобретают стальные, грубо торчащие отдельными элементами силуэты. Такие вопросы – раздробленный туман над мертвым серым песком забытого побережья. И такие вопросы – это топливо, жгучая смесь, питающая своими плотными волнами самые великие рождающиеся звезды! Так рождается смерть, выходит на черную сушу, как некогда боги забытых миров. Но кто хочет еще приветствовать смерть в её рождении, и не есть ли здесь также самый сильный образ появления на Свет – Тьмы?
Вслед за победой Воли к жизни и власти на земле установилась Воля к будущему. И эта победа выросла там, где упало семя вопроса Жизни и Смерти. За такими плодами охотились бессмертные боги, но, не знакомые со смертью, не могли отыскать того, чем впервые обладал ТОЛЬКО человек. Даже боги могли завидовать тому, что лишь люди имеют право решать ТАКИЕ вопросы. Может быть, поэтому человек верил скорее силе оружия, чем силе богов. Но человек  зачастую  завидовал богам, когда на самом деле он завидовал отсутствию смысла. Боги, летавшие в только им нужной вечности, по сути, умирали, и они, в конце концов, умерли. Их вечность забыта, предана земле и праху, обречена на бренность.
Смерть оказалась далеко не лишенной смысла. Её функция определялась требованием Воли к жизни. Так сложилось на земле, но Жизнь сама, по своей воле требует смерти, требует исполнения её обязанностей – очищения мира от того, что уже не способно к будущему.
Слово «живой» означает для нас «требующий будущего»,  и означает правильно, поскольку слова «живущий», «существующий» – начисто лишены земного смысла, если не обозначают высокого порыва в сердце! Смерть – часть жизни, её воля к жажде изменений и эволюции. Смерть – это Воля Жизни, стремительное, страстное её желание к прохождению лучшего пути –  пути, очищенного жизнью с помощью смерти! Неужели смерть – главный залог будущего?
Но то, что ЖИВЕТ, а значит ВОЛИТ будущего, не умирает. Смерть не требуется там, где жизнь продолжается в значении – будущее. И сила, страсть, пока они присутствуют, способны к созиданию, к созданию новых арий нарастающего шума прибоя!
Смерть – одиночество воли. Одинокая воля встает на путь превращения в старость эпохи.
Смерть – дело одинокое, но Воля – дело миллионов!


ОСКОЛКИ СОЗНАНИЯ

Пустой свет среди пустой тьмы – знак разбитых окон. Белая вода и белое небо – знак разбитого неба. И сознание умирает в себе от чувства своей смерти, дыша себе в затылок тяжелым воздухом обреченности. И, как прежде, сознание не находит свою душу, а находит лишь четвертый угол – четырехугольника.
Сознание и его осколки лежат передо мной. Сверкающие и разноцветные, я складываю из них любые картины, подгоняю кусочки один к другому и вижу огонь и воду, свет и смерть, любовь и зависть. Тысячи оттенков, тысячи красок на разбитом холсте. Сотни осколков на зеркальном полу в храме рассудка. И чем чаще я перекладываю эти осколки, тем чаще я вижу там только свое отражение, тем реже краски хотят литься в мои глаза, тем реже я узнаю их. Как из разбитых мыслей утекают навсегда их цвета, так сознание становится пустотой, способной лишь отражать, но не показывать.
И так я молча глядел в себя, но там, где хотел видеть я свое лицо, – плыл купол храма. Лицо без сознания становится облаком, меняется под потолками сотен разумов и стекает за горизонт, как слеза прошлого. Но храм рассудка не пустовал. Осколки сознания стали острыми. Каждый раз, когда мысль моя хотела выложить из них образ, убегала она, жутко хромая по красному закату, но не видел я её следов. И даже здесь, на зеркальном полу, разбитое сознание хотело резать меня на части острыми краями осколков. Оно ненавидело все целое, думая, что расколотость дает многогранность. И образ ломался в теле разбитого сознания, он терял там краски, а не источал их. И сидя перед собой, я не мог коснуться никого, потому что все отражались во мне  – осколками.
Преданность свету горит в каждом, кто хочет отражать небо. Но также там есть и слабость, слабость пера мысли – когда нет сил изобразить ничего. И потому каждое прозрачное стекло – глаза мира, но зеркала – его ложь.
Но в час, когда небо течет сквозь купол Храма рассудка, сижу и я перед осколками на полу. И чувствую, что тяжелеют они здесь, что не поднять мне их на прежнюю высоту, что никто не дотянет эти глыбы до моих гор. И я просил свои осколки, чтобы не отражали они в себе столько тяжелого, чтобы не требовали себе в жертву весь Храм. Ах, я вижу, как осколки хотят каждый отражать  в себе – всё.
Но покой мой был прерван тем, что из каждого осколка на меня хлынули темные воды. И храм мой начал рушиться под гигантскими напорами вселенской мути. Облака смешались с землей и рассветом и понеслись, вертясь в бешеном круге безумства. Кто сказал, что разбитость – это… тихо! И тысячи идей тонули, захлебывались в водоворотах. И краски мои унесло в далекие океаны, где их найдет лишь свет темных глубин.
И вновь потом стало тихо, и я сидел и видел небо. И над входом в Храм Света появилось: «Никогда не разбивай сознание!»


СНЫ ЭПОХ

Сон сковал эпоху. И маленькое будущее сидит возле неё, как ребенок возле матери. Он плачет и зовет её, он теребит её, но, увы, малыш, мама твоя мертва. Ты, маленькое будущее, остаешься один на один с бесконечным полем истории. И скоро ли узнаешь ты всех жителей этого поля? И разъяренные табуны судьбы, сметающие все посевы солнца, промчатся рядом с тобой. И грозная туча хищников растерзает на твоих глазах – лежащую среди поля эпоху. И ты прольешь столько слез, что гдето тут потечет река жизни.
Да, малышбудущее, ты не знаешь еще этого. Но только так способен будешь и ты породить эпоху, когда будешь помнить всё, что случилось с тобой. Так, увидев все своими глазами, приняв все время в себя, в свою душу, ты превратишься в воина – НАСТОЯЩЕЕ. Но пока ты будешь взрослеть, малыш, пройдешь ты еще сквозь все толщи всех мутных вод всех жизней всех эпох. И пока ты будешь брести, одинокий и беззащитный, каждый, кто пройдет мимо тебя, будет обижать тебя. И никто не скажет тебе ни одного ласкового слова, никто не прижмет тебя к себе. Только обиды, только унижения. Хлыст погонщика времени ударит тебя по лицу, тупой сапог предначертаний ударит тебя сзади, громкую пощечину тебе, малышу, оставит от зависти какаято бездетная эпоха.
Но ты всё же будешь чувствовать, как ктото невидимый стоит за твоей спиной. Но не думай. Это будет не бог. Бог будет с теми, кто бьет и ненавидит тебя. Он будет добр для них, для их настоящего и прошлого, он будет слышать их молитвы, но не будет еще знать твоего языка. Ах, как побежит со своих небес этот бог, когда ты выучишь язык истории. Не бей тогда его, он сам станет твоим слугой, будет обещать тебе всё, что ты захочешь. И ты вспомнишь свою судьбу и шагнешь в бессмертие, в колоннаду грядущих свершений. И никто не остановит тебя, и ты защитишь таких же, как ты.
Но это лишь будущее БУДУЩЕГО. Путь еще даже не начат, так начни же его, малыш! Чтото еще держит тебя. Ты слишком привязан к прошлому своего детства. И цепи ушедшего еще натянуты между тобой  и  настоящим,  но  уже  сильно их натяжение.
Я чувствую твою силу. Рвани их, малыш, у тебя хватит сил, у тебя, рожденного в стране мужества и бессмертия, где презирают смерть и славят пророков силы и воли. Ты, конечно, родился среди суровых скал и льдов, грел свои ноги у костра северного сияния, мчался по снегу вместе со стаей верных звезд. Я видел, как кометы висели над твоей колыбелью.
Цепи, цепи! Впервые сталь предает тебя, малыш. Некогда тебе подарили меч из солнечной стали, и ты играл им на вершине вдохновения вечности. Сила, больше воли, малыш, пусть кровь проступит на запястьях под гнетом предначертания, пусть взвоет твоё сердце от смертельной боли, пусть взгляд твой увидит сущность всех великих преодолений.
Я хочу, чтобы ты познал преодоления сейчас, чтобы ты научил людей ломать горы, сжигать небеса, переворачивать горизонты, вздымать пласты земли, скручивать облака в тросы и паруса. И когда ты поймешь всё это, ты увидишь, что человек, а не бог идет самым великим путем, потому что бог его уже прошел.
И когда ступишь ты в свое настоящее, только человек протянет тебе руку. И в этом настоящем ты еще будешь страдать, ты еще прольешь немало крови и слез. И когда тебе будет плохо, ты позовешь бога, но  придет человек и прижмет твою голову к себе, прижмет тебя и закроет живой рукой твои раны, успокоит тебя живыми словами, принесет тебе настоящей воды.
Это станет твоим пророчеством, это будет первой главой твоей книги, которую ты напишешь на широких полях земли, вселенной. И пусть деревья станут твоими буквами, пусть степи и озера скрепят твои слова и сошьют ткань твоей мудрости в великий и вечный холст правды. Пусть небо пролетит над твоими словами и зажжет их утренней зарей. Сон сковал эпоху. Ты – меч, ты – солнце, ты – правда. Путь твой начался. Иди, я встречу тебя.


ТИШИНА

Тишина вновь пришла ко мне с грохотом и болью. Сегодня я не кричу и не поднимаю флаги, сегодня я не бегу по окопам и рвам, сегодня я не бросаю гранаты, не стреляю и молчу…
Здесь, среди огня, грохота, ужаса и смерти, я видел, как сквозь стену дыма и пламени шёл старец. Он шел спокойно, и ни одна пуля не задевала его белоснежных одежд. И рядом стонали люди, лилась кровь, творились страдания, а он шел, лишь порой нагибаясь к некоторым из них. Что это? Кто он? Или это сотни взрывов сжали мою голову, что она рисует теперь такие картины, что мои глаза не верят мне? Но старец уже подходил ко мне. Он встал на расстоянии мысли возле меня, так что я мог стрелять в него, но не мог убить. И он начал говорить, и даже сквозь непомерный шум его слова доносились четко и ясно.
И он сказал: «Путь, которым шел ты раньше, не был даже тропинкой, путь, которым ты идешь сейчас, даже не путь. Кому позволил ты водить себя по бурелому времени, и как еще люди идут за тобой по этому тысячелетнему бурьяну? Дикие вопли из этих полей сорных трав прогоняют даже зверя, над этими сорными полями никогда не открывается звездное небо, в этих полях еще не было ни одной живой души. Как зашли вы в тупик времени? Почему ищете проклятия вселенной?»
Так старец вопрошал меня и моих уставших в бою товарищей. И верно говорил тогда старец, я отвечал ему: «Мы воюем уже три тысячелетия, мы разбили лучших врагов и друзей, мы разрушили тысячи вселенных, мы предали огню все города мудрости и славы. Но не успеваем мы даже наполнить каски тихим дождем, как снова ктото по ту сторону от нас роет окопы, выворачивая пласты дерна наверх, шипит и корчится, перематывая раны, но снова готов воевать против нас. И мы, проклиная наши свершения, кидаемся в схватку, но после битвы находим только вывернутую нами землю, потом тишина, а потом ктото снова втыкает лопату на той стороне горизонта. Почему нет конца, почему смерть преследует нас, а наши силы продает времени? Кто ты, идущий с той стороны?»
И старец тут же отвечал: «Я пришел не с той стороны, я вышел из огня ваших войн. Я мудрость и старость вашего марша, я жизнь мира, но смерть вашей победы. Вспомни свой первый бой. Помнишь, с какой легкостью раздавил ты муравья на дороге, и второй победный бой – ты не посмотрел на луну в час её заката, ты одержал победу над вдохновением и скрутил свою музу колючей проволокой, сделал её чёрной княжной над твоими окопами и рвами, одел её не в тонкую фату ночного облака, а в солдатский брезент. Как хочешь ты окончания войны, если ты даже не знаешь, где она сейчас?»
Я перебил старца: «Я знаю, где моя муза. Когда ты шел сюда, невредимый, целый, она правила арией нашей победы, когда ты вопрошал нас о бое, она рвала на куски вражеские штандарты, когда ты говорил об истине, она её творила,  и вот ты – мудрость тысячелетия, не смог разглядеть правду в отблесках небесного зарева. Это она его зажгла. И зажгла только затем, чтобы посмеяться над своими подругами. Она видит их – слабыми, плаксивыми, капризными и ничтожными, в пирах и в играх. А моя муза – воин нашей армии, не генерал, нет – рядовой воин. Она выносит изпод обстрела раненых, она тащит лошадей, провалившихся под лед, она роет окопы и кормит бездомных детей. А длинными ночами она жжет костры посреди вселенной, и никто не смеет указывать ей, где раздуть молниеносное пламя».
Старец молчал. Может, он и  говорил что-нибудь, но  тут  началась  атака,  мы рванулись    из окопов и устремились к ближайшему укрытию, рыхля сапогами землю  и  сажая   в неё  слова  о победе.
И здесь во вселенной, в галактике Великих Мыслей я видел еще раз этого старца, я видел его и под землей, и в воде. Он часто посещал и озера Бездонных Чувств. 
Но  кто  же   тебя   послал?   Ты,  искуситель истины!


РЕВОЛЮЦИЯ МОЛНИЙ

Философ плыл над землей в ладье из выплавленных грозой облаков. Вчера еще написал он, что реки потекут в небо. И  он стоял на высокой палубе и смотрел, как вокруг кружатся в сотнях водоворотов его старые мысли, его враги и кумиры. А в это время ветер надувал его парус, и небесные волны колыхались под стальным носом его корабля. И тонули непотопляемые, и прежние вершины едва виднелись изпод грозовых вод…  И сотни ангелов полетели по миру, и сотни идолов проснулись от поднявшихся вод. И все они кинулись искать того, кто нашел грозовое перо, чтобы написать о мире – молниями. И мечи богов обрушились на головы невинных людей, и спасители карали своих святых, и деревья губили свои побеги – но никто не мог найти того, кто написал о восстании молний!
А на высокой палубе стальные мускулы черных туч правили грозным рулем. И философ стоял один и держал горящий свиток. Он стоял возле самого носа и смотрел на медленно скрывающуюся под водой землю. Взгляд его падал вниз вместе с пеплом горящего свитка. «То, что написал я, не принесло теперь вред миру? И не стал ли я грозой для своего разума? И не свой ли мир топлю я в сплошном сиянии сверкающих небес? Кто он – автор моих слов? Кто он – мыслитель моего разума? Разве сам я разжег от той зари световую битву? И не плыву ли я к последней вершине? Еще вчера я написал эти слова, что мир подошел к самому себе слишком близко, что зеркало его – в пропасти, что там – нельзя увидеть небо в себе. И один не был я, но с людьми. Они кричали: иди, там начинается гроза, пришла твоя пора, философ, хватай любую молнию. И если хватит у той молнии сил, пусть попробует она скинуть тебя со своего горящего хребта. И когда победишь ты, напиши о своей победе ослепительным и горящим стилом – на сухой коре небесного древа. И пусть на землю прольются из той раны благодатные воды.
И я написал о своей победе. Но правды оказалось слишком много. И когда полилась она, тонуть стала теперь в ней вся ложь без остатка. И даже самые вершины тоже оказались ложью, ибо скрыты и они уже под водой, ибо и выше указан путь. Но теперь видно мне с самого неба, что даже не намокла тропа зверя, идущего в лунной тиши, что ни капельки не упало на того, кто идет поклониться человеку, а не богам, и видно мне, что свечи истины, зажженные от рассвета земной мудрости, стоят на этих водах, как их создатель.
Но я теперь плыву не один. Теперь я соберу людей на свое небо, сюда мы перенесем и нашу землю. И воды истины будут омывать её. Собирайся же, грядущее братство. Я напишу про то, как мой корабль стал больше и вобрал в себя еще и других, где же вы?»
Но только плыл философ по небесным волнам, и шторм едва задевал его ноги. И приближалась его ладья к тому месту, где молнии появляются уже не на миг, а выстраиваются вечными колоннами, подпирая грозовое единство небосвода. И там шторм утих, и ладья спустилась на обетованную землю. И смотрел философ на тысячи молний вокруг себя. «Сбываются ли мои сны, приходят ли ко мне мои слова снова? И не сплю ли я среди облаков, что вижу Храм Света? Снова ли мир дышит свежестью новорожденной мудрости? И снова ли солнце лежит в моей постели?»
«Но где же грядущее?» – спросил философ.
«Напиши его!» – ответили ему молнии.


ПАЛОМНИКИ ЗАРАТУСТРЫ.
ГЕССЕ И НИЦШЕ

В далекий путь к вершинам и свежим источникам простерлась долина разума. И тот, кто показал бы конец этого пути, непременно стал бы горой, концом долины. Так всегда будут спорить бушующая над всеми вышними пропастями воля к священной власти и вечно грядущая в вечность страна востока. Так будут спорить поэт и вдохновение, так будут спорить краски и холст, пока, наконец, в предрассветной росе не утонет огарок луны. А он точно утонет, и это будет всего лишь огарок…
Но путь был и будет нелегким. Идя по крутым горным тропам, впервые встретил Заратустра когото, кроме себя. И горы снова стали легкими и чистыми, когда состоялась эта встреча. И Братство спускалось с горы –  в горную долину, и Заратустра шел на вершину единственной своей горы. И кто же был тот ветер, что пропустил  их друг сквозь друга? Но только Заратустра зашагал быстрее, а паломники наполнили песней о незримой победе всю свою округу, все идущие рядом времена и эпохи. И Заратустра думал, что солнце спустилось со своей закатной выси, чтобы испить с ним его же чашу его же мудрости, а паломники в Страну Востока подумали, что гдето здесь родилось начало ИХ эпохи. Но они прошли мимо друг друга, лишь вдохнув ветры, что несли их  по своим путям.
Но Заратустре припомнились и другие времена. Он помнил, как однажды он швырнул под ноги кольцо члена Братства, он вспомнил, как он провозгласил свою волю  к своим небесам и горам, как стал он ждать Заката, чтобы познать законченную мудрость, как отказался он от рассветов: когда солнце восходит, оно еще ничего не знает о мире, оно еще не совершило пути к мудрости. И еще Заратустра вспомнил себя младенцем, как его несли на своих крыльях – каменные скрижали прошлого. И помнил также Заратустра и свою ногу на обломках этих  крыльев. «Но тогда, – вспоминал Заратустра, – не могло быть иначе. –  Прошлое захотело жертвенного огня и верного мяса на углях истории. И я знал, что не мы, а прошлое станет жертвой. Я схватил его за старый рог, я принес его в жертву будущему, и тогда мир заиграл на струнах теплого дождя, а в каждой луже я видел, как ступают мелкие и быстрые ножки грядущих секунд и минут. И мое волшебство стало светящимся. Я благодарил всё вокруг. Но они –  Братство –  не хотели жертв. Но чтото несли и они под своими одеждами».
А Братство шло своей вечной дорогой. И ктото из шедших вспомнил молодого человека, который однажды выбросил свое кольцо. И он вспомнил его всем сердцем и сказал так: «Тогда под одеждами мы несли не жертву, мы несли разум, мы несли путь в жизнь вечного творения СЕБЯ. И воля наша стала волей к разуму, правилом вечности, смыслом священной дороги, парусом заблудившегося неба. Бедный юноша, как близко был ты к правде. Ты выбрал меч, а мы вечность, ты выбрал горы и небо, а мы –  смысл и разум, чувства. Ты выбрал битву с чернью, а мы – битву с черным. Но в одном мы совпали, как падают в один и тот же океан все звезды. Мы не приняли действительности, мы не позволили ей тащить небо за волосы млечного пути, мы встали каждый на свой путь, но наши пути пересекутся лишь однажды. Но мы не будем  знать,  что  ступаем  по  одним и тем же вечностям».
Но Заратустра шел к своей пещере. И через несколько секунд он забыл об этих словах. Но он произнес тогда: «Паломники в страну Востока, вы идете в себя дальше и дальше, но разве ветер будущего остановит вас, вы, свободные от скорби? Я принял бы вас в свою пещеру сегодняшней ночью, если бы между нами не стояла молния неземного бытия. И вы, и я грядем в вечное будущее. Но мы же и вечно возвращаемся в наши луга и поля, где мы хватаемся за мечи настоящего, чтобы отстоять перед вечностями – дватри мига. И мы готовы пролить сколько угодно крови времени, чтобы путь времени не пересекся с нашими мгновениями. Бездарность и низость обошли вы в своем пути, я – прошел мимо них. Вы плачете о своих вещах и находите их ненужными для парящего духа, а я переворачиваю их и отсекаю от них корни смысла. Приходом в свой мир несете вы новые миры. Но куда? Опять в себя? Не сошел ли с небес дух правды, чтобы свести русла океанов в горные родники? И не станет ли всё прежде обширное – глубоким? И насколько глубоким станет мой источник, столь же обширным станет и ваш океан. И там, где моя молния будет ковать сверхчеловека, вы придете к вечному разуму. И там, где солнце рассечет мои горы, там вы вернетесь в свое прошлое. Но стоит ли бояться нам вечности? Я верю в вашу веру о ВЕРЕ!»
Так шли они каждый по своему пути. И Братство славило своего Заратустру, а Заратустра стоял на ветру вечности и молчал о прежде покинутых полях и дорогах. Но никто из них не скорбел, не презирал,  не  проклинал.  Это  была  их  воля к вечности.
Могут сойтись щит и меч. Но как сойтись двум мечам, как сойтись двум солнцам? И как птицам петь о восходе двух лун? И когда в траве сражаются миллионы муравьев за право нести лепесток ириса, и когда звезды вступают в противостояние за право окружать Землю, я вижу вас, философы, гении, люди земли, птицы космоса. Вы идете к своим странам и горам.
И ваша вера в космос  на земле –  ведет землю к её космосу!


ДОЖДЬ НАД ЕВРОПОЙ

Вряд ли нашелся бы хоть один дом в этой изрезанной морем земле, где не закрывали бы окна, где не созывали бы детей, где не убирали бы вещи со дворов. Черные тучи с позолоченными краями плыли над океаном душ. И каждый видел в этих тучах свой скрытый страх. Ктото видел в клубящихся парах небесной машины – зверей и драконов, ктото марширующие единой стеной войска, ктото видел в исчезающих лучах солнца – чейто гигантский профиль! И греки смотрели в море, и немцы смотрели в Рейн, и венгры в Дунай. Но вода вобрала в себя всю мощь идущего изпод небес циклона. В зеркалах вечных рек небо надвигалось, вздымая берега.
Тишина стала наказанием тех, кто видел эти летящие скалы. И нельзя было отвести взор от момента свершения истории, нельзя было спрятаться в земле, ибо земля сама шла навстречу, выпуская из своих недр, заждавшихся неба, – духов прошлого.
Но что же теперь началось? Не вихрь ли закружился над старыми могилами? И не осветило ли солнце готическую высь старых соборов? И все реки потекли вспять, когда узнал старый бог, что в соборах стали служить не стенам, а солнцу. И в этот час, когда пыль взметнулась с дороги истории, ища пристанища, лохмотья былой вечности встряхнул ктото сильный. И уже никто не мог назвать их стягом. И с какой же поспешностью на мечущегося в ожидании бури старого бога – накинули люди эти старые лохмотья. И как борода его зашелестела, громыхая по мозаикам соборов, ведь там всегда служили стенам, служили –  богу стен. Серому, старому, вечно старому. И теперь, когда над Европой нависли восставшие горизонты, солнце сошло под пыльные купола и осветило новую веру.
И вот, наконец, с северных морей поднялись первые волны. И жители видели, как по волнам мчатся с нарастающим гулом – гребни, оседланные небесными ладьями, и их палубы  сливаются с парусами из разорванного в клочки неба. Буря неумолимо шла. От севера до юга история восстала изпод гнета утоптанной веками земли. И теперь лучшие, те, кто размечал небесные скрижали земного завета, – правили воскресением Города Европы. И греки видели, как вспенилось море от сотен ладей, как в штормовых раскатах блещут золотые щиты эллинов. И на капитолийском холме виднелись красные тоги императоров, окруженных крылатыми колоннами, а леса гнулись к траве в ожидании нибелунгов.
И здесь началась пыльная буря, которая скрыла и дороги, и машины, и дома. Только звездное небо среди бела дня разверзлось, и сотни живительных струй понеслись к земле, объятые духом победы. И водяные всадникикапли, как в бою вожаков, сшибались с землей, и звездные искры засыпали застывший мир.
И крупный, теплый дождь пошел, окропляя  влагой стоптанные подошвы истории, вновь наполняя её русла вечным смыслом. И люди вышли на улицы, встречая идущее к земле небо, ловя губами дождь, идущий из звездного неба. И пока тучи роняли влагу на омытую Европу, сквозь них, сквозь золотые тучи, проросли солнечные лучи. И цветы сияли вместе с солнцем и звездами в сплошном вселенском великолепии. И люди видели, как крылья неба опускаются на остывающий закат и обнимают тихий горизонт.
И в этот миг даль наполнилась радугами! Они взошли на небо, подобно аркам в честь победы дождя над пыльными дорогами, они взошли на небо в честь сотен победителей, исчезавших теперь в ясных глазах неба. Сверкающие щиты и пурпурные тоги слились с засыпающей этой ночью природой.
…А над чистой Европой всю ночь горела звезда. И люди не спали, зажигая свои сердца от этой звезды!


ЛЕЗВИЯ  ЗВЕЗДНЫХ ЛУЧЕЙ

Каждую ночь я слежу за своей тенью. Она рвется в небо, чтобы ловить наднебесный лунный свет. И в её полете я читаю свою судьбу. И редко засыпаю я после такого чтения…
Но сны наполняют меня и весь мир. И как часто мне теперь стало казаться, что мне и вселенной снятся одни и те же черные дыры, что далекие туманности проплывают сквозь меня так, что я вижу величественное мерцание самых молодых звезд, тех, чей свет отразится лишь в мраморе моего памятника… И где тогда будет мой народ, моя площадь и мой орел, что всю ночь напролет несется ко мне сквозь потоки падающих звезд? И где тогда будет моя земля, к которой прикасалось моё любимое солнце августа? Где тогда будут зеленые стяги моих деревьев, что и без листьев шелестят о вечном? Я не знаю, что будет тогда, но обещаю, что мой памятник – станет памятником всем вам!
Сегодня наступает ночь моей Трагедии. Потому что завтра я перепишу её, и она станет – СИМФОНИЕЙ, потом – АРИЕЙ! И развешенные по облакам нотызвезды прочтет  далекий сосновый лес. Каждая ветка станет послушна дуновению грядущего ветра, и взмахи его будут править оркестром вечности…
Ведь только для таких оркестров сочиняю я песни. И когда вы услышите эту песню – вы поверите в правду о Творце. Вы поймете правду земли, что Творец –  это не тот, кого сотворили – далекий, холодный и невидимый, а тот – кто творит – близкий, помогающий, осязаемый. Тот, кого можно прижать к сердцу, когда в последний раз смотрят на закат судьбы, тот, кто стоит рядом с тобой под проливным дождем злого рока, тот, кто отдает тебе свою одежду и остается замерзать на своем ветру...!
И в наступившей ночи я хочу стать светом. И тот, кто захочет того же, – станет моим лучом! А если лучей станет слишком много, мы зажжем новую вселенную из тысяч солнц. И такие вселенные расцветут везде. Пусть пройдут тогда дожди и тучи накроют нас, но только больше затоскует мир по нашему космосу.
Всегда бежит разум от своего предначертания. Но я стою вместе с ним на пустой дороге. И зову вас. Даль грядет всем горизонтом. Она вздымает землю, земля вздымает своё прошлое. Как? Вы забыли? Земля никогда не забывает своего прошлого. И в нарастающих облаках я вижу мечты Цезаря, мысли Заратустры, чувства Зигфрида. Металл истории рвется в грядущем горизонте. Земля хочет переосмыслить свое прошлое, она больше не хочет чужого, выдуманного будущего, и потому лес шагает, доставая глубокими корнями до источников правды  в  глубине  черной  тверди. И в каждой ветке – слово о грядущем.
И я потому стою на этой дороге,  что знаю –  среди тех миллионов слов о прошлом и будущем я услышу родной шорох и моих деревьев. Пыль времени взметнется к небесам, суровая правда памяти рванет покрывало истории, и к моим ногам вновь, как когдато давно, прильнут мои травы, звери, звезды.
Но только миг буду видеть я их. И может, только ради того мига стою я здесь. Ведь если они росли возле меня, а всё человечество еще не замечало меня – нужно ли тогда мне всё  человечество? Они творили больше, чем всё человечество! Поэтому я и беру их на свой памятник.
Но прошлое уходит всегда, если оно – прошлое. И сколько бы я ни сажал деревьев, они уйдут по той дороге, на которой стою я. Что ж, тогда свою вечность я посажу в небе. И пусть она растет на небе, и пусть луна сидит на ее ветвях. И пусть облака станут ее листьями.


ГОЛОС РАЗУМА

Я говорю голосом разума. То, к чему мы должны стремиться, – наш успех в борьбе за право быть и называться лучшими, первыми. Мы не должны и не можем оставаться позади, мы хотим сделать решающий рывок, чтобы закончить первую битву. Но конец первой битвы –  всегда лишь провозвестник начала  второй, третьей, вечной. Мир  как  смирение – никогда! Мир как борьба – вот  наша судьба. И в этой борьбе мы проводим всю жизнь. Случается, что мы теряем силы, что хотим уйти от всего вокруг, прильнуть к безмятежности. Но именно в такой момент расслабления жизнь наносит нам решительный удар. Но этим ударом – она спасает нас. Она пробуждает уснувшее сознание с единственной целью – вознести нас еще выше через  стремления и подвиги.
Мы вступили на путь бессмертия. Мало кто знает, что война – путь к вечности. Её ужас, её кровь и смерть – это не прекрасно, это гибельно. Прекрасно то, ЧТО пишем мы пером войны на теле земли. Эта великая летопись начинает объяснять нам всё, ради чего жили и будут жить новые поколения.
Мы встаем над землей и видим, как в отсветах луны сверкают буквы божественной фабулы. И здесь физика сливается с космической литературой, вбирая в себя математику и философию. И только такая летопись может отразиться в лучах вечности, чтобы сверкнуть случайной звездой в небе грядущих поколений. И тогда каждая жизнь, каждый шаг каждого Писателя становится утробным, весомым и решительным. И по всей вселенной, как по воде, расходятся круги – слава Великих Писателей.
Проходя вдоль колонн прошлого, еще не родившиеся вершители мировой судьбы –  читают древние законы бытия. И в этом чтении им не может мешать никто. За миг до своего рождения молодые души проходят по прошлым временам в облике глубоких старцев в предрассветный час. И их белоснежное одеяние сливается с чуткой тишиной прошедшего, растворяясь на горизонте вместе с догоревшей луной.
Они появляются на свет, когда солнце проходит вечный рубеж вселенского горизонта жизни. И мир празднует их рождение – простым и великим течением времени, которое принимает их младенческие тела в объятия неизведанного, но уже предопределённого.
И всё же еще много каменных плит ждут своих букв. Сотни досок сохнут в ожидании оттиска, тысячи железных пластин грезят божественными гравюрами, миллионы листов бумаги жаждут черных рек мудрости – это начало  нового движения.
Мы приглашаем вас во вселенную – в театр первой трагедии погибающего времени. Актеры уже определили орбиты, хор начинает звездный дождь, а занавеса нет – все зрители!
И в этот час – история зажигает свечу истины, арфа играет в последнем затишье.
Я говорю голосом разума, когда вселенная читает нашу историю.


БУШУЮЩИЕ ПРОПАСТИ

Свет рванулся из утреннего тумана, пролетел над хрустальной росой, собирая тысячи солнц, и вскоре упал всей грудью на того, кто стоял на краю бушующей пропасти. Но где та пропасть, в которой все вихри бытия закружились в танце грядущих вселенных, и кто тот,  решивший посмотреть, где рождается история? Он не мог не видеть, что пропасть растет с каждым мигом. И всё новые вихри, появляясь из здешнего безумного неба, спускались в пропасть.
И смерчи там, в глубине, сплетались  стволами, давая молодые побеги. И тысячи ураганов с силой ударялись о скалы. Но ктото не боялся быть здесь. Он сам мог принять не меньше вихрей – в себя. Но одиноко он стоял здесь. И тогда солнце осветило его сердце золотом, чтобы –  лишь в блеске лучей – прочитать его душу.
«Я шел сюда не всегда. Сначала я шел хотя бы  к своему рождению, потом хотя бы к своей цели, потом хотя бы к истине, а потом – ТОЛЬКО к бушующим пропастям. Я говорил к людям, но они не отвечали мне, я говорил к зверям, но они уже все знали, я говорил к травам, но они знали больше, чем ВСЁ, я говорил к небу, но к нему уже говорили. И тогда я решил, что скажу свое слово лишь пропасти и её вихрям. И даже бог не услышит среди рёва стихий моих роковых откровений. Я знал, что приду сюда однажды, но знал я также, что неминуемо возвращусь. Но и сегодня я здесь – не один, как кажется миру.
Вы не видите никого, но я вижу надвигающийся горизонт, вы ничего не слышите, но я слышу громыхающие утробы молодых звезд, вы не чувствуете ничего, но я чувствую огонь в ветре, слышу его речь к своей новой армии пылающих мыслей. И даже птицы поют сегодня о завтрашнем дне. Но со мной пришел и день сегодняшний. Он не хочет меняться завтра. Его воля принесла мне дубовые ветви и острую сталь, чтобы я собрал его в поход, чтобы я украсил его восшествие на трон истории. И Сегодня хочет биться за свою сегодняшнюю судьбу, оно рвется к вечной власти над ЗАВТРА! И хочет с ним – вечного союза.
Но еще с кем пришел я? Кого принес я в сердце своем? Идола? Божество?  И как же странно тебе, о солнце, что человек пришел сюда со мной. Человека привел я сюда. Не пустому мрамору я несу свою волю, не божеству зажгу свечи, а живому человеку я подарю храм своей души. И это будет завидная обитель для вас, страждущих поклонения. И священные звери, а не уставшие монахи будут сторожить его вечно освещенные моим сердцем своды! И даже если ты, сердце, уйдешь, свет не закончится никогда. Ибо тогда дух правды ворвется в эти двери  с факелом молодого месяца. Не о рае для себя мечтаю я. Но мечтаю я о рае для других. И не кнут, а вихрь правды должен вести нас в ворота сверкающей обители. И потому я стою на краю этой пропасти не для себя, а для себя – дарующего. И  в человеческую душу буду я бросать семена звезд. И потому приходят теперь ко мне все».
Свет летел над его головой, черные ястребы разрывали низкие облака. Солнце померкло в бушующих порывах глубинной истины. И стоявший у пропасти посмотрел на небо. Прошлое шло к нему. Звери его бросались к его ногам. Слезы падали на искаженный  небосвод.
И сотни вихрей надвигались на того, кто стоял здесь. И цветы возле его ног распускались за миг, и открыл он широко глаза свои. Из пропасти по отвесным скалам поднимались  новые люди. Их было много – тех, к которым он шел. Тех, кого принес он в своем сердце!


ВЫСЕКАЯ ЗВЕЗДЫ

Чуткое сердце грядущих свершений тихо стучит в душе каждого из миллионов. Небо тихо высекает звезды, отсчитывая так заветные вехи – перед приходом новой истины. Какой будет она? Кого коронует она в громыхающем небе? Мы узнаем это только тогда, когда внесем пламя перемен – в дом прошлого. И тогда жадный, нечеловеческий огонь помчится по пыльным скатертям, по старым стульям, перегрызая их туловища и конечности. И потолки ослепнут от гари, а каменный пол покроется черной кровью прошедших веков.
Истина придет. Но кто её написал, увидим ли мы автора? И не кровью ли написаны красные строки его правды? Ведь в волне, бьющей в старые стены берегов, мы не ищем того, кто ударил трезубцем по тихой заводи, но – как сотни пузырьков в пенном гребне – обрушиваемся на приспешников старых камней.
И тогда мы привязываем свои души на штандарты и машем ими над головами веков, чтобы облака зловещего тумана неопределенности – пали на трепещущую землю.
Истина истины – в её поиске. Можно замазать великие холсты словами лжи и сказать, что там и была написана ложь. Тогда едва ли истина ускользнет от мира. Но можно сказать, что холста – нет. Тогда холст покроется пылью. И настоящие слова рухнут в забытьё!
Но разве так можно, разве можно ждать от грядущих эпох – неопределенности, разве можно бояться наступления нового дня? Когда ночь – революция после господства дня. Когда минута свергает минуту, и мысли рушатся одна на другую, как статуи Помпей, когда перо тянется не к бумаге, а к луне, чтобы там и только там – написать последнее слово о грядущих холстах и грядущих перьях.
И так можно сидеть всю ночь, высекая звезды из лунного сияния. И так можно говорить всю ночь, тогда звезды рукоплещут певцам их вселенской трагедии, осыпая ваятелей правды – венками созвездий. И так истина незаметно вкрадывается в маленькие уши спящей эпохи. И так решения и поступки наполняются лунным свечением, чтобы обрести плоть – в огне наступающего дня!
Скорость, ритм, пламя и будущее – как догнать рвущуюся к восходу зарю? Сомнение здесь –  смертельная ошибка. Колебаться – значит отдать себя в руки прошлому. Остаться в стороне – значит заживо похоронить самого себя, чтобы потом исступленно долбить в крышку гроба. НЕТ! Если звезды упали в небо, значит нужно перевернуть небо, чтобы звезды упали на землю. Но только – торопиться!
Представления о пространстве меняются слишком быстро. И там, где сегодня еще земля – вскоре взмахнет крылом голубой орел восходящих небес! И поздно будет прощать и просить. У земли растут крылья, слишком быстро, не готовится ли она свергнуть солнце, чтобы самой засиять во мраке космоса.
Новая эпоха ведет человека к тому, что глаза его будут видеть дальше неба, земли, будущего, прошлого. Горизонты станут близки настолько, что их можно будет сложить, как страницы законченной повести. И тогда пусть их читает, кто хочет, уже не будет интересна история, будет интересно только будущее. Историю будущего сочинит мир с необозримой широтой.
Силы, побережем силы! Настоящему нужны силы, чтобы добыть будущее – из глубоких рудников грядущего. Там, во тьме, прячется самородок. Он –  наша цель. И пусть киркой правит судьба тысячелетий. Нужны взмахи математического маятника, чтобы расписать на доске времени холсты великих мастеров, стихи великих поэтов, ноты великих композиторов. И момент должен наступить, момент высекания заветной звезды!
И  теперь  для  наступления  истории настоящего – лучший момент.  Момент избран. Момент – неизбежен!


ЗВУК И КРАСКИ

Темные тени ложились на высокие  потолки, несмело освещая древние фрески. И чем длиннее делались тени, тем чаще трепетало пламя в груди фонаря. Просторные своды уходили высоко в прозрачном сумраке, разнося порывы света и разных цветов. Мастер начинал писать картину…
Мы часто пели ночью под дождем. И тогда мы подключали свои гитары прямо к высоковольтным проводам! В какихто метрах от нас били молнии, крепко ударяя искрами по затаившемуся сумраку. И голоса разносились вместе с громом – сливаясь с ним! Наши голоса усиливали гром! Мы били по тугим барабанам полных облаков… и вода лилась из них – синяя и мокрая, рождая неистовые звуки…
И тихие краски текли по холсту, где сумрак придавал уже старым тонам новую мощь. Но мастер продолжал смешивать краски и уходящие ввысь тени. Фонарь еще разгорался, а первые мазки уже звучали в начинавшемся движении…
Гигантские стены дождя выпрямлялись от звука, и дождь лился в строгом ритме с нашими барабанами. И волны звука падали под дождем вместе с каплями. И  мне казалось, что мы играем… на высоковольтных проводах, рождая ритмичный дождь и редкие, но воинственные возгласы молний – белых и синих.
Странный взгляд пробежался по старому зданию. Купол казался еще более темным и высоким. И мастер уже достал новую кисть, но я ни разу не видел новой краски. На холсте еще дрожали сотни теней. Но вдруг  стены вместе с длинными столбами темных силуэтов  зашевелились…
Но дождь всё усиливался. Наши звуки уже неслись по всей земле, потому что по всему миру сейчас начался страшный ливень. И уже никто и ничто не могло его остановить. Ничто не могло остановить и нас, подходящих к кульминации нашей грозовой арии.
И странный взгляд пробежался по небу – молнии вырезали из неба и в небе новое лицо, которое двигалось в такт с нами. Оно становилось все больше и сильнее. Огромная и строгая воля была в нем – среди проводов и ревущих гитар.
Фонарь покрылся медленной пылью. Купол поплыл над мастером. Странное небо пролетало сейчас прямо сквозь мастера через окна и наши мысли. Мастер окунал кисть прямо в облака, текущие по его картине, по его рукам, он уже увидел странно задвигавшиеся фрески за его спиной…
И окна начали дрожать. В их дрожании четко прослушивался грозный такт неба. Самые высокие и сильные здания вдруг двинулись с места. Форточки хлестали по рамам всей мощью неба, в котором сверкающее лицо летело все быстрее,  и грозный взгляд несся по мокрым деревьям. И цветы на таких окнах завяли все – черные и серые.
Мастер волновался. Старая штукатурка то и дело опадала на пол, рождая на его палитре очередной тон цвета – чистый, но звучащий. Но и на его картине тоже пошел дождь. Тучи сгустились. Ктото большой и темный оживал сзади с каждым новым мазком. Купол стал подкапывать. И по полотну мастера ползли мокрые тени – капли серых силуэтов…
По земле начал нарастать гул грозового лица и цвета. Двери здания распахнулись с громом неба, и мастер увидел это лицо у себя за спиной.
Он услышал и нас, играющих на ревущих гитарах возле груды мертвых молний и…высоковольтных проводов. Фрески стояли во весь рост, и купола летели сотнями, осыпаясь на картину грозовыми тонами.
Сверкающий гигант стоял и смотрел на свой портрет на картине, распахивая её и потолок громами. Толпа живых фресок неслась сквозь полотно, унося в небо сквозь купол остатки свечного света, разнося его искры по начинавшейся заре.
Мастер стоял и писал дождь, писал небо, а небо писало зарю красками черных молний и белого грома. И здание ударилось оземь, и мастер закончил картину…!
С тех пор я часто вижу мастера одного на заре. Он пишет многое, что удалось ему услышать в той гамме небесных звуков и цветов.
И я  всегда говорю ему:
«Мастер, давайте сыграем еще!»


КЛЯТВА ГОРАЦИЕВ

Шаг, еще один – и мы у цели. Вот наш алтарь, и наш отец возле него. И здесь наши младшие братья, и с ними мать. Вот правда, которая сверкает в отблесках нашего солнца, вот миг, который закрепит навеки наши сердца – в едином и свободном повиновении собственному слову, в борьбе за свободу выполнения долга. Раб – это тот, кто ходит по своим же словам, раб – это тот, по словам которого ходят и другие. Раб – это тот, кто выдает страх за смелость и ведет людей – за своим страхом. Раб – это тот, кто всю жизнь выбирает и в итоге – выбирает цепи. Раб – тот, кто улыбается своим цепям, говоря, что они – его слуги. Раб – это тот, кто никому не предан, так вот – МЫ НЕ РАБЫ!
Небесный дух заставил нас стать такими, воля предков кричит в звоне клинков, и жертвенный огонь радуется своей пище. Боги охраняют нас, заслоняя щитом и копьем. Боги сторожат и долину нашей клятвы. И только нам история может доверить вершить мировые события!
Но сотни трудностей пришлось преодолеть нам. На пути к величию, на пути к клятве – были сотни обещаний и данных слов. На пути к правде лежали сотни камней сомнений, на пути к клятве – стояли древние обычаи, но мы раньше неправильно понимали их. Ведь духи и боги – вечны. Они будут служить, и им будут служить –  наши потомки, наши дети и внуки. А человек – не вечен. Но ты можешь сделать его – вечным. Только найди такую материю, которая сохранит твой пламень и пламень того, кому даришь ты свет и силу. Отдай себя этим поискам, и звезды уже не нужно будет срывать с неба, ибо среди звезд поселишь ты своё счастье. И земля не будет отнимать у нас наших идолов, она будет взращивать новые идеалы.
Но даже не поклонения просит правда нашей клятвы. Мы видим себя не древними жрецами, позабывшими, с какой стороны восходит солнце, мы лишь ставим для мира опоры, чтобы он не пошатнулся, чтобы он стоял твердо. И чтобы каждый сумел взрастить свою собственную правду. Чтобы каждый поклялся хранить свой цветок – вечно. И ветер, и холод, и палящий жар не должны остановить тебя. И до тех пор, пока земля не прижмет к своей черной груди твоё уставшее тело – до тех пор пусть твоя клятва живет.
Но бой впереди, братья, бой ждет нас. И кому молиться будут наши сердца? Чьё имя назовут они? Мы назовем нашего бога, а рядом с его святым именем, под крылом его теплой надежды мы назовем имя той, ради которой война стала гонцом и вестником – нашей грядущей клятвы. И вот что узнал я, братья, земля дала клятву – быть вечно с человеком. А если земля держит в себе это, значит, наше бремя – не станет тяжестью, значит, черные ножи космоса притупятся о наши слова. И наши слова – будут стяжать неимоверную славу!
И мир протечет сквозь твою душу – за один миг. И вечная боль от того, что детство обмануло тебя, закончившись, – останется навеки твоим терновым венцом –  под короной или под повязкой. И пусть тебе скажут – брось свои слова, пройди по ним и обрети счастье. Пусть так говорят рабам, но не тебе,  пусть так говорят невечным людям. Ты превзошел их, ты встал над миром, потому что Слово, запечатленное в действии, летит теперь над вселенной ярчайшей кометой. Усталость и скорбь – отмирают, отстают сомнения.
Ты выдержал пытку настоящим, ты выстоял в прошлом. Да здравствует грядущее будущее!
Так прочли и мы – свою клятву Горациев…


МАРШ ВРЕМЕНИ

Пришла пора света и бетона, стекла и железа, воды и ветра, огня и молний. И пришла эта пора – не одна. Она ведет за собой сотни бесконечных эпох и времен, сотни различных эр и веков. И все это – в букете ослепительных рассветных рос, всё это – в голосе подземных источников, всё это в грохоте горного характера и строгого темперамента свободных небес. Пока еще в предрассветном дыму, пока еще в облаках, летящих со скоростью света… но уже слышен шаг настоящего, обретающего плоть в грядущих победах. И настоящее – с нами – оно рассекает скалы прошлого, раздувает туманы будущего,  чтобы  добыть золотое сияние  недр  души – для грядущего.
Проснувшись в ночи, ты понимаешь, как твое настоящее – сверкает за окном полуночной звездой. Ты понимаешь, что правда – в реальности. И свет лучезарной звезды падает на тебя, на твое сердце, летит по твоему потолку, и потолок раскрывается. Ты смотришь через него и видишь дальние звезды, далекие галактики. Ты трогаешь руками грядущее, ты видишь, как голубое сияние холодной звезды сливается с огненным паром нового солнца, ты видишь, как галактика веками скручивается в необозримую даль и всего за один миг распрямляется во всю свою длину, сея миллиарды сияний и свечений. И всё это – дарит тебе настоящее, которое переходит в грядущее. И ты понимаешь, что окно, в которое смотрит на тебя твоя звезда, – это  окно  в настоящее, в его обретение и в его создание, в идущие  к  тебе облака и в идущие к тебе небесные своды.
И в час жгучего сомнения – приникни душой к тому, что творится в миг настоящего, войди в дом, в свой дом, где тебя ждут вечные племена свободных желаний и грёз, смахни пыль со старого рояля, освежи его струны. И пусть в твоем доме зазвучит гимн настоящему, его скорости и мгновенности, его мощи и необратимости. И пойми, что в твоих руках лежат – как те галактики – столпы одержанных, неизбежных побед твоей воли. Ты встречаешь волю, ты видишь её лицо, ты вводишь её в дом, в свой дом, и она охватывает своды твоего храма, она проникает в каждую трещинку, в каждую стену и держит тебя на волне твоих свершений.
Но что ждет нас? Как сможем мы завоевать настоящее? В доме, где стоишь ты, свечи гаснут, и ночная тьма начинает скалить зубы молний, начинает ломиться в дом стуками грома. И где теперь осталась твоя мечта? Ты вспоминаешь. Она одна спит в далекой комнате наверху, одна –  в черную грозу. И ты поднимаешься по крутой лестнице, но занавески колышутся от безумного ветра, они оплетают тебе ноги. Меч. Тебе нужен меч – из огня и стали, из воли и силы, из безумия и мощи. И ты, охваченный волей к священному мечу – сам становишься подобным мечу, рассекая сонмы темных коридоров и зловещих портретов на стенах. Ты врываешься в комнату, выхватываешь из холодной постели свою любимую, ты прижимаешь её к настоящему сердцу, ты греешь её настоящим теплом. И где теперь твои слова о будущем сердце и будущем тепле? В такую грозу только плоть греет другую плоть. И  уже много таких возле тебя. Они приходят к тебе и из других домов. И вместе вы держите тепло, земное тепло.
Вселенная летит на свет, идущий из окна твоего дома. И ты сидишь и смотришь, как небо стихает, как великая луна обнимает  природу. Мысль озаряет тебя – смысл жизни гдето рядом, гдето тут, в благодатной тиши летает уже он. И не прилетел ли он к тебе – этой ночной бабочкой, которая сидит на зажженной лампе? Может быть, вселенная испугалась страшной и черной грозы своей? И сквозь световые годы, сквозь пояса астероидов летела к тебе – этой ночной бабочкой. И как ребенок к матери – прижалась она теперь к твоему фонарю. И для вселенной – не было другого солнца, кроме этой зажженной лампы. И не было для вселенной другого тепла, кроме тепла твоего настоящего сердца.


РЕБЕНОК ОДИНОЧЕСТВА

Простите меня, ветры, простите меня,  воды и снега, простите меня, солнце и луна, но я остался в одиночестве. Оно наполнено до краев пустотой и немотой. И крик истерзанного счастья уже давно превратился в тишину. Когда хотите растерзать своё счастье, подумайте о себе, об одиночестве. Так говорю я к одиноким.
Но пусть судьба скажет мне, откуда в моих речах к будущему – столько слов о прошлом? Почему я говорю об истории, но имею в виду – только прошедшее? Почему я наполнен дымом горящих событий? Почему прошлое протекает через меня, почему простое и интересное будущее – со смехом, удовольствием и радостью – это то, что я сам запретил себе? Но я запретил его только потому, что я считаю его – запрещенным. И я запретил его не просто так. Была эпоха, и мне нужен был враг, мне нужно было то, против чего можно направить тупые вилы усталости от одиночества. Враг – одиночество. Он подло захватил меня, он выжег меня изнутри, он – ночной дух скорби и светлый дар – железных цепей. Да простит меня ветер, что я не улетел с ним, да простят меня горы, что я не отправился на них. И пусть вершины не сердятся на меня. Их вид – это только тупые вилы усталости – от одиночества. Смерть да возглавит шествие павших, а мечты, до ужаса бесплодные, да возглавят шествие –  одиноких.
Я не привязывал себя ни к небу, ни к земле, я не приколачивал луну к небосводу. Она всегда идет своим чередом. Но мечты о прекрасном будущем… я хотел, чтобы они ожили, чтобы грядущее завершилось обретением его. Но я думал, что великая воительница – правда будущего – придет ко мне в образе  прекрасной госпожи. Она скажет мне – твое одиночество завершено, я думал, что так может быть. Но тут явился голос из стали, он сказал: она придёт, но умей ждать, воспитай себя ожиданием, где твоя воля?  Тот голос уже сам превратился в прах, а того, о чем говорил он – нет, воительница не пришла. Может, когда я спал или мечтал о будущем, она пронеслась в поисках того единственного, который ждал её. Может, она стояла здесь рядом, а я был за углом и мечтал о будущем. Она стояла и ждала меня, но я мечтал о будущем. И она потупила взор, схватила первого попавшегося под руку подлеца, наделила его со злости – всеми дарами и чудесами, заставив себя превратиться в сказку.
Так вот, здесь я говорю вам, одинокие,  ваше одиночество –  это не только ваши страдания, это еще и муки тех, кого вы заставили ждать и кто вас так и не дождался. Это муки тех, кто тоже стоит и ждет будущего. Вы виноваты в одиночестве всех остальных одиноких. Вы – в круге вечного порока. И  наш с вами удел – это удел побежденных среди победителей. Мы останемся навек в пасти черного эгоизма, на который идут – все наши силы. Страдать – наша свобода, страдание – наша ржавая звезда, быть непонятными для себя самих – наша сущность.
И лишь земля разгадает все загадки. Она всегда разгадывает все загадки. Там, в холодной глубине, мы начинаем понимать себя, когда путь остался не пройденным, когда красивая дорога поросла мхом и даже птицы облетают стороной гиблое место. Там, в холодной глубине, мы не плачем и не смеемся, мы не грустим. Мы созерцаем созерцание, мы смотрим на ночной мир – с высоты нашей ржавой звезды. Мы проносимся легкой тенью над постелями одиноких, измученных черной злобой на свои мысли и поступки. Мы кричим им, но нас не слышат даже тени на окне. Мы не знали, но смерть – это тоже одиночество, после жизни оно не заканчивается. И какуюто простую истину мы твердим изза стен другого мира.
Но старая глина треснет, и могилы умрут. А там, где поняли мы правду, будет расти высокое дерево, залитое утренней зарей. Оно будет стоять одно, среди света. И каждый его листок – будет снова одиноким.


ЦЕНТР – ВПЕРЕДИ!

Остановить время – значит самому стать временем, остановить судьбу – значит самому стать судьбой. Воля к творению – смысл нашего бытия. Так помести мир внутри себя – и сам стань творцом! Чтобы путь к победе – закончился её обретением! И твои мысли пусть обретут огненные крылья. И тогда они пролетят над мирной равниной твоих прежних размышлений – эта равнина запылает над горизонтом.
Так  уже было давно. Я сам был там, потому что волен перемещаться по времени. Я и мои схимники стояли в центре храма, а через витражи лился ровный свет. Но тут стены содрогнулись. Ветер вышиб двери, а дождь пробил крышу. Гром выбил стекла, и молния вошла в наш храм – в сияющем одеянии. Она подошла к нам и протянула свою огненную руку.
Я тогда видел её лицо. Оно сияло не так, как лица на наших мозаиках. Она была высокая, стройная, сильная, желанная – всего этого так трагически не хватало нашим глухим и пыльным  мозаикам. От огня её платья падали  статуи святых  и разбивались вдребезги, а от её взгляда фрески тускнели и опадали на пол. «Прочь – немые камни! Я отведу вас к настоящему богу! – сказала молния. – Молитесь Истории, Судьбе и Величию! Не вставайте на колени – стремитесь ввысь! Не опускайте головы – рождайте озарения! Не томите души – летайте в небе!»
И мы затаили дыхание. Мы ждали, что некая сила придет и избавит нас от этого сияющего видения. Но только безмолвно смотрели статуи, только опадали с потолка фрески, только витражи почернели и рассыпались, и мы увидели черные стекла пустых окон.  И я взглянул на молнию. Она стояла и смотрела ввысь. И под её взглядом – храм начал исчезать. А вместо него появились горы и реки, моря и леса.
И небо начало наполняться птицами, а земля – животными.  «Человек – это центр.  Центр,  который – впереди! Идите к центру – и не окажетесь на окраине, летите к воде – и не окажетесь в пустыне, берите меч – и не окажетесь побежденными, творите – и не окажетесь за стенами!» Так сказала молния и стала простым  солнечным лучом, начавшим тихо играть на листьях зелени.
А мои схимники встали с колен. И не нужно ничего было говорить. Величие видения, давшего нам смысл нашего бытия, – само говорило в горах голосом реки, шумом леса, камнепадами.
Не знать сомнения – есть победа над ложью. Стены храма пусть рухнут, если они мешают душе летать свободно. И пусть рухнет вера, если она не верит в небесный храм – без стен и разбитых колен.
И природа сама дала нам силы – к жизни, к сиянию, к победе над временем. Душа не станет сидеть в ларце, если там нет сокровищ. Она обернется ветром и вылетит сквозь щели. Всегда большие щели там, где нет драгоценностей. Вперед! – к знанию и силе летит душа сквозь облака и рассветы, сквозь горы и реки. И находит себя не в каменных изваяниях, а в вышине солнца!
С тех пор молнии бьют каждый день в то место, где мы были схимниками, чтобы не вылез из земли демон черного стекла, чтобы навеки остались засыпанными немые фрески и статуи, чтобы навеки были погребены оковы с наших душ. Чтобы свечи горели не внутри стен – а прямо на закате и восходе. Так хочет небо – чтобы духи темных стен пали к ногам истории, чтобы летопись писали солнечным светом, чтобы взгляд правды встретился здесь с нами.
Человек стоит в центре своей молнии. Она бьет прямо из его сердца – по миру, вселенной, бесконечности. Наш центр хочет дотянуться до края бездны, чтобы воздвигнуть там памятник познанию! Наш центр сверкает в каждом из нас, ведет к нам истину. Ведь остановить время еще не значит стать временем. Стать временем –  значит идти самому – к центру мироздания!


ВОЛНЫ СВЕТА

Скала стояла среди лесов. И некий человек взбирался по горным склонам. Он слышал древние слова истин, застывшие в каплях теплой смолы. Свет древности замер в этих каплях, небесный свод тысячелетий отражался в этих золотых слезах.
Мысли человека остановились гдето в других местах и временах. Он не мог больше думать о себе, об истине и лжи, не мог больше понимать небесных шрифтов, плывущих в ночи по лунному свету. Человек потерял себя, поэтому он не хотел больше жить, но последней волей он заставил себя подняться на эту скалу. И когда он достиг вершины, то сел на камни и почувствовал под собой чуткие и грозные мышцы горных валунов,  почувствовал горячее дыхание глубоко под землей. И человек думал так: «Когдато эта скала родилась здесь. Она  родилась из пыли и пепла. Сначала она была огненной рекой, которая пробила илистое дно тихих океанов, потом она стала собирать в себя все камни, что были на её пути, и они вступали в её тело, наполняя его все новой мощью растущей земли. А потом скала вознеслась высоко над затихшим океаном, и тот отступил, обмельчал и ушел, а скала стала подниматься вверх. Она прорастала во все стороны. Она была, словно каменное дерево, корни которого пили огонь из горячего сердца земли, а вершина которого рождала ветра и шелест холодных высоких озер».
И пока человек думал, горные леса наполнились тенями и криками ночных птиц. В вечной сосновой вышине лежали звезды, а белая луна мягко ступала по широким хвойным ступеням. И быстро взбежала по ним к своим звездам и оттуда осветила озеро, к которому человек и направил свои шаги. Недалекий путь по спящим камням показался мигом. Наконец человек заглянул в озеро. Его вода была холодна, и  небо было в озерной глади особенно близким. И человек дотронулся до неба. И по небу разбежались круги. И человек думал так: «Это озеро вознеслось сюда из болот и рек, из морей и океанов. Оно не хотело быть частью, оно хотело быть целым. Ведь только теперь в нем одном видно ВСЕ небо. И тот, кто придет сюда, чтобы выпить воды, выпьет и немного неба, поговорит с луной и заглянет в глаза звездам. У этой благодатной воды есть и крылья. И кто захочет взлететь здесь – взлетит на крыльях света».
Между тем человек взглянул на округу. Сердце его замерло. Несколько ночных птиц пронеслись над его головой, и тени сосен слились с теми, кто выдумал их. И в этот момент человек понял многое. Луна и звезды, прошлое и будущее, вода и время, камни и … да! Огонь! Теперь пришло время огня.
И чем больше он понимал, тем теплее становилась вода в озере, тем чаще билось неведомое сердце пещерного духа. Камни шевелились уже, когда человек пришел в себя. Он посмотрел на озеро, но оно уже кипело, он посмотрел под ноги, но биение неведомого сердца превратилось в сплошной гул. Человек побежал по склону вниз, но лес встретил его. «Принеси огонь своему небу!» –  сказал лес и еще плотнее преградил путь вниз. И человек увидел, как озеро превратилось в облако пара, под которым уже разгоралось это кровавокрасное зарево. «Нет! Теперь только наверх!» –  сказал человек и ринулся к вершине!
Однажды выпив неба, нельзя потом не выпить огня! Однажды познав истину, нельзя не дойти до вершины. Весь вопрос – куда дальше? Но  дойдя до вершины, –  нельзя   не  увидеть сотен  других  вершин – высоких, пламенных, зовущих! И тогда нельзя ошибиться в выборе вершины следующей. И нельзя оступиться, а если и погибнуть, то только в грядущем пламени.
И в то утро солнце всходило над скалой как-то особенно ярко и пламенно. И все в то утро проснулись раньше обычного. Молодые смотрели на рассвет, не отрывая глаз, старики рассказывали легенды о солнечном озере, а человека с тех пор больше не видели. И лишь иногда, когда на рассвете не было туч, высокий силуэт на вершине протягивал руки к горизонту, и тогда новое солнце всходило!


БЕССМЕРТИЕ

Солнце сходило за горизонт. И черные облака с золотыми краями написали свои величественные полотна. Время заката – это не конец, ведь там – на другой стороне – начинается восход. Там, на другой стороне, люди идут. Мужчины и женщины, дети и старики – все спешат к восходу, к идущей с неба стихии свечения, к пламени начала, к вечному триумфу свободы!
Солнце сходило за горизонт, но здесь все только начиналось. Черная мантия с золотыми краями легла на плечи гор, и корона луны венчала новое царство. Здесь нет смерти, нет зла и лжи. Здесь наше царство, поэтому здесь мы отменяем смерть!
Без солнца храмы оказались темными. Они пусты без солнца, в них не видно их прежнего величия. В наших душах всегда горит вечное пламя, ибо солнце спускается каждый вечер за холмы наших сердец. И жизнь в таких сердцах не замирает, потому что с каждым закатом грядет восход! Вы –  дети заката и грядущего восхода. А потому смерть не узнает вас по запаху отчаяния.
На стертых скрижалях нет имен. Время побед стерло их до основания. Туда, в эти скрижали, страх и смерть вписывали ваши имена, но вы победили страх, вы взошли над небом вместе с солнцем, ваши лица освещены зарей и горящими звездами. Души ваши не знают тени. И сломаны давно эти скрижали, и две их страницы с заповедями гибели разломлены; как потухший вулкан, одеты они в ночной небосвод и  молчат  о  прошлом  –  они стертые…!
Когда вы пришли к бессмертию, небо над вами растет прямо из земли. Белоголубые побеги тянутся к солнцу, там расцветают они, и ветер несет лепестки по всему небосводу. Но еще бессмертие даровало вам право видеть облака, растущие из прямых линий вашей судьбы. И сами теперь можете вы сложить свое небо, вы можете сложить его из величественных очертаний своего бессмертия, своего будущего, что сами себе предсказываете вы! И когда приходит осень в душе моей, и я стою на берегах почерневших морей, я знаю, что мы с вами встали на зеленую тропу, ведущую не к черному, а зеленому морю, что там, где обретем мы будущее, моря будут –  всех цветов. И цвет поможет выбрать вам – ваше бессмертие.
Да, забудьте отчаяние, уже нет такого слова в новой книге небес, что пишется сейчас над нашими головами – кровью заката, пером солнечного луча. Тьма и свет не сольются в серый туман – нет – солнце пронзит его поутру насквозь, туман будет истекать росой и падет на руки растущим побегам – побегам силы и неизбежного бессмертия. Час славы грядет, а потому нельзя не принять ритм звездного свечения.
Вставайте, становитесь под теплый и радостный звездный дождь. Танцуйте всем народом под хлещущими струями этого звездного дождя. Среди бела дня купайтесь в будущем, бегайте по теплым лужам, наполненным планетами и галактиками. Здесь ваше пришествие на землю – отмечено всем космосом. Придумайте еще планеты, если хотите, чтобы теплые лужи стали огненными океанами. Там будут купаться ваши сердца. Им отдана власть над огнем в этом кипящем силой и духом несокрушимом пространстве. И все это дарует вам – бессмертие, что обрели вы на восходе своей жизни.
Чтобы обрести будущее – нужно проповедовать его. Чтобы обрести будущее, нужно стать бессмертным. Вы стали бессмертными, потому что радуетесь небу, растущему из земли, и пронизанному солнцем туману, и росе с капелькой луны в сердце. Бессмертие не за холмами, оно не в тысячах ступеней, оно не в пропасти и не в храме. Бессмертие здесь, еще ближе, чем слова о нем. И тем же воздухом дышит оно. Нет, не торопись умирать, не спеши стать смертным. Боги решили стать неизменными, а для этого им нужно было умереть. Чтобы быть бессмертным – надо жить. А потому, вставайте, не ложитесь в могилы даже вздремнуть. И даже не спите, кроме как возле своей мечты. Берегите небо, исписанное бессмертными заповедями. Дарите жизнь – бессмертным!


ВЗГЛЯД В ГЛАЗА

Сегодня настал наш вечер. И я теперь могу поговорить с тобой, потому что давно прочел в твоих глазах непреодолимое желание остаться наедине с самыми сокровенными желаниями, а значит – пришло мое время!
Вчера ты ходила по улице, махала рукой друзьям, ты смеялась – потому что все смеялись, ты разговаривала –  потому что все разговаривали. Но никто из них не знает, что сегодня ты топишь в слезах свои лучшие мечты и надежды. Самые страшные слезы те, которые разъедают душу изнутри, – те, которые так и остались внутри и не нашли своего пути к свету! Они наполняют твою кровь солью, хрустящей на зубах! И теперь плакать уже нечем! Ибо сухие кристаллы  в твоих глазах! Ты увидела суть  жизни! И она в твоих глазах!
Но я теперь сел к тебе поближе, я разжег камин и закрыл окно, я взял твои руки, но я не стану вздыхать и тянуть из тебя жилки нежности и любви. Нет, я сжимаю твои ладони и смотрю прямо в глаза! Я – твой хранитель! Здесь нет никого, кроме нас! Жизнь твоя говорит с тобой, посмотри ей в глаза!
Вчера тебя не поняли, позавчера тебя оттолкнули, сегодня тебя оскорбили, а завтра, что будет завтра? Ты даешь мне руку, чтобы я вступился за тебя! Не бойся! Армии уже громыхают сапогами в твою защиту! Да, сразиться за тебя, за простую некрасивую девочку –  я вызвал тысячи бессмертных воинов. Им уже не умирать, они сами вычеркнули смерть из своей жизни! Завтра будет не так, как вчера, потому что наши безымянные полки завтра сметут всех, они уничтожат каждого из твоих врагов! Они сильные, я из их числа, они бесстрашные, они никогда не знали сомнений.
 И ты еще не веришь в свое спасение! Верь, видишь, я держу твои ладони. Да, вера сильнее действительности. Действительность для тех армий – лишь слепая брусчатка, по которой они пройдут торжественным маршем. И все твои враги уже сплевывают кровь, их души уже выхвачены из списков судьбы! И на их зубах хрустит соль твоих бессмертных слез!
Гордость! Победа ступила солеными, святыми кристаллами.
Ты плачешь! Не плачь! Я объявляю тебя сильной и всемогущей! Не слушай лжецов в ризах, говорящих, что  ты  слабая, что ты маленькая, потому что боишься смерти.
Я дарую тебе вечность! Если хочешь, возьми в придачу и мою жизнь со всеми концами! Если все, что я тебе сказал, – течет теперь в горячих реках твоего сердца! – жизнью можно гордиться!
И еще скажу тебе – спасибо! Теперь ветер поднимается, ты не заметила, как мы просидели до утра, как ветер грохочет над крышами, как листы небесной стали текут на переплавку – в вечный костер  зари! Они заржавели от  сырости ночи, что проку теперь от сырой стали. Нам с тобой теперь жить в новом доме, в новом дне, в новом тысячелетии! И там уже гремят молоты, там уже ревут моторы. И что это? Это люди из стали, люди из огня, люди из неба… У них пока не видно лиц и характеров, но у них уже нет страха и смерти. Они сами – сплошная линия победы! И там – ты будешь править, и стук твоего сердца вдохновит сердца миллионов, невидимый эфир будет дышать для тебя. Сердце твое будет стучать в каждую дверь! И словно солнце, твоя улыбка разнесется по усталым душам праведников и мучеников.
Но ни слова больше! Ибо я слышу, как ты засыпаешь. Заря усыпила тебя! Отдохни, проведи еще несколько часов одна. Но сны, которые я пошлю тебе, станут прямым путем к восходу твоего духа! И хоть ты уже спишь, будущего  не отвратить, оно  громыхает  сквозь световые годы и твое настоящее!
Твоя слеза стекала по моей руке! Грусть текла в ней! Не грусти, родная! За каждую твою гнетущую мысль – уже идут воздать – изза неизбежного горизонта – наши бессмертные солнечные армии!


ГОРЯЩЕЕ ПРЕДНАЧЕРТАНИЕ ХАОСА

Зеркало времени стоит посреди огненного океана. И лучи неистового света отражаются в нём! Подойти к зеркалу и увидеть Возрождение – право победителей! Так предначертано нам, идущим по огненным волнам…
Меч упал перед нами и рассек нашу дорогу. Черная рана истекала временем на душу эпохи! Дальше нет пути тем, кто остался в прошлом! Через рану перешагнут только те, кто принял будущее. Но в настоящем мало будущего, если в нем нет меча и плачущей дороги. Рассечь путь – это не  вызвать мертвых из могил. Рассечь путь – это запрятать  всех призраков еще глубже в их прошедшие годы. В будущем не бывает цветущих городов, там только – выжженная пустыня, небо и земля! Города мы приносим туда в своих сердцах, мы вынимаем их из глубины груди, как из камня; так –  крича и корчась – будущее строится, и пустыня будущего превращается в цветущие города настоящего!
Тот, кто перешагнул через рассеченную дорогу, оставил в прошлом всё! Тот думает, что там, в прошлом, остался он прежний и живет там теперь своей собственной жизнью.  Иногда жизнь рубит наши судьбы так, что часто встречаемся мы на улицах со своей отсеченной половиной, но не узнаём её. И тогда приходится сливаться со сталью, с бетоном, чтобы достроить недостающую половину, чтобы влить кровь в камень и в сталь! И чтобы восстановить наш разрубленный мир, мы берем – самые крепкие души, их холодную звездную кровь или горячую плазму рождающихся галактик! Судьба эпохи сливается тогда с судьбами людей – в один рассвет, и  вместе они выплавляют плечи будущих времен!
Но как только меч ложится на путь времени, рана растет. Секунда – и из неё уже бьет ключ, другая – река, третья – море! И где перешагнуть – становится судьбоносным вопросом.
Но тот, кто прежде отдает честь прошедшим годам, – не торопится. Он знает, что его время течет так, как хочет он! И он не боится океана, бьющего ключом из той смертельной раны! Он хватает с неба комету – и бросает её в грядущие годы! И она летит, воспламеняя грядущее. И ослепительное сияние охватывает морскую гладь. Туда, куда пойдешь ты, не забудь взять с собой в путь и правду прошлого. Но помни, для будущего она ненавистна, будущее не терпит двух истин в себе! И тогда лучшее – превратить эту правду в звезду и повесить её на небосклоне. Там по ночам будет она светить тебе. И когда  тебе  захочется  попрать  будущее за его непохожесть на прошлое, тогда звезда успокоит тебя.
Der geschniedene Weg schreit und blutet!
Душа, плачущая по ушедшему, вся тонкая и хрупкая, – одним резким движением приходит в себя! Её просто вставляют в застывшее тело, чтобы она шла дальше! Дальше! Смотреть назад можно, но нельзя туда идти! Смотреть назад, чтобы помнить о будущем, о том – ЧТО в нем понастоящему ценно! Усталость души – это не повод, чтобы свернуть её, как исписанный холст. Это повод к пожару души! Она просится на костер, она хочет обняться с природой разрушения, чтобы разрушить себя и прийти к своему холодному телу.
Для новой дороги, которую отсекли от старой, нет длинных дней, есть только слова – короткие и острые, словно скалы, прорастающие сквозь блеклую землю!
Душа сходит с костра, подобно лаве извергающегося вулкана, впитав в себя всю уничтожающую мощь первозданного бытия! И горе тому телу, которое опасается принять её, слава тому телу, которое растет из такой огненной души!
…Как и в первый день бытия, как и в первый день нового пути – хаос правит миром. Этот освободившийся и беснующийся порядок – ходит взад и вперед по крови убитой эпохи. Эпоха – его любимое слово и любимое лакомство. И в том огненном зеркале отражается тот, кто идет, чтобы убить хаос!


ЗИМНЯЯ ГРОЗА

Верьте в небо так, как  вы верили в будущее, – и тогда будущее придет к вам вместе с небом! Грозы не кончаются на земле. В час, когда сквозь оковы тьмы пробивается спасительное сияние чистого и холодного небесного озера, силы веры – утраиваются!
Свобода слишком опасна без веры – это знают даже звезды, не могущие не верить в небо! Свобода без веры – это туман загубленных душ и миров. И в нем опасно заблудиться засыпающим победителям.
Я переодеваюсь в ребенка и бегу на дорогу, чтобы вновь ощутить мощь летящего горизонта, чтобы вновь быть осыпанным сияющим дождем  небывалого зенитного  света этой грозы. В ней гром – это голос всеобъемлющего ветра, за которым взлетают уставшие крыши домов, в ней молнии – сотни глаз, смотрящих ввысь и из неё! Здесь гроза летит между нами и в нас, она протекает сквозь душу, и душа летит вместе с ней в высоких вершинах застывших деревьев! И  там, в этой зенитной выси я, переодетый в ребенка, остаюсь – среди парящих замыслов грядущих идей! Деревья – это мои руки, я чувствую ими голос вознесшейся луны. Вот для чего я бросил дом и его пустоту, вот для чего там я не буду больше жить. Здесь маленьким ребенком я взбегаю на заснеженный холм и бегу рядом с ветром и рядом с луной, и рядом с такими же бегущими облаками. И может, я не буду ничего видеть, может быть, судьба пролетит надо мной таким стремительным небом – тогда я буду вечно лететь рядом с вознесшейся луной, ибо это право я уже заслужил себе!
Но во время этой зимней грозы еще гложет нас старая мысль о прошлом. Чем было в прошлом – лучше уже не будет. Так говорит нам ночь, смыкающая веки наших окон. И в такой пустой ночи нет места свободе, радости, мечтам. Они выжжены. Под снегами этой грозы – лежит огненновыжженная пустыня терракотовых далей! Она полыхает вечными огнями, дым – это её законное небо! И в этом дыму, пропитанном оранжевыми струями пламени, – высится фигура – последней веры! Огненный ветер дышит на неё, но она, подобно  обелиску, не сходит с места. Настоящее обмануло маленького ребенка, оно не принесло будущего, а потому из маленького ребенка, жестоко обманутого настоящим, – выросла огненная и беспощадная вера уже не в будущее – а в грядущее!
И в такую зимнюю грозу та выжженная земля приподнимается изпод снега, выпуская дым и пламя. Она смотрит в бесконечно далекую и быструю даль!
Гроза бушует еще сильнее. Ветер поднял крылья заснувших крыш. И люди, которые забыли разбить окна, чтобы видеть воочию зимнюю грозу, – в эту ночь лишатся целого крова! Стаи уснувших крыш взмахнут старыми досками, вырвут кроваворжавые гвозди из усталой плоти – и взлетят в сияющую даль, ту, в которую они смотрят бесконечными годами, всегда и везде – самые преданные стражники нашего лунного, грядущего неба! Эти крыши улетят вслед за вознесшейся луной вместе со мной и вместе с теми, кого тоже обмануло настоящее  и кто стал верить в грядущее. Туда – где нашей родиной станет вера, обретенная нами в заоблачных далях!
Те, кто шел мимо нас в этот миг, – думали, что мы одиноки. Но мы не будем плакать о безвестных мирах, мы не будем мечтать и плыть в свинцовой нирване к бездне веков, мы не будем стонать на отливах судьбы, мы не засохнем в пустынях настоящего, мы не перестанем дышать после смерти, мы не заплачем от гордости.
Гроза бушует, и снег рвется под копытами времени. Рваные в клочья облака ложатся на горизонт белыми охапками. Мы не будем… Мы – бессмертие! Мы – вера огня и снега, опасная для всякой неловкой свободы!


ПРОРОК

Пророк, который предсказал уже свое будущее и будущее мира,  ушел в пустыню в надежде не возвратиться оттуда. Он шёл, и его голова была пуста настолько, что даже солнце, прежде идущее всегда рука об руку с ним, не освещало его туманного взора. И когда пророк засыпал, он мечтал уже не проснуться. Он мечтал о том, что пришло время исчезнуть. Он говорил: «Небо, за что ты наказываешь меня обыденностью, за что ты хочешь сделать меня таким, как все? Я не хочу и не могу терять своего сияющего ореола. И когда я говорил в сердце своем, что никакая кара не унизит меня, я еще не знал, что ужас обыкновенности и обыденности свяжет меня,  будто липкая тина, и я медленно буду задыхаться в её теплом,  в её –  обычном теле. И теперь, когда я сказал себе, что я сказал уже всё, когда я поставил точку там, где прежде мыслил свой конец, появились еще буквы. Они вырастали сами, будто по мановению руки адского призрака. То были буквы и слова о моей обычной, обыденной жизни. Я не могу больше молчать о своей боли. Я унижен судьбой. И еще я хочу дописать к своим словам: умереть во славе – большее счастье, чем жить еще и после славы! Лучше сразу умереть, чем жить обыденной жизнью! Обычной жизни боялся я больше всего. И когда она дохнула на меня своим мерным дыханием, обычным и простым – я понял, что моя смерть смеется, стоя над мучеником, видя, как тлеет его тело еще живое, и, играя, вновь подвязывает нить моей жизни. Смех смерти – страшнее самой смерти. И если ты, судьба, не прервешь моих мук, я распишусь на земле – красным росчерком!»
Так шел пророк по пустыне, но никто не слышал его. Бог отверг его, смерть забыла о нем, а судьба была глуха, ибо ОН УЖЕ ПРЕДСКАЗАЛ ИХ! «Я не падший ангел! –  кричал пророк тихим небесам. – Я падал, но не припадал ниц, я оступался, оставляя всюду кровавые следы своего сердца, но никогда не оставался согбенным. Я снова говорю вам – предсказанным мною – прочь от меня! У предсказанных только две судьбы – прийти в мир  носителями высшей воли или рухнуть в прах, чтобы никогда не встать из него! Так  я и поступил с вами со всеми – с богом, со смертью, с судьбой! Я сам вас предсказал. Теперь вы не властны над моим будущим, ибо моё будущее – это моё предсказание! Но я сам предсказал себе свою обыденность, когда вы выбрали забытье! И ничего не осталось в мире, из чего еще не вытрясли его суть наружу! Из обыденности нечего вытряхивать. Она бессмысленна, а потому пуста. И тем, кто предсказывает –  нечего делать там, где уже нельзя предсказывать, где живут те, кто  лишь  не  верит предсказаниям,  а главное – боится их, боится их огня, их жаркого ночного дыхания!»
Пророк шел и шел, ночь сменяла день, день – ночь. И пророк бежал от обыденности. И на миг ему стало легче оттого, что здесь, в этой пустыне, никто не видит его обычной жизни. Жизни без полета, без славы, без огня грядущего, без света пламенных слов. «Верну ли я себя самого, смогу ли вновь предсказывать, и появится ли теперь вещь со смыслом, которую можно будет найти, забравшись на сокровенную вершину, и там, в одиночестве, достать из неё – смысл?»
Но никто не встречался пророку. Он не встретил ни будущего,  ни настоящего. Лишь дальнее и полузабытое прошлое волновало его душу. Он вновь и вновь оживлял себя воспоминаниями, но принять будущее казалось ему предательством прошлого. «Я останусь в обыденности, если буду бродить в этой пустыне. Но где теперь возьму я будущее, если я, предсказав его, сделал его прошлым. Будущее мертво, даже не родившись. И теперь мертвый плод отравляет кровь родительницысудьбы. Не предсказал ли я дальше этого мира? Или другой мир предсказывал я? Я боюсь завтрашнего дня, ибо пустыня может закончиться, я боюсь того, что испугаюсь себя иного. И буду ли я иным еще раз? Но главное: придет ли новая вещь и новый смысл в ней? Огня буду искать я, всего, что не забыло, зачем родилось, света буду искать я, всего, что помнит, кого должно освещать оно».
Пророк шел так еще долго. Заря занималась прямо в той стороне, куда шел он. А потом и солнце прорезало своими лучами небосвод. И облака понеслись над его головой. И вскоре свет солнца стал необычайно ярким. Здесь, где нет ничего, не стало вдруг ничего, кроме света. И пророк медленно исчез в нем!


ПРОСНИСЬ, МОЯ РЕВОЛЮЦИЯ!

Ночь ложится на бюсты великих теней, взгляды из прошлого смотрят на грядущее, но если бы все было так просто. Души прошедшего стоят на пороге моего неба. И звезды светятся в их глазах. Все мы мечтали о революции, о той, которая закрутится, подобно сотням вихрей, которая затянет на землю – кометы и туманности. И сотни мыслей выстраиваются на моем широком небе – они готовы теперь или никогда взойти над клубящейся от взрывов земле.
Проснись, моя революция, очнись, ты слышишь, они поют. Это не мертвые восстали из могил и кричат в ночи. Нет, это светлые души и их чистые ангелы продолжают свои бессмертные книги, только теперь строки их книг – уже не тихо пишутся при свечах, а  при горящих рассветах –  звучат в небе.
Их революция началась вместе с нашей! Шаги сотен перьев, строчек и слов – слышны в сердцах пробуждающихся.
Проснись, моя революция. Я видел их. Когда души их шагнули в бессмертие, когда вольны они были жить среди сияющих колоннад небесных облаков, когда могли они лить солнечное золото себе на руки, даже и теперь они здесь, они с нами в наших толком необставленных сердцах, среди старой мебели, в наших неубранных, как головы облаков, комнатах, на наших заваленных  горами книг столах. И их не нужно часами вызывать, смотря в небо. Они здесь, они с нашей революцией. И книги свои они пишут не на сверкающих полотнах, а на коре деревьев, облокотившись на конек старой крыши, в своей эпохе они живут, они заслужили вечное право писать там, где душа их продолжает мечтать и вести за собой – нашу революцию.
Прости, моя родная, что разбудил тебя здесь, среди этих книжных вершин, они торчат, упираясь в бесконечную высь потолка. А еще  мой потолок –  это часть нашего неба, ведь только сквозь свой потолок я вижу все дали нашего революционного космоса. Еще сквозь мою старую лампу иногда пролетают высокие и прохладные облака, и тогда вечерние лучи скользят по моим книгам. И книги эти писал не я. Мы писали их вместе. Они здесь, их воля, их мысли, они все вместе – с нашей революцией, в нашем космосе.
Взгляни сквозь облака. Видишь, там, в далеком космосе слышен шум и грохот. Подобно топоту сотен копыт – гремят литеры бессмертных произведений, звенят копья и мечи, строки складываются в вечный и несгораемый оттиск.
Какое нам теперь дело до негорящих рукописей, когда там, в космосе, Сам Великий Первопечатник напевает Марсельезу. И какое нам дело до лжи, когда она бессмысленна для нашего революционного космоса, когда нельзя солгать о неизбежности последнего взрыва!
Тени спешат к рассвету, там, в первых лучах, скользя сквозь листву, смеются они новому дню, изменяются, переливаются и стекают по листьям. Теперь пора тебе, родная, сойти со старых страниц, пора откинуть одеяло предыдущей страницы!
Протяни руки к небу, позови их, и сотни голосов пролетят над головой, взметнутся к заоблачным далям, запрыгают по колоннам неизбежных храмов. Они все еще здесь, они вместе с нашей революцией. И наш потолок с его космосом, и наша лампа с ее облаками – не сгорят огнем. И не пропадут пропадом. Они перенесутся в тихие обители, в тихие необставленные комнаты – к поистине великим. И никто не испугает нас ни смертью, ни забытьем, ни ложью. Мы – вместе с небом написали эту революцию, вместе с крыльями рассвета она вознеслась на невиданные высоты, вместе с великим полуднем она расцветет сияющей радугой на камнях человеческой добродетели. И мир затаит дыхание, и злу не будет места. Так хотели эти бессмертные и бесстрашные, вольные и могучие мысли, которые слились теперь воедино с душами своих создателей. И нельзя сказать теперь, кто это возносится к высотам, – сама свобода или росчерк свободного пера!


ЧЕРНАЯ МОЛОДОСТЬ

Нет, нам ничего не страшно. Мы –  дети черной молодости. Нас родила бесплодная эпоха. История обрекла её на вечное затворничество, но она, гордая и сильная, зубами выломала решетки окон вечного монастыря. И настоятель дико кричал, узнав о разрушенной келье, о том, что его молитвенник растерзан, подобно жалкой курице. Он не знал, что наша безумная мать неслась уже по штормовым водам истории. Она, схимница, приговоренная к вечному заточению, очнулась в кровавом поту. В её  молитвеннике осталась недописанной однаединственная молитва –  о  ребенке, который должен был прийти в суровый мир не снова, а заново. Кровью из горячих вен схимница дописала недостающие слова. И теперь эту молитву читает время и ставит наш спектакль с живыми куклами, набитыми тряпьем прошлого.
В то время, когда наших братьев качали в колыбелях и пели им про луну в небе, мы сами видели эту луну. Наша эпоха подбросила нас, своих детей, в орлиное гнездо на вершине мира! Там мы питались живым мясом, там дышали всеми ветрами, там мы клевали светила и  срывались на камни в черные потоки. Орлица летала над нами. И однажды мать хотела вернуться за нами. Но орлица, которая закрывала нас на вершине мира от ледяных шапок, встала на её пути. Наша схимница, спустя годы, в рваных лохмотьях шла к нам с трясущимися руками, с глазами, полными слез. Но орлица испугалась, что враг её детей – теперь близок, и должен свершиться закон вершин! С диким криком и грохотом камней растерзанное тело рухнуло в пропасть… У детей вершин должна быть и мать вершин! Так потеряли мы родителей и обрели ПРЕДКОВ! Горы стали нашими плечами! А на таких плечах не страшно и вынести мир на волю!
Так началась наша черная молодость. Мы спустились в мир. И тут владеть мечом – стало смыслом бытия! Орлица научила нас лететь выше, смотреть дальше, забывать о времени, которое забыло о нас! Она научила нас помнить лишь только о свете, где облака вскипают на рассветных углях! Нет, мы не беспризорники. Там, на рассветных углях, мы не печем себе жалкие крохи. Мы разделываем солнце, как учила нас орлица. И только вкушение запретного плода напоминает нам о нашей погибшей родительнице! И тогда солнце жжется в горле часами. Так длится наша ночь!
Смотрите! Мы взрослеем. Мы набираемся на ходу ослепительной и сочной черной молодости. Черная сталь режет свет. Это история высекает нам путь по солнцу! И тогда радость приходит в мир! И теперь мы идем по полю и рубим головы чертополохов, косим ноги бурьяну. Нам не доказать правды, мы – рожденная правда. Мы не спрашиваем никого, где пройти и где взмахнуть душоймечом! И орлица кричала нам с небес – встать во весь рост, она хотела, чтобы её птенцы стали высотой с её горы, где она, молодая, встречала свой первый рассвет с любовью и светом!
И кто бы ни стоял перед нами, он станет вновь молодым, он забудет все прежние желания. Такая черная молодость бывает лишь раз в жизни, а потом она длится вечно! Как же рады были мы, что и наши дети не станут прятаться в подземельях, потому что некому будет идти туда, что наша черная молодость значит только одно – бесплодие! Бесплодие предначертанное, но не сбывшееся, как и много лет назад! Мы готовы стремиться к свету и радости, к любви, но мы, надышавшись горным воздухом, не хотим быть избранниками лощин, наши сердца отданы молодым орлицам растущих гор. Там, откуда шли мы, срубая головы бурьяну, разразился вулкан, вымоливший у орлицы право вознести свой черноогненный флаг прямо под нашим бывшим гнездом, чтобы навеки освятить место свершившегося солнцестояния. И там начали расти новые  горы –  для  новых  гнезд   и  молодых       рассветов!
Черная молодость! Земля создана для героев, мы рубим скалы, чтобы завалить лощины. Прости нас, схимница, твой дух возносится ввысь, когда кричат первые птенцы.  Ты всегда хотела жить в огне рассвета и несла нас наверх, туда, где живет настоящий свет!


ЧЕРНЫЙ СМЫСЛ

«Все ложь!» –  так некогда говорили те, кому не верили. И так теперь говорят нам всем, поэтому нам и не верят. Хотящие есть – да не насытятся вовеки, ибо их пища – выдумка. Они лишь придумали свой голод. На самом деле они – придумали и себя. Но нам не до философии, когда придуманный голод начинает сдирать с людей их смысл. Эпоха голодна, братья, и её голод может быть утолен лишь только вами!
Но мы хотели взять вас с собой. И мы спасем вас от эпохи, которая питается сама собой. Она – пустой желудок, которому осталось недолго жить. И этот желудок покрыт судорогами. Вы – не должны больше оставаться здесь! Вихрь ваш должен пронестись над этим кровавым мраком. Здесь, в царстве вечного голода – мы не хотим, чтобы вы стали пищей умирающих!
Смысл жизни  был доселе для нас лишь звездой, которой нельзя достичь. Но вот она, подобно пустой жестяной бочке, катится и громыхает по пустому  небу!  Пустая бочка  в  разукрашенном небе – вот ваш смысл жизни. Неужели теперь не ясно миру, что смысл жизни давно разгадан. Он прост: первое – возжелать одного, второе – достичь одного, третье – понять, что это было не нужно! Нет, братья, мы должны спастись от пустой бочки в небе. Мы не должны слушать её адского смеха о предательстве природы. Природа предала людей. Сколько бы она ни давала нам попыток угадать сущность всего, она никогда не даст ответа. И все наши попытки на её фоне – смешная ложь, недостойная её величия. Смысл жизни заранее опорочен, так как попытки его угадать, смешанные с потом и кровью, – заранее осмеяны! Смысл непостижим – вот ваша формула. Смейтесь! Ибо, в отличие от вас, мы не собираемся жить без смысла, без его точной формулировки.
У цветка нет смысла, если его не увидели миллионы глаз. У солнца есть смысл, ибо оно знаменито! Прожить простую жизнь, без подвига, без славы и величия – это самоубийство, а не кричали ли прошлые века о самоубийстве, как о первом грехе! Вот ваш грех – во всей чистоте своего черного смысла! Здесь бродит ходячая могила душ. Живи нормально, живи ради своей радости, живи ради «просто так»! – так говорят те, кто сам лишился смысла, потому что не стал достоянием миллионов глаз!
Протрите небо, оно уже закоптилось от вашей обычной жизни, оно задыхается от разговоров ни о чем, от мыслей про мелкие вещи. Небо жаждет  огня пламенных душ,  небо жаждет не вашего «просто так», небо жаждет нашего «РАДИ ВЕЛИКОГО»! И великое только то, что ведет за собой миллионы –  во имя правды, истины наполненного смысла!
Скажут фарисеи, что мы противоречим себе, но только взгляните на души их – по ним протянуты километры паутин!
Но солнечная известность – всегда любовь со смыслом. Пусть лучше нас будут любить собаки за хлеб, чем люди за «простую жизнь»! Лучше стать вожаком бездомной стаи и жить идеей о рае для всех тварей, чем стать  простым человеком с простым смыслом и с разговорами – просто так!
ВСЕ ЛОЖЬ! Посмотрите, из  этих слов течет кровь! Они не брошены в вашем «просто так» разговоре, они произнесены почерневшими от крови губами, которые застывают в  ожидании обретения великого смысла и великих речей о грядущем.
 Пустая бочка «простой жизни» скатится с небес, ведь бочки круглые. И тогда уже мы вновь увидим солнце.


БЕЛАЯ МАДОННА

Прыжок с высоты истины – на скалы правды. Кровь праведников на губах времени. Кресты вдоль дорог и путь света через облака, вымощенный серебряными звездами, – это единый образ Белой Мадонны. Однажды пламя скрывалось от грязных рук в глубине земных недр, когда красная плоть закалялась на черных полях светоносных битв. И оно унесло в себе – нет, не холодный мрамор, а душу Белой Мадонны – светлой правды любого подвига. И с тех пор тепло и свет из глубины земли идут к тем, кто знает, где припасть к земной плоти, знает, где плывет воздух предстоящих свершений. И огонь хранит в себе силу заветного образа с тех далеких пор.
Дух неба стал началом духа земли в час извержения рассветного вулкана. Солнце когдато впервые окропило землю кровью своего счастья, и судороги молодых скал вызвали обрушение прежней истории. Закончилось темное блуждание океанов, теперь изза них восходило белое солнце, теперь планету наполнил свет звезды, которая решилась построить здесь – свою историю.  И в час первого рассвета, в отблесках единого океана – возникло грандиозное отражение солнца – во всю землю, и это был образ Белой Мадонны.
С тех пор горы взметнулись над гладью отражающих космос океанов, а луга наполнились бархатом пушистых стад облаков. И птицы перелетали от звезды к звезде, чтобы отдыхать порой в лоне новой зеленоголубой планеты, а вселенная наполнялась ароматом ночных трав. И когда Белая Мадонна шла, её ноги утопали во мхах, а ручьи были теплыми и несли её отражение по всему свету. Мир был соткан из правды и света, тепла и блага.
Вихри пронеслись над галактикой. Гигантское копье прилетело из вселенских далей  и вонзилось в древо познания на земле, и красная смола, освещенная светлым днем и подземными струями, вытекла на камни. И тогда камни склеивались воедино, тогда из массы земли, камней, листьев и веток, вставая над космосом, оглядывая звезды, сокрушая скалы – сложился первый человек. И Белая Мадонна взяла его на руки и поднесла его к солнцу, чтобы оно начертало на его челе золотыми лучами –  свои древние символы, символы рождения и вечной жизни. Лаврами окутано было тело первозданной истины, и колыбель из облаков несла первого человека над миром.
И тогда водопады славы загремели над землей. И все дальние вселенные слетались на этот голос земли. И грозные планеты преклоняли свои седые головы, складывая свои солнца к колыбели нового путника, проплывавшего в небесной вышине над гладью новой земной правды. Белая Мадонна стояла над ним. И когда она хотела в час ночной тиши взглянуть, спит ли он, она брала в руки фонарь с зажженным внутри месяцем и раздвигала шторы облаков. И тогда она видела священный лик младенца, первого человека, высшего человека, и в его глазах свет разливался, подобно свету на морской глади.
И в такой час Белая Мадонна видела на его священном лице, как горы рождают железо, и оно вонзается в черную плоть пашни, как небо подпирают ослепительно белые колонны грядущей мудрости; она видела, как камень ложится в основание городов и стран, она видела, как стальные жилы стягивают пропасти между двумя одинокими, как огонь дарит людям то, чего сами хотят они от него, и как небо попрежнему плывет по этому священному, спящему лицу –  целую вечность.
Белая Мадонна видела тот прыжок на скалы правды. Но не каждый может решиться разбить свое сердце о них. Путь первого человека создан для того, чтобы ты прошел его. Правда – здесь. Первый человек – живет среди нас. Он мал и спит, он велик и подпирает своей колыбелью  небеса. Он хранит мир вместе с тобой.


ВЗГЛЯД ГОРИЗОНТА

Взгляд уперся в вышину. Там, не разбирая горизонтов и домов, неслись сотни смешанных со звездами мыслейколесниц. И млечный путь летел им навстречу. Там, на земле, еще не кончилась многовековая драма, та, которую начали века назад, но не придумали ей еще конца. И она, вынужденная повторяться, идет сквозь века, взламывая их и оставляя  за собой роковые следы.
И каждую такую ночь, когда сотни мыслей несутся по небу, не разбирая горизонтов, текут бурными реками краски по бессмертным полотнам, заново освежая пути… но прежней ли драме? И не могут ли эти реки течь в одно новое море? И мы, новые люди, стоя по ночам среди вселенной, переносим краски земли на полотна галактик – и на весь космос блистают шесть наших материков и бесконечное море. Звезды охотно выпадают на наши кисти ослепляющим блеском, когда засыпаем мы!
Так, минуя сотни веков, в наши руки рвутся ЕЩЕ НЕ НАРИСОВАННЫЕ произведения лучших мастеров бессмертия. В наших руках обретают они завещанное судьбой окрыление – летящей в ночи истории. И все они – черные и светлые, радужные и серые – хотят СМЕТАТЬ, но лишь самые звездные научатся еще и СОЗДАВАТЬ.
Но кто же отменил последнюю дорогу смерти? Это путь всех живых полотен, желающих в стремительном столкновении со всем старым породить новый, еще невиданный  импульс  вселенского стремления!
И  как  же рвется  лучистая радость   такой эпохи – эпохи самых ярких столкновений – рвется к самым сильным, еще не понятым, но уже зарождающимся звездам. Так начинается юность вселенной, такой она умрет – сильной и с развевающимися волосами пыльных облаков…для новых столкновений.
И теперь, лишь теперь приглашаем мы вас на самые сокрытые прежде сверхскоростные дороги. По таким путям когдато неслись перья вечных произведений, по таким дорогам, не разбирая горизонтов, но любя удары цвета, бежали кисти самых смелых людеймолний! Зовем мы вас, но говорим прежде, что должно еще научиться не пугаться превращающегося в единое свечение сумасшедшего потока несущихся звезд под ногами. Молнии, бьющие с той дороги, – наши сияющие своей мощью перьякисти. Мы правим новую драму…!
Но когда пойдет утром дождь и взгляд твой потечет по прозрачным и прохладным ладоням настоящего, вспомни, что вечером  сотни звезд потекут по крыше твоего дома… тебе на ладони!


ИСПОВЕДЬ  ЗВЕРЯ

На моих зубах кровь – кровь от вашей добродетели и милосердия. Это от борьбы с нею. Мы дрались за право БЫТЬ моралью мира. Она не выстояла – ваша человеческая добродетель. Слишком сострадательна она была, даже ко мне. За это я похороню её в земле, чтобы она вечно дарила себя каждой природной силе. И её кровью я напишу на каждой травинке –  я не пожалею вечности на это – главный закон живого милосердия. Расти во имя мира, а не во имя погибающих под его тенью молодых побегов. Но я победил, и во имя этого я топлю в своих слезах её святую душу, как ночь топит в море  луну,  чтобы  даже  солнце  не  видело           совершенства.
Она лежала на моих острых когтях, и я гордился тем, что я убил её в этом лесу – в другом месте она бы просто умерла. Теперь я заберусь на самое высокое дерево, откуда будет видно ваше человеческое небо, и я скажу ему, полному ослепляющим трагизмом: «Вот! На моей лоснящейся шерсти следы самой высокой смерти, даже ты и твоё солнце не умеют ТАК умирать. И даже твои звезды – лишь пылинки вселенской жизни на её прекрасных волосах. А теперь – слушай, небо, – я не отдам ее тебе. Она будет лежать в янтарных смолах МОЕЙ вселенной, и на этот янтарь придет посмотреть даже твое самое светлое око. Единственный, кто достоин касаться её, – это твой ветер. Он будет своей могучей рукой править всеми шелестами листвы. И только он – твой ветер – сможет заставить все леса земли говорить на ЕЁ языке. А теперь  уйди из наших сердец, там нет твоей беспощадной глубины, в эту глубину не хочу я отпускать свою душу, она уже слишком взрослая для глубин, ей теперь нужен лишь шум лесных ветров и самых тихих свечений звезд».
Больше для неба у меня нет слов, с небом я не привык разговаривать. Но теперь луна разбивает все гулкие пустоты и так оглушительно поднимается над моими скалами, что там начинаются яростные  камнепады и обвалы.  Ты лежишь передо  мной – убитая человеческая добродетель, на твоих ещё не закрытых глазах блестит последняя слеза, в ней я вижу свое отражение. Ночные птицы начинают петь тебе, они споют тебе в последний раз, поверь, это будет их лучшая песня. Как бы луна не уронила на нас свою любовь – у нас не хватит сил её вынести.
Слышишь, добродетель,  к тебе идут бесконечности, к твоим остывшим ногам они бросят самые старые черные дыры. Но скажи мне, ГДЕ ТВОИ ЛЮДИ, я не слышу даже шороха их мелких, как речная галька, сердец, зачем ты была с ними? Они даже не смотрят на свое небо, хотя твой живой лик отражается теперь на нем от края и до края. Тебе и сейчас жалко уходить от них, слишком глубок твой смертный взгляд. Травы, что стоят рядом с тобой, тоже умрут, они больше не смогут видеть лунный свет, он их жестоко сжигает. Но ты должна знать, что у любой травы, даже той, на которой ты сейчас лежишь, есть нечто большее, чем человеческая душа, то, что горит от лунного света.
Но теперь я скажу ещё раз. Я скажу –  к твоим людям.
«Что ж, люди, у вас теперь самая большая смерть во всей вселенной, даже там не вырастили того, что выросло у вас. Вот на моих когтях кровь – кровь ваших душ. Там, где она капала, – вырастало солнце. Но вам не дойти до Зверя, вы  не смогли принять, не то, что даже убить свою добродетель». И это все, что я хотел сказать людям.
Теперь пришел час похорон. Вся вселенная теперь молчит и слушает  яростный плач земных  лесов, все птицы теперь летят к нам, все звери устремили свой взгляд в Бесконечность Трав. Приходи к своим людям, люби их. А я буду слушать твое сердце в земных ветрах, а когда деревья станут мокрыми от простого небесного дождя, – звери придут похоронить меня.


ТРЕТИЙ ДЕНЬ

Сегодня, после того, как мир был разрушен, началась жестокая война за его новый облик и устройство. В этом новом мире нам не должно было остаться места. Этот новый мир был тщательно спланирован под его худших обладателей, и дьявольский проект вступил в разработку и применение. Новый мир стал рабом! Прежний же был нашим спутником. Какой толк от раба нам?
Каково же теперь нам, оставленным без надлежащего места в истории? Как мы будем растить наших детей так, чтобы они  пользовались всем лучшим, чего мы достигли? «Извините, но сегодня ваше место уже занято», – так говорит нам новый мир и просит обождать. Просить нас обождать – все равно что прятаться в поле от бури под стогом соломы – унесет вместе с полем! И не зря говорим мы такие слова в сердцах своих.
Я спускался под землю! Там появился новый бог! Новые христиане прятались там от кесарей мира нового! Но что за бог благословляет их на пытки и лишения? И чей лик начертан на потускневших от горячих дыханий стенах подземелий? И что же? Я не знал еще этого – но уже приняли они, тайные подземельцы,  – новое распятие! Уже хоронили они когото в этих стенах. И прошло уже два дня! Тогда звали они меня к его могиле, но ответил я – ДОЖДИТЕСЬ ТРЕТЬЕГО ДНЯ!
Но на земле еще никто ничего не знал. И братья наши ходили в отчаянии и неосознанной готовности. И тогда мы решили начать грозу третьего дня!
Прежде чем начать грозу, нужно стать молнией! – так гласит первый закон всех созидающих! Но также нужно и много воды, чтобы смыть с природы следы смертоносных ударов и ослепительных падений и вспышек. И что же? Ни одна капля воды с тех пор не упала мимо наших ладоней! Если надо было быть над океаном – облака были нашими ладонями. Они несли нам воду отовсюду! Но не просто было и это! Прежде еще дьявол посетил все наши мысли. Он – вечное торжество разрозненных мыслей –  пришел и к нам! Он говорил: «Молния – это свет и сила! Пусть она подхватит вас и пронесет сквозь врагов – прямо к победе, прямо к черной туче мощи и необозримой ярости». «Но пусть там будет и радуга!» – так отвечали мы, и дьявол утекал в бензиновых оскалах – сквозь сквозняки рассудка!
И много новых слов приходило к нам, но все они после встречи с нами – говорили только про нас и про силу, идущую с грозой! И каждая мысль будущего, коснувшись нас, летела только туда, откуда дул  поднимающийся ветер. И каждая мысль с тех пор хотела жить и встретить смерть, чтобы посмеяться над нею – радугой!
Так решили мы, и так решили сердца наши, потому что в них только горел фитиль правды. Но хотя, наверное, в комто уже полыхали и целые костры! Но просим мы вас об одном лишь – не испугаться грозы. Мы просим вас не бежать и не скрываться под бетонными плитами. Иначе ваше будущее станет… печально известным. Но хотите ли вы, чтобы дети ваши рождались, не видя солнца, зная лишь бесцветные булыжники? Хотите ли вы быть хаосом, но не миром? Мы пришли ради вас, и об одном говорим мы накануне третьего дня: «Наши дети – наше солнце, наши сыновья – наши мосты в будущее под радугой, наши дочери – матери Великих эпох! И кто бы ни протянул руку ко всему  этому – клянусь, потеряет её!»
Стоя здесь, под порывами начинающейся бури, на краю исчезающего на время грозы солнца, мы зовем вас – не прятаться. Потому что открылись подземелья, тысячи  новых слов летят на крыльях грозы и говорят, говорят, говорят.  Мы можем, а самое главное, хотим встретить эту грозу у её колыбели – огненной и блестящей! Мы хотим и можем выйти на холм в эту секунду, и мы с вами, со всей вселенной встретим под ослепительной радугой рассвет ТРЕТЬЕГО ДНЯ!!!


НАДО МНОЙ СКОПИЛСЯ МИР

Надо мной скопился мир! Подо мной их тоже не одна сотня! И со всех сторон  тысячи рук через сетку времен тянутся ко мне, идущему наверх! Все залито черножелтым цветом, и оба мира – живой и мертвый – переполнены! Они рвутся наверх и друг к другу. Сегодня тысячи бессмертных, обреченно бессмертных, неизбежно бессмертных –  вышли из вод небытия, но не они идут меж миров! И в этом – новая  правда  всех  познавших,  зачем на небе звезды!
И с каждым шагом новые тысячи вжимаются в эту сетку времени, тысячи познавших, зачем на небе звезды, а может, миллионы. Они ждут уже столько, что все океаны, испарившись за это время, обнажили бы дно всех истин земли! И столько же еще  людей, которые не могут оторвать своих рук от меня, потому что та же сетка прижимает их к стенам времени, вдавливая оба мира друг в друга, неся в себе тонны  тысячелетий!
Тысячи разных глаз! Одни с правдой, другие с любовью, третьи со смертью, радостью, отчаянием, трепетом, гордостью, воскрешением падают на меня вместе с  криками. Они – толпа времен, но они живые,  они – люди, потому что время – это люди. Человек всегда рвется к истине, даже с того света, изо всех миров и измерений! И то, что есть в каждом, это ощущение жизни – не может умереть!
Потому они сегодня здесь рвут, ломают, кусают эту сетку времени,  чтобы мы дошли –  по своей дороге.
И вы, вы, бессмертные, сегодня все вы со мной, потому что пришли  вместе со всеми! ВЫ, бессмертные, высшие, стоите вместе со ВСЕМИ! В этом ваша высота! Вы не признали царства мертвых! Вы стоите у каждого разорванного куска сетки, но не пытаетесь рвать её дальше! Вы стоите среди толпы, в смятении мыслей и чувств, свойственном всем людям! Но я вижу каждого из вас в этой толпе просящих и молящих! Сетки сами падут перед вами, потому что вы, высшие, бессмертные, сегодня здесь!
…Среди черной пустыни, горизонт которой окаймлен желтой полоской света, а небо черно до отказа, стоит заброшенный дом! В нем выбиты все окна, нет пола и дверей, а крыша лишь дополняет небо – черное и без вселенной. В этом доме я стою один, вижу пустыню через проемы в стенах! Я стою один и тихо зову: «Где же вы, Высшие?»


НЕБО В ДУШЕ

Здравствуй, помахавшая мне из прошлого в будущее! Увижу ли теперь когданибудь твое лицо на летней ночной заре? Услышу ли теперь твои слова из уст молодых деревьев? Пробежится ли твоя радость по мне великим порывом летящих прямо над головой перистых облаков? Упадут ли твои черные августовские небеса в  уже желтеющий чуть теплый рассвет?
Но сегодня мне никто не машет из грядущего. Я смотрю в зеркало и вижу там бетонную стену. А будущее крадется бесконечными днями. Оттого и вспоминаю сегодня тебя, ушедшую навсегда, ушедшую без права на возврат.
Но я не хочу отпускать тебя, моя эпоха молодых трав и деревьев. В нашем с тобой  прежнем мире еще не живет никто из нынешних – старых и отцветших. В ней еще жива даже боль роста! И когда не хочу я смотреть на бетонную стену будущего, я смотрю на след, оставленный тобой в теплом ветре, и вспоминаю…будущее.
И тогда я бегу по твоим следам по ночной траве под еще светлым небом, еще мечтая догнать тебя, как пытался встретить радугу на земле.
Но когда уже должна появиться моя прежняя звезда –  вижу я только уходящий в бесконечность, но такой узкий до боли – потолок настоящего, самый его угол. И небо сгребается в кучу, как старая зола, и сваливается здесь – в углу потолка… и я бреду обратно в будущее.
И в таких попытках трачу я будущее, но не становится оно от этого бессмысленным. Ради своей прежней звезды сегодня небесный мастер, глядя в бетонное зеркало, начал уже собирать мне новую звезду. Она лежит еще ниже горизонта – пока еще серая, каменная и угловатая, но только даже камни мои – всегда горят ярче углей и северных сияний! У них такая судьба, они тоже помнят свое начало… в небе!
Но пусть ничто из преходящего не смеет пеленать мою память. Самую сильную мою эпоху не удастся размыть ручейкам непостоянного. То, что было в моем прошлом, – живет вечно! Я приказываю лучшим жить вечно! Я думаю о прошлом и смотрю на небо –  и мой взгляд с безднами внутри пусть сохранится… в этих безднах!
Я буду рассказывать комуто в ночной тиши, как молодые травы думали, что звезды в небе – их будущее, их бутоны! Я буду рассказывать комуто, неизвестно кому, как моя первая луна взошла сначала на моем стекле, а потом только узнала, что есть и другие окна, но она каждый вечер всходила только с моего окна!
Я буду рассказывать комуто, неизвестно кому,  что когдато только что зашедшую луну можно было найти в опавших листьях на горизонте, правда, совсем уже сгоревшую – маленький огарок.
Я буду рассказывать о моем самом свободном небе человеку, вероятнее всего,  случайному и несвободному. И от этого мое прошлое никогда не станет таким! Но в ответ на  взгляд случайного человека рядом со мной  трава, что росла много лет назад, вспомнит свой первый шелест при ночном небе. И в далеком космосе мой взгляд запустит  вращаться ядро водорода, чтобы дать начало новой звезде – сверхгорячей и сверхновой! И травы снова будут доставать до луны…


СИМФОНИЯ РАЗРУШЕНИЯ

«Золото плавилось в огне под звуки симфонии разрушения. И города тонули в божественном сплаве! Мир ждет! Пусть дальше будут от тебя угли и пепел – стремись к пламени и небу и ты достигнешь – космического величия. Стремись к звездам и венценосным галактикам. Никогда не бывает слишком много космоса, бывает слишком мало скорости. Я желаю твоему пламени много космоса и огромной скорости!
Кто вручит твоему мирупобедителю лавры, выкованные из солнца? Не жди! Разорви солнце, вырежи из раскаленной жести – пламя грядущего».
Закончились времена философии за кафедрой. Звучит симфония разрушения, и разлагающийся миропорядок заставляет вздыматься землю. И как по мановению вещего меча, могилы раскрываются, топот мертвых гремит над всей округой, и кресты падают на головы палачей настоящего. И кто же скажет, что видит он в небе? Не затмение, не восход и не закат – а восстание солнца! Восстание солнца породило эту ужасную музыку. Разум станет править нашей судьбой, воля к свету поднимет землю из черных вод безмолвия, сила наполнит философию пламени. И кто теперь рискнет молиться, кто рискнет просить прощения? Но там, вдали, на севере старецнибелунг уже начертал руны на солнечных лучах. Предсказание – неизбежно, будущее – неудержимо. Кровь выступила на остроконечных символах. В каждой руне – удар с плеча. И кого пощадит Грядущее с отрубленной головой?
Но в море пока ищет спасения материк, он плывет от судьбы к неизведанным пучинам. И море не желает поглотить его, лишь терзает его берега лезвиями волн. Пусть припадут к земле все те люди, что плывут на сорвавшемся материке, пусть просят огня у бездетной почвы. И тогда ветер, скрипя мускулами облаков, привяжет безумную лодку к вечному закату, чтобы всплыть на другой стороне, где распускается вечный рассвет. Буря в море – еще один путь к гибели. И на дне, в подводной гавани гремят сокровища прежних миров. Симфония разрушения правит движением темного и великого морского грунта.
И огонь охватил мир, но кто он, плачущий у своей могилы? Кто он, принесший сталь и каленое железо в надежде очистить пламя своего сердца, а если надо – и обезглавить его? И когда за его спиной заревел топот огненных всадников, когда деревья наклонились к земле в последний раз, этот ктото вонзил в себя свою стальную вечность и принял приговор грядущих историй. Он кричал: «Я схожу в свой ад, я очищаю своей кровью территорию для будущих свершений. И пусть моя жертва станет завершающей  нотой  в  этой  безумной симфонии разрушения».
Кровавые реки отразятся в небе, и оно наполнится музыкой безумия. Или черная дыра породит черную звезду, которая разделит мир на черный и мертвый. И переход из тени в тень – станет заповедью умирающих поколений. Неужели вечный поход к небу закончится в могиле времен? Или клинки опадающих звезд всё же пронзят детей смерти?
Но шепот листвы молит о песне соловья, и взгляд луны рождает тихий шорох влюбленных. Тишина боится смерти. Мир хочет любить своих детей, а лунная ночь хочет укрыть их одеялом бессмертия. Но я знаю, что в моих силах поднять из земли – черную армию возмездия, но я знаю, что в моих силах растворить небеса и призвать глашатаев рая. Но я знаю ноты симфонии разрушения, и мой меч готов стать оргАном рокового выбора. Ты, беззащитная тишина, когда подаришь ты мне свою радость, когда ты возвестишь мне о счастье для меня и еще когото? Но если я в ночной тиши набреду на погост своих мечтаний, если ты не примешь меня в лоно любви – возмездие воскреснет в пламени земли и солнца!


ЧАС ИСТОРИИ

Сегодня, когда мир встал на вершине готовящихся к рождению событий, когда стальная рука неизбежных событий уже занесена над миром, – наступает тот незабвенный час истории, в который нельзя удержаться от высоких порывов. Наступает такой час, когда совершение поступка, равного подвигу, – вновь становится критерием высочайшей преданности и мужества.
Вы –  те, кто стоит на перевале судьбы, ваш рубеж – это рубеж, разделяющий слово и дело. Но сегодня вы осознаете, что вы впервые способны преодолеть его всей силой своего возродившегося мужества. А это значит, что никто и никогда уже не сможет отнять у вас эту великую свободу – превращать великие слова – в великие дела! Ибо всегда луна повернута к нам одной стороной, потому что у неё есть свободное право – сиять так, как  хочет Вселенная.
Я поздравляю вас с вашей новой свободой и желаю вам света и мира, счастья и победы, любви и преданности, но больше всего я желаю вам великих поступков, становящихся в ореоле грядущих времен – великими подвигами. Только так рождается славная эпоха!
Разум  приучил человечество делать то, что подсказывает сердце. И не верить себе, когда сквозь бетон под ногами пробиваются весенние цветы – значит не верить всему миру! Но верить себе в этот час – значит вдыхать витающие повсюду ароматы наступивших знамений!
Когда мы выходим на улицы, то в каждом окне мы видим отблески просиявших небес,  и  за окнами – просиявшие лица. Они всю историю рвались друг к другу, чтобы навеки соединить сияние неба и сияние лиц – в одно целое и вечно сияющее предзнаменование. И когда ты сможешь прикоснуться к трепетной ладони возлюбленной, когда ты придешь к тем, кто всегда ждал тебя и теперь рад тебе –  ты начинаешь понимать, почему так ярко сегодня горел небесный очаг на закате. Так приходим мы все к настоящему значению в истории, к обретению стройных форм – на сосудах вечности.
Наши тела хотят, чтобы до них дотронулось долгожданное дыхание абсолюта, дабы в нем начать свое шествие к совершенству. Наш разум наполнен смыслом и тянется к прекрасному, наша любовь сильна как никогда и рвется к обретению ищущими, наше тепло растекается по земле и греет замерзших, а наши сны проникают в каждого и пробуждают забывшихся!
Время истории наступает вовремя. И это знак для наших пламенных душ. Пусть нас не коснутся усталость и лживая стать, пусть вырвется долгожданный огонь из заждавшихся недр, пусть руда вскипит, и земля покроется ритмами восходящих к небу стихов! И тогда предначертания станут преданно служить нам, звезды лягут на наши карты, и планеты выстроятся в один ряд, словно ожидая нашего дыхания и стука сердца.
Но космос ждет нас всей своей незыблемой плотью. Молнии пересекают его из края в край, сияния будоражат его и поджигают галактики. Земля готовится стать кометой. Она тоже теперь, вместе с нами, наполнилась смыслом и вдохновением – дерзко расписаться на теле вселенной, вычеркнуть из летописи все свои старые витки, пронестись над мирами, забытыми историей, всколыхнуть их неизбежную поэзию и вызвать мечты и желания на небесах других планет. И знайте, что когда земля будет проноситься над вами – вы летите сквозь космос вместе с ней.
И, возможно, тогда мы проснемся на своей земле в полном восторге от проделанного путешествия, узнав, что нашим новым чувствам подарен небывалый  задор  исторического  пламенного полета!


СЕВЕРНАЯ СТРАНА

Там, за обрывом стоят и ждут нас те, кто покинул нас много лет назад, кто остался в далекой северной стране, кто бросил взгляд поверх горящих окон, поверх скал и протянутых к ним рук!
Время толкает нас в разные стороны. А мысли текут так же, как по горной реке – сотнями изгибов и камней. Усталость – это только выдумка гениального разума. Нам суждено преодолеть её, чтобы познать век – вечной энергии! Ведь северная страна лежит здесь, ближе, чем Страна Востока, ближе, чем тексты сотен литераторов. Северная страна – это сущность настоящего. Миг,  в который мы прекрасно  описываем будущее, – и является тем пиком радости и вдохновения, о котором мы пишем, как о радости грядущей.
Слова превращаются в действия здесь – в северной стране – подобно тому, как капля по капле вода стекает и превращается в лед – единый и мощный. И каждое дело боится быть каплей. И тогда делом овладевает страх. Страх паралича, страх не стать высшим, страх не стать предопределяющим. В страхе перед тем, как построить лед – разбежались капли – и стали добычей солнечных лучей. И ни одна из них не стала льдом – только бесплодное пространство, заполненное паром бессмысленного витания. И только те, кто не боялся протечь сквозь камни и глыбы, кто не высох на солнце и стремился по колее времени – тот обрел силу в ледовой массе. И чем больше капель текут в эту массу, тем толще становится броня этой накопившейся воли. И солнце тогда принимает массу в северную страну во всей красоте и полноте, не топит его огнем, а озаряет стоящие в едином строю кристаллы!
Тиха и сильна морозная даль, светел иней, искрящийся на волосах и плечах тех, кто избрал северный путь  к своей сущности. Горизонт, озаренный изумрудным сиянием вечно растущего к небу леса, снег, возносящий к лицам идущих  лучезарную благодать –  это северная страна, путь в которую означает и  пребывание в ней, след в которую и есть порог её.
Но только в северной стране дуют чуткие ветра. За сотни верст пробирают они хлипкие сердца сомневающихся, выдувают сердца лицемеров, вырывают с жилами сердечки задумавших обман. Бесстрашие лишь наполняют эти ветра – поющим воздухом победы!
И там нет никого, кто не стал северным жителем, кто не подписался под собственным подвигом, кто не стал сутью и воплощением всеобщего дела. Там нет заболевших – здоровые, либо бессмертные! Закон севера – быть горячим. Иначе внутренняя прохлада вновь вернет в эти края сырость и дождь.
Но здесь вечное солнце освещает весь вселенский взмах исторического бессмертия! Приникнуть душой к небу, ощутить его биение в горячем солнце, понять – страх остался в неведомых странах, куда убегают душами все недогретые. Они жаждут этого страха, чтобы сделать весь мир – недогретым, превратить с помощью страха наш мир – в планету НЕДО. И сам страх ненавидит подвиг, ненавидит, когда сердце хочет стали, ненавидит, когда сердце хочет огня. Страх любит сомнение, тоску, неопределенность, туман и вечную печаль. Но север не любит этого.
В северной стране в одежде из страха – замерзнешь и тут же будешь занесен снегом забвения. И тогда только приходит осознание того, что забвение не боится страха, занося пораженных им – навеки. Оно боится и бежит прочь – подвига, поступка, любого решения и действия. И первый поступок прорывает вековые дамбы, первая мысль рвет на части пелену забытья, новый шаг становится поводом для совершения миллионов последующих.
Северная страна – страна горячего холода, огненного льда и кипящего снега! Страна раскаленных душ и вечно пылающих сердец. И твой первый подвиг – это твоя Северная страна!


БЕЗУМНЫЙ ПРОРИЦАТЕЛЬ

Распахнулись ворота черных душ, и оттуда рванулись тысячи и сотни каменных крестов. Они сорвались со своих могил и бежали в пропасть, обретя кривые ноги, они бежали, спасаясь от слов бездарного прорицателя. И бегущие кресты давили друг друга, падали и разбивались, но больше они не могли жить на покинутых могилах. Слишком мрачны стали те, кого хранили они каменной поступью и молчанием –  от восстания…
И вся вселенная на небе стала наполняться криками и стонами. Чьему предсказанию поверили мертвые, что не могут они больше спать, что взывают к живым, стучатся к ним в окна и двери, взывая, поднимая. Неужели сорвался с цепи безумный прорицатель? Но кто мог сдвинуть с его могилы – его душу, обращенную в камень? Страх обнимался теперь с каждым, кто оставался один, кто не хотел обнимать человека!
Но вдали уже вырастал холм. Тысячи и сотни сухих рук ломали свои надгробья, бросая клочья земли в одну кучу. Там должен был встать над миром – безумный прорицатель. Сгорбясь над непосильным трудом, восставшие возводили гору.
Люди бегали вдоль и поперек по своим душам, держа их, чтобы они не сорвались с осыпающейся кручи и не перестали  помогать возводить эту гору. В такой час везло бездушным, потому что только их плоть стонала от ужаса перед грядущим погребением.
Но большинство неопытных лишились своих душ тогда, превратившись в изваяния с холодной каменной кровью, наполненные общим потоком волнения.
Толпы все прибывали, и поэты кричали на последних обрывках бумаги, что все будто бы похоже на тот самый бал, на который съезжаются мертвые. Но как они ошибались, какою неистовой кровью пахло от этой ошибки…
Мертвые встали, чтобы не являться на зов дьявола, они рвали на себе цепи судьбы, они рыли могилы для своих крестов. И больше никто не мог править ими, никто не мог трясти их, веками наряжая в обличье негодяев и умерших… Их воля звала живых на помощь, чтобы вместе, всем человечеством, обрести бессмертие. Бессмертие, свободное от всех обязанностей!
И когда они собрались вместе, когда небо прогнулось под тяжестью миллионов возгласов, и тучи взмахнули разорванными волосами, голос, копивший свою мощь миллионы лет, наконец, вырвался из груди безумного провидца.
Он возвысился над миром, охваченным пожаром страха, он возвысился над миром, еще сочинявшим про них легенды, он окинул взглядом облик своего безумия, но только молчание застыло на горящих губах заката!
И он сказал своим восставшим: «Встаньте, мертвые, потому что впервые видят живые, что мы первыми увидели будущее, встаньте, мертвые, потому что похоронили мы свои кресты, чтобы воскресло небо над нами.
И те, кто прежде тонул в грехах, пусть сольются с землей под моими ногами, те, кто прежде был в стороне от всех слабостей, пусть вознесутся травами над своей землей, те, кто не может успокоиться после смерти, в чьих душах попрежнему живет жизнь, встаньте и живите среди боящихся вас!
Вы видите силу своего могущества, но вы также знаете, что только ваш гнев держит вас на высохших ногах, только справедливость нашей судьбы вернула силу вашим рукам, чтобы закапывать кресты и плиты!
Мир, который стоит над вами – будет жить без гробов и оград! Мы сметем грани между жизнью и смертью. В наши сердца вернется миг возрождения!»
И так говорил прорицатель к небу и всем душам, стоящим возле него. И все больше и больше стекалось к нему. Уже небеса начали прогибаться все сильнее, и тучи начали большими каплями спадать на гору.
И вдруг туман побежал над восставшими. Он медленно накрыл их всех, заглушая крики и огни. И вскоре сделалось совсем темно и тихо. И дождь, освещенный пробившимся вечерним солнцем, выпадал на опустевшую внезапно равнину. Туман уходил.
Капли дождя падали все реже, цветы медленно засыпали, наслаждаясь покоем и ароматом вечернего неба. Мертвые увидели свет, идущий к живым. И в час осознания собственного бессмертия  внезапное блаженство охватило их и унесло от безобразных снов. Путь их остался длинным ярким следом на вечернем небосклоне. И те, в ком жизнь так и не перестала биться, верят безумному прорицателю и возвращаются защитить наши души!


ВОЗНЕСЕНИЕ СВОБОДЫ

Колокола забили ночью сами. И тучи  расступились перед парящей луной. Свобода летела на серебряном облаке, запряженном дикими орлами. Свет луны лежал на её плечах, а звезды горели в её волосах. И колокола гремели, звучала песня ветра в их стальных душах. Языки из тугого дерева бились внутри их гулких душ, подобно сердцам. Ночь неслась над миром, а свобода летела в бескрайнем небе со своими дикими орлами.
И с тех пор  много художников и поэтов пытались нарисовать этот божественный пейзаж. Но как ни рисовали они – выходили лишь цепи и решетки. Свободы в них самих не хватало, чтобы изобразить величие той колокольной ночи. И сами они не были воплощением того духа, который поднял те колокола – в небо. Пейзажи выходили  – черный, серый, но в них не было и слова о свободе. Ни одна краска не пела в хоре с колоколами. И тогда художники и поэты сказали, что свободы нет. Они говорили только о том, что могли постигнуть они – и уже это называли они своим счастьем. Краски лежали безразлично на их холстах, потому что краскам было плохо ложиться под закованную руку и под приклеенный слог. И все – слова и краски –  хотели взмыть, рвануть холсты и бумаги, отбросить жалкие обломки старых мольбертов.
И вот ночь настала вновь, когда луна отведала ночной лазури. И тогда краски начали рвать свои холсты, превращая их в сотни пустых облаков, а слова начали резать бумагу и прожигать ее насквозь. И объятые ужасом художники и поэты кинулись кто куда, потому что не было уже у них глаз, чтобы видеть – невиданное. Свобода вновь проносилась над миром. Дикие орлы рвали когтями небосвод, отламывая куски синевы, а колокола пели хором над всей землей. Холста! – требовали краски и слова. И тогда из земли воздвиглись заводы и здания, тысячи метров в высоту. Поднялись трубы, корпуса. Колокола гремели уже среди поющих станков и машин. Сотни стен, великих и полных лунного света – с миллионами электрических огней. Гремела торжествующим громом Ария машин и колоколов – в этот миг на стене великого здания –  нежно   развернули   холст  хрупкие  пальцы – и тысячи рук, миллионы кистей писали вместе лик той, что стояла среди них – невиданная и сильная, наполненная неземной красотой, но земным смыслом.
И когда двери заводов открывались – идеал творчества становился на бессмертный пьедестал. Лик Той рисовали теперь всюду – её полет был запечатлен в каждом шаге, в каждом поступке. Ей был посвящен каждый удар сердечного молота – молота  единого  сердца.  Её стремительный         профиль – с призывающим взглядом и развевающимися волосами изображали точильными станками, вырисовывали на чертежах, чеканили на новых изобретениях! И всему, что  несло этот знак по праву, – становилось необычайно бессмертно!
Но хрупкость её, нежность и зыбкость были в ней. Среди грома доменных печей сильные руки мужества прижимали к груди воздушное, почти прозрачное её тело. И в отсветах льющейся стали глаза её сверкали в такт со звездным мерцанием.
Но когда её хрупкая и прекрасная фигура поднималась среди мечущихся облаков дыма и пара – какими сильными тогда делались краски на её холсте, на её лике. Вглядываясь в её глаза – мир преклонялся перед ней – но становился в сотни раз выше!
И в час, когда луна вновь скользила в необъятной выси – каждый вспоминал её взгляд. И было в ее взгляде нечто такое, что вызывало изпод земли мускулы бетона, превращало  радость одного – в ликование миллионов! Огонь – в родящее пламя!
Тих час луны. Небо покрыто легкими тучами. И в моей руке – рука той,   чей вечный образ поет сверкающими     красками   арию   колокольных сердец.


ВОСХОД АЛЬФА ПОБЕДЫ

Я выбегаю на край земли, изза него я вижу, как во вселенную опадают камни, как звезды поднимаются изпод ног. Я стою на краю оврага, за обрывом которого начинается космос. И единственный шаг в сторону может стоить нам вечности.
Вчера еще верил я, что я ни во что не верю. И мир казался мне конечным и жалким. Его история казалась мне ушедшей навеки в темные подвалы прошлого. И еще вчера я мечтал о том, чтобы мир скатился в  собственный овраг  неразгаданного разума! И были времена, когда я был дождем над своим небом, и не хотел, чтобы дождь закончился.
Но бесследно канули в тот же подвал прошлого и эти мысли, и я не жалел о них, но только чаще бросал грунт на дверь той пещеры, куда сваливаются мысли о смерти. И тверже мял сапогом то, чему я запретил воскресать, то, что я обрек на забвение – в мире и в себе. Я выбился на волю в час, когда судьба расписывала свой новый холст на восходе времен. И я поспел к этому холсту, и мои слова упали на этот холст немеркнущей краской, но я призвал еще тысячи голосов – и мы стали живой палитрой нового времени.
Но мы должны были пробиться к этому холсту. Ибо нашей картине суждено висеть над вечностью и озарять сияющими красками путь к бессмертию. И вслед за этим мы сами проложили сотни дорог к старым вершинам, но мы уже преодолели их, мы привязали золотые облака к этим вершинам, мы выпили душой всю синь небосвода и насладились горными цветами. Пришел черед двинуться дальше, теперь к звездным вершинам…!
Теперь путь сделался прямым и светлым, и солнечный свет выточил наши тени на бегущей мостовой. И улицы просторны и чисты. Изо всех окон льется на нас – счастье взаимной победы. И пусть лежит растоптанным столб с предсказаниями, пусть тонет в глубокой реке камень с предначертаниями. Ведь плох не тот пророк, который не смог предсказать счастья, плох тот пророк, который признал несчастным себя. И такой пророк уже способен говорить лишь о своем горе, и тянет за собой под землю едва наклюнувшийся росток.
Мы видели когдато, как черные руки высохших веток тянулись к гнезду молодой орлицы, как они скрежетали от злобы, как раскачивался  ствол, предчувствуя скорую гибель будущего. Не в силах задушить юную армию птенцов, ветки царапали сами себя, но только меч нашли они на пути к преступлению! Наш острый меч, очищающий ствол от его собственной смерти, которая растет и копится вместе с жизнью…
Мы вытягиваем стволы к небу, мы устраиваем праздник огня на высохших ветвях, мы очищаем жизнь от смерти, так хочет жизнь. Жизнь создана во имя бесконечной воли к свершениям, во имя неостывающей любви молодой орлицы, во имя хмельных плодов наливающейся молодости. И если бы это было не так, мы бы не шагали по горящей от радости земле, мы бы не пили огонь из чаш пробуждающихся вулканов, мы бы не наполняли облака свободным ветром.
Но трудно быть говорящим о победе. И трудно носить космос за плечами, когда мир отказывается признать свое собственное могущество.
Застывший перед космосом, считая галактики и планеты, найдя в небе свою тишину и радость, почуяв близкое дыхание сотен рождающихся звезд, я подпираю небеса смыслом своего существования! И я вижу, как галактика улыбается мне, у неё родился младенец – звезда – Альфа Победы.
И с этим младенцем она парит на крыльях солнечного света и моей любви.
И сколько уже созвездий соединили  небесные линии возле новорожденной, изменяя свои вечные очертания, – чтобы  сверкать на победоносном небосклоне.
Силы неба поднимают силы земли, выворачивая с корнем овраги и  погосты. Все, кто еще помнит, что такое быстрая кровь внутри стремительной души, теперь идет к нам. И высохшим остовам нет места среди нас. При свете Альфа Победы мы зовем мир  к жизни.
Прочь, отчаяние и прочь, подземелья! Думать можно только иначе!


ЗАРОЖДЕНИЕ ПЛАМЕНИ

Не я – сама история собрала всех поэтов на краю времени. Им было предложено перейти на сторону атома, но они не знали, что это такое.
…Я выбрасываю из карманов ненужный хлам, оставляя место лишь для микроскопа и телескопа. Я выбросил бы и это, если бы мой алмазный скальпель мог резать нейтроны и протоны, а также оперировать галактики. Но для этого пока я пользуюсь только своим собственным взглядом. Я вижу, что на дороге времен нет места «поэтам». Как  грустно витают их «лирические образы» над покосившейся изгородью старых канонов. Я обращаюсь к вам, поэты и писатели, ваши  «чуткие души» не привычны к накалу дугового разряда, потому перестаньте быть перевязками на зажившем теле, в вас нет нужды  –  организм здоров.
Я люблю  с помощью своих подручных средств ставить диагноз. Я также и люблю находить совершенства природы и люблю классифицировать людей и события по принципу жизненной валентности. И единственным организмом, который не мог поместиться в мою таблицу здоровья, оказались  нынешние поэты и философы. У одних  была слабая валентность, у других даже электроны перестали вращаться вокруг ядра. Их несовершенство поразило меня до такой степени, что я составил еще и таблицу нездоровья, где гордо возвысились сами над собой  поэты разных типов.
Такой тип человека слаб и изнежен. Ему не хватает твердости и точности интеллекта, ему не хватает воли к морали, чтобы удерживать высокие ценности в  рамках понимания. Если бы такой тип получил право на  власть  сегодня, то вся цивилизация вновь опустилась бы до тьмы средневековья, и мы вновь, перечитывая литературные упражнения сотен поколений, думали бы, что заставляем мозг работать и анализировать, тогда как со стороны походили бы на зверя, который решил вдруг подарить добычу своему сопернику. Чтобы мыслить с  точностью эпохи – нужно встать на сторону атома. А они ведь не знают, что это…
За мной – физика  атома в его незапятнанном философами виде. Я люблю философию физики, а не физику в философии, там её чаще всего не понимают, особенно те, кто забрался в ранг поэтов и мыслителей благодаря стихам Гомера. Мы ценим время как ресурс, как воду, как топливо, чтобы пить его. Поэты же предпочитают макать в него свои локоны и выводить ими банальности о конечности бытия.
За мной – герои истории. Я с ними, как и вся цивилизация. Они не ценили венок Петрарки, потому что тот плавился как воск, не выдерживая напряжения нашего тока. Венок из сотен проводов и электродеталей куда больше к лицу нам, бросившим вызов «высокой утонченности».  В  руках героев истории кипели галактики, в их руках невидимая плоть обретала конечную скорость. А в руках наших друзей – поэтов и философов –  обретали конечность лишь гусиные перья, растраченные зря на тоннах пожелтевшей от их усердия  бумаги.
Не забыть своих героев пообещала мне история лично. Ведь своим ходом она обязана живым сердцам и работающим головам, осознавшим, что для обеспечения силы и радости бытия  необходимо добыть энергию из кладовых вечности. И  чтобы электрон не перестал вращаться, чтобы не утратил своей мощи на протяжении  нескончаемых веков, история взрастит новых героев, повествующих с блеском тока – о философской электродинамике и электродинамической философии!


ОГНЕННАЯ КРОВЬ

Когда я подхожу к этому кратеру, то вижу, что на его дне начинает расти пламенное дерево, огонь рвется со всех сторон, и пыль горит заживо в объятиях неизъяснимого света. Я привел себя к чувству пламени, я ощутил в себе дыхание миллионов, я пропустил по своим венам тысячи литров крови –  своей и чужой. И стала смерть предо мной не больше пылинки, угасающей в ладонях прошлого.
Я еще сам не понял, что постигло нас, почему мир закручивается в нас,  и в каждой душе возникли смерчи, стирающие солнечный свет с неба. Я сам не понимаю, ЧТО чувствую в себе, когда я смотрю на небо, когда я вдыхаю всем телом жар Зарождения! Когда я вижу порывы миллионов душ сразу, то  переношусь вдруг туда, где начало расти дерево из огня. Стоя перед океаном пламени, сгорая и возрождаясь тысячи раз кряду в одном взрыве, я замираю перед плотью непознанных свершений. Что это? Как родилось нечто? Кто разжег на дне кратера его вершину? Я сам не понимаю, что делать, когда космос медленно пролетает в небе, а смысл Млечного пути отражается на застывших облаках.
Но вот я бросаю взгляд на старые  каркасы машин, и в одни миг сталь оживает, сбрасывает старую пыль, и я чувствую, как по жилам возродившегося металла начинает бегать и метаться огненная кровь.
И железо само начинает думать о своих создателях, начинает  строить планы и звать на помощь людей, высекая обезумевшие крики из скрежещущей плоти.
Я смотрю дальше и чувствую, как восходят галактики над дальними звездами, слышу голоса пламени за пределами собственного познания. И я вижу, как этот предел зовет постигнуть его, обрести знание далеко за горизонтами познанных возможностей.
Я чувствую душу в каждой вещи, знаю, что атомы и молекулы идут навстречу друг другу внутри каждой из них –  к обретению новой жизни, к тому, чтобы стать живыми над устаревшей формой существования.
Моя плоть не позволяет мне бросить тех, кто знает меня лишь в ее оболочке. Но я видел себя и в теле кометы, и в теле звезды, я чувствовал внутри себя величие солнца, я сжигаю и по сей день внутри себя миллиарды кубометров космического холода, я вращаю вокруг себя всех, кто искал гавани, кто преодолел страх и причалил к моей сумасшедшей температуре горения! И теперь обжигается священным огнем, получая крепость и скорость ускоряющегося вращения и полета!
Пока я был молод, я мог прекратить огонь, пока я был молод, я мог пойти обратно к тем, кто не ищет непреодолимого. Но теперь, когда я стал думать дальше слов, когда слова устарели  и стали слишком искажать время и его ход –  ЧТО я должен найти в мире, чтобы и там,  куда я устремляю мысль, – тоже поняли меня?
Я вижу, что внутри всего мира, как и внутри меня, скопился неохватный взглядом запас огня, который нужно сжечь –  и очень и очень быстро, иначе он погаснет, и образ человеческого существования во вселенной погаснет, замерзнет и будет скитаться по вселенной, лететь много лет, пока его не отогреет еще какоенибудь солнце. Но теперь разве не стоит перед нами задача – сжечь наше пламя, огласить его языком священное право земли говорить с её космосом, право на то, чтобы нас поняли те, кто хочет прийти к нам?!
Но разве мы ищем неземные цивилизации? Они придут из глубины наших душ, они вызреют среди нас и, словно изпод сотен грибов ядерных взрывов, они вырвутся на свободу, вздымая кверху кипящую землю, оборвут круг наших слов и мыслей и вступят, горя и пылая, в нашу эру свободного огня!
И тогда я вспомню вас, когда стану душой вновь закаленной стали, я напишу о вас на стенах доменных печей – криком неистового кипения, кровь брызнет моя на старую землю, и сквозь прошлое прорвутся факелы будущего, прорвутся сквозь крепости тишины – громкие шаги огненной цивилизации. И мы вместе поднимемся над кратером и увидим плоды огненного дерева!


РАЗУМ НОВОЙ ИСТОРИИ

Кто он, разум новой истории? Разумен ли он? Или в его крыльях живут разрушенные города и проломленные горизонты? В чем его сила? Станет ли он сокрушать, или просто будет очень разрушительно думать… Нам станет это ясно, когда мирное небо прорвут столбы радуг, и триумф нового героя сразится с волей героя прежнего.
Какой он будет? В какой форме придет быть с нами в одном огне? Будет ли он нам друг? Или новый враг? Он не прикатится на стальных колесах, гремя ржавыми болтами, он будет действовать в форме мысли. И этот новый разум,  завладев нашими умами, потянет нас к Лорелеям, на окровавленные скалы. Слабость или силу нам принесет новый разум? Одно ясно – земля призовет нас защитить её!   И когда вы станете рыть траншеи, врываясь в землю, вы поймете, что та земля, которую вы станете защищать, спряталась в ваших душах и больше не живет в этих грязных комьях. Под лопатой мысли вам откроются новые пласты – незапятнанного познания.


СВЕТ ЗОВУЩЕЙ ДАЛИ

Человек, который видит себя дальше, чем суетный день, – неизбежно приходит к дали. Даль наполняется блистающими бликами, мощь горизонта подпирается колоннадой вековых сосен, прочно стоящих в надломах вертикальных оврагов. Именно в такую даль приходит далеко видящий человек.
Его взору предстает то место, где небо и земля уперлись друг в друга в решающем противостоянии, где земля изломана, торчат её кости. И тогда там, где земля и небо соприкасаются – поле горбится, взваливая на поросшие сухой травой плечи –  почерневшие небеса.
Человек, который уже презрел мир, еще сохраняет в себе восторг и почтение – к дали. И сам он рвется в очередной раз разобраться с историей и судьбой, почувствовать все в собственных легких, услышать скрежет небес –  о заснеженные мускулы оврагов. Такой он видит свободу – как вечное право чувствовать в себе рвущуюся за горизонт даль!
Когда он выходит на равнину, когда мелочность и суетность дня остаются за спиной, тогда человек видит истинное значение своего бессмертия. Он сам видит живое олицетворение дикой вечности, вечно шумящей и вечно молчащей, но он все видит сам.
И книги теперь, которые он прочел, мысли, которые прежде метались в темных комнатах, – теперь сами видят живую правду некогда обещанного, предсказанного в порыве неземного предчувствия. Книги  о  вечности,  казавшиеся   комком бумаги, – теперь обрели силу. Их страницы – космос, небо, поле, заря, даль! Даже больше. Мысли, которые прежде срывались, подобно искрам, с чернобелых рядов строк, – теперь огненный дождь над свободной землей!
И человек идет. Его возносит на небеса мысль о том, что ни одна сила не способна поставить на колени даль, никто не схватит за волосы овраг, никто не привяжет к столбам небоскребов задыхающееся небо. Нет – здесь страна сорванных петель, разрубленных цепей, мечтающих звезд. Тот, кто грезит подчинить себе все это, – сам привяжет себя к своему страху. Здесь те, кто забыл мир, здесь те, кто помнит – будущее!
Если человек уходит в страну свободных, значит, слишком много цепей стало в стране людей. Ах, какая трагическая разница между этими странами. Они рвутся друг к другу, и когда свободный человек хочет вырваться в одиночество – он возвращается в страну людей. И там насыщается удовлетворением – воли к дали.
Но глупостью называют свободу те, у кого её никогда не было. Глупость для них она, потому что говорит с ними языком вечности, которого они не знают. А те, кто не видит даль? Они могут ли помыслить о вечности? Они могут лишь думать о ежедневности, о смене дня  ночью, о которой они узнают по включенным фонарям.
И тот, кто хоть раз утонул в дали, – всплыл уже на другой стороне этого океана, и того уже бесполезно тянуть назад упреками и мольбой. Он уже не слышит языка суетной бедности, он сам теперь – воплощение бесконечного богатства, идущего за ним всюду…
Весь мир –  каждый носит в своем сознании. И там, куда приходит мысль о цивилизации, приходит и воля к противостоянию.
Когда к сердцу идущего к свободе взывает нетронутая земля, мир поворачивается к истории – защищенной стороной. И на морщины оврага медленно опускается стальное забрало вечных сосен.
И тогда небоскребы, суета, толпы и графики, цифры – все оборачивается здесь легкой серой поземкой, струящейся под ногами, пролетающей сквозь пальцы несжатых колосьев вечного поля.
А над этой землей всегда возносятся звезды. Когдато боги сковали цепь из дальних галактик, чтобы держать эту зовущую даль на привязи. Но однажды человек пришел сюда, и земля рванулась всем размахом своего горизонта, и цепь разлетелась сияющими осколками по всей вселенной. И этот вечный символ летящей дали подняли на стяги небеса великого человека….


СЛОВО ЖИВЫХ

Я на берегу – перед острыми скалами. За моей спиной – миллионы живых. Впереди – океан вечности, черный, забытый, но неотвратимо грядущий! И небеса свернулись в клубок солнца, чтобы одним оком взглянуть на тех, кто говорит слова – живым!
Мы не искали вечности, мы не искали истины, мы даже не искали спасения. Все, что нужно было нам, – это протянутые руки помощи. Нам говорили о спасении, нас спасали глазами, но не видели спасенных! И только тогда мы поняли, что черный океан неизведанности, страха – никогда не остановится перед теми, кто надвигает на глаза повязку, чтобы только не смотреть на свой остепененный – добрый взгляд. И люди изумлялись, глядя, как те, кто был равен с ними, становился выше их за то, что не видел людей.
Я стою на берегу перед острыми скалами, и я вижу скалы, вижу то, что они говорят своими острыми вершинами. Они видели, когда те – не смотрели! И то, что скалы поняли о нас, стало нашим приговором. Скалы перед черным океаном, покрытые зловещим туманом, мечтают в своих зубах преподнести  нас – вечности. И тогда история не узнает нас, она будет судить о нас по тому, что от нас осталось, а не по тому, что составляет нашу сущность. И вот это то самое, что вывело миллионы на берег!
Слово живых уже услышала вечность. Она, подобно гигантскому парусу, плывет нам навстречу, рассекая черные волны. Она ищет спасения в людях, потому что вечность никому не нужна, кроме нас, потому что камни не помнят любви, потому что песок не узнает своих создателей, потому что любовь не может жить в пустой воде, а воскресает лишь в горячем разуме.
Но мы не бросим землю. Здесь мы забываем о том, что есть усталость, а когда чувствуем небеса на плечах, мы понимаем, что в тихих гаванях нашего разума наша жизнь поджигает ослепительные кометы и отправляет их во вселенную. Наши мысли бесконечны в своем великолепии, им нет конца, и нам не жалко их ни для кого.
Космос тихо ночует у нас, потому что ни одна планета не способна принять его, не способна понять его величия!
Мы не боимся часа гибели, потому что мы мыслим себя – дальше смерти. И здесь никто не может ничего сделать нам, свет человеческой мысли неугасим. В миллионах сердец не может разом угаснуть миг первого осознания вечности. Во взглядах звезд мы читаем свою судьбу иначе, чем это делают мертвые. И нас не сломить полуправдой, а уж подавно и ложью, нас не заставить убивать друг друга на потеху острым скалам, а черный океан узнает нашу сияющую истину!
Из последних сил дошли мы до этого берега. Но разве чувствуют камни нашу усталость, разве понимает наша дорога, что ноги, идущие по ней, сеют не рубины, а кровь? Нет! Их понимание не распространяется    дальше    собственного    бесчувствия.
Только мы сами способны понять наши силы, чтобы собрать их,  чтобы осознать, что наша усталость – это наша выдумка!  И те, кто решил, что преодолеют земное притяжение, – взлетели до звезд!
Но снова и снова наши горизонты покрываются следами битвы. И под цветущими садами, под сенью божественных крон – тысячи голосов, взывающих о помощи. Мы должны видеть всю землю. И в её недрах, и в её глубинах борются забытые воины, под водой отчаянные пловцы еще несут на сушу драгоценные камни.
…Брось взгляд вдаль. Ты чувствуешь, как огонь наполняет тебя при виде разгорающегося рассветного пламени, при виде надвигающейся истории. И ты ощущаешь силу в своем плече и в плече уступа, за который ты держишься.
Слово к живым задело тебя, и твой разум повторяет его снова!


ПРОБУЖДАЮЩИЕСЯ ЛЮДИ

Бродить среди снегов – не лучший ли способ отыскать истину? В океане чистоты –  неужели трудно отыскать то, что можно вознести до небес –  так же, как небеса доносят до земли свою чистоту. Но я не вижу здесь больше никого. Сплошная стена истины, не перепутали ли мы, ведь там, где истина очевидна – должно быть много тех, кто хочет писать её с натуры… Но только тишина и сплошная белая стена…
Я бы хотел найти здесь свой решительный покой, отпустить навсегда поводья стальных рельс, ведь в таком океане истины разве мало того, что воспевать, разве здесь не хватит на всех самого вещества правды, которым можно делиться со всеми и всегда. И я бы остался здесь навсегда, если бы не доносились до моих ушей страшные крики… Я бы уснул здесь, если бы не снились мне сны, в которых из черного тумана тянутся ко мне – сотни окровавленных рук, молящих о помощи. И я не вижу лиц, но когда туман рассеивается, то нет слов, чтобы выразить скорбь этих созданий, томящихся в пекле лжи и неведения. И толпы эти глотают свой черный туман, крича и говоря чтото, и я просыпаюсь, и снег тает на моей руке…
Я быстрыми шагами отправляюсь в ту сторону, откуда летят ко мне, словно черные птицы, возгласы и мольбы. И в дороге я никогда не бываю один. Травы прорастают сквозь снег и шепчут мне, деревья вырываются изпод сугробов и машут мне, а высокие сосны разгребают сугробы облаков – и тогда мне светит солнце. И только музыка гремит со всех сторон, полная торжественной радости, но даже сквозь неё я слышу те далекие стоны, тот глухой грохот. Час тревоги налетает на меня. Метель начинает мести со всех сторон. И тогда прежние сны оживают. Зов, зов! Мольбы! Мир, ты устал от своих тревог! В снежном водовороте я вижу руки, сотни рук, тянущихся к вьющемуся солнцу, ищущих своего спасения на земле и при жизни. Жизнь! Даже в своих страданиях люди продолжают любить тебя, и на лицах их – жажда тебя, полной славы и грядущих сладостных высот!
На любой дороге есть самая высокая гора, которая заканчивается острым шпицем. Взойдя туда, люди слышат, как их имя вечно называют страна неба и страна земли. И с этой вершины человек видит, что лежит впереди, а что действительно – пройдено. Я был и на этой вершине. Солнце светит там особенно горячо, я обхватил штандарт смысла жизни – и прикрепил к нему все небо. Высота, на которую способен подняться смысл жизни, ведет  прямо к осознанию собственного счастья, именем которого человек побеждает смерть! А оттуда – бессмертие подхватывает его на крылья зеркальночистых небес, и ничто не может остановить летящих, но те, кто остался с землей, слышат тех, кто тянет руки изза восхода.
Люди, которые восходят изза чащи лесов, которые взбегают по лесенке облаков, идут вам на помощь – вам, уставшие и зовущие! И они не боятся смерти, они поняли её подругому, они не ищут золота, кроме того, что им дарит солнце. Они восходят на вершины смысла, как на звезды. Им нет равных, но они зовут всех стать, как они! Такое будущее увидел я со шпица времен.
Но час грядущий не может настать без часа настоящего. И те, кто зовут нас сейчас, ждут, когда на их многоголосный зов – откликнется хоть кто-нибудь. И нет больше радости среди страждущих, когда на хор страданий отзывается нежное пение утренней птицы. Счастье их – выковываем мы, вместе с их счастьем выковывается наша победа над временем. И когда стрелки часов укажут нам – уходить, мы смеясь переведем их так, чтобы наша жизнь – жила для ищущих, чтобы она возрождалась для нашедших, чтобы вела всех обретших истину, подобно флагу чистого неба.
Я пришел в последний миг, я свесился через раскаленный карниз и пожимал каждую руку. И моя рука тоже покрылась кровью сотен... Я передал им истины сколько мог, я отдал им всю свою волю и жажду к противостоянию. И отдал все силы. И нет сил – уйти от них!

 
СТОЯЩИЙ У ВОД СТИКСА

Его признали люди и история, его увидели сквозь каждую капельку выпавших кровавых дождей. Он подошел к  реке смерти, потому  что не видел   другого  пути,  здесь решил  он  обрести      мудрость.
Были времена, и огненное воинство проносилось над землей. Черные скакуны несли на спинах пламенных воинов, рассекавших землю мечами молний. Были времена и широких окон света. Небо помещалось между домов праздничных улиц и вмещало в себя всех идущих по свету. Были времена подземелий и битв за настоящую правду. Настали  времена  тех, кто  сумел  разглядеть  в гуще красок – лишь два цвета!
Подошедший к водам Стикса смотрел в воду. И там проносились все его чувства. Вот стоит он на груде выломанных из мостовой камней со священным знаменем в руках, вот стоит он среди преданных воинов и готовит освобождение, сверяя путь по звездам, вот возвышается он над бесчисленной массой – свободных и великих. И над ним огромное небо, полное счастья и света, сияния голубизны и высоких стремлений!
Но вот смотрит он еще и видит темные улицы с потухшими фонарями, и видит, что люди прикованы к своим жилищам. Он видит, что стоит один на залитой кровью площади, взывает к людям, но те только беспомощно смотрят из дверей и окон, боясь переступить через дьявольский круг.
Пророчества нет в водах Стикса, но лишь то, что видит разум при жизни – о желанном будущем и свершившемся. И еще дальше видит он, как сидит один запертый в комнате, как написал тысячи слов и воззваний, как создал сотни стихов и поэм, но только нет ни одной двери и ни одного окна там, где сидит он. И сам не понимает, почему еще не умер он. И вечная черная высь над ним – и вечный огонь борьбы – в нем!
Стоящий на берегу Стикса кликнул лодочника. Нехотя поползла древняя ветхая лодка к нему. Скажи, Харон,  долго ли  ты  еще будешь возить туда – наших павших? И я пришел к тебе, Харон, чтобы ты – вернул их назад, потому что есть площади, но нет тех, кто достоин по ним идти, потому что есть огонь в сердце, но нет тех, кому его можно передать, есть что зажигать, но нет тех, кто – не боится гореть. Потому что есть смерть, но нет тех, кто хочет победить её. И есть жизнь, но нет тех, кто хочет прожить её! И твои челюсти скрипят, чтобы я шел к той, кому подчиняешься ты, но со смертью говорить мне не о чем, потому что умереть мне не дадут те, кто не мыслит жизни без таких, как я! И смерть не придет ко мне раньше, чем погибнет последний человек, которому будет нужна моя совесть! И тогда, Харон, я тоже не войду в твой чёлн, ибо как только ступят сюда мои ангелы времени –  в крепкий мост выстроятся руки тех, кто был предан мне, и я пройду по ним, не намочив душу в реке смерти. И так, Харон, пройдут столетия, а смерть так и не узнает – наших имен!
Я не пришел говорить с тобой о тщеславии, и мне совсем не нужна неуязвимость твоей владычицы. Я пришел сказать, что раздал свое бессмертие, что наделил героев горящими мыслями, окрылил их. Вот почему я здесь, и вот почему так охотно внемлешь ты мне, мертвая река. И сколько бы я ни смотрел в твою душу, я вижу в тебе, река, и чтото доброе, потому что ты – как та плачущая мать, которая наказана за бессмертие вечным проклятием – лишь хоронить своих сыновей, но не видеть их при жизни.
И стоящий у вод Стикса забрался на высокий берег. Оттуда его огненному взору предстали и черная даль с носящимися по ней бесплотными душами, и кровавые реки, и заросли забытья, и горячий ветер, наполненный воплями невозвратимых. Все это мелькало перед ним. А внизу мерно текли черные воды, и лодочник ждал его.
Возьми мое бессмертие, старик, отвези его тем, кто там еще помнит меня, пусть они разделят его на всех тех,  кто  и  там  не  забыл,  что вело их к подвигу!
И передай им, что я жду их возвращения, пусть они и там держатся стойко, не теряя человеческого лика.
И даже когда их будет жечь огонь злой памяти или шелест забытья коснется их ушей – дай им напиться из кубка моего бессмертия! И помни, старик, больше мы с тобой – не увидимся!


ИНДРИКОВ Алексей Алексеевич


ДОЖДЬ НАД ЕВРОПОЙ


Книга выходит в авторской редакции


Отпечатано в  ГУП  РМ
«Республиканская типография «Красный Октябрь»
430000, Мордовия, г. Саранск, ул. Советская, 55а.
2006 год