Глава 4
Четыре года, как отчалил
Поэт от сельского тепла.
Команда втрое меньше стала
И два сменилось корабля.
Мелькали страны, континенты,
Столицы, села, хутора.
Он знал счастливые моменты,
Случались горе и тоска.
К.У.Кушкиндъ был в боях жестоких,
Спускался в подземелья страх,
Чуть не убился на востоке,
На юге не попал впросак.
Он огрубел и закалился,
Окреп плечами и душой.
С мечтой – любить, навек простился,
С мечтой своею голубой.
Так плавал, смыслом обретенный.
Эксженолюб и сердцеед.
Ему женой – морская пена,
А вдохновения вовсе нет.
Но море Дамочек коварней,
Хоть это сразу не понять.
Минуту – ласково и плавно,
Бушует гневом через пять!
Померкнет свет, сойдутся тучи
И громом раздерет эфир:
Корабль-игрушку волны мучат,
Хохочет, жутко, водный мир!
Вот так и судно рифмоплета
Попало в страшный катаклизм.
Их било целую субботу,
Внушая страх и пессимизм.
И наконец, воскресным утром,
Многоэтажная волна,
На гребне, побаюкав будто,
Швырнула челн на скал бока…
*
Очнулся наш поэт побитый,
Непомнящий, какого дня:
Рука, местами, перебита,
В бинтах больная голова.
Качает, плавно, занавеси.
Вокруг уют и красота.
Волнуют бывшего повесу
Два женских, где-то, голосА:
«Ну как он, жив? Скажи на милость».
«Он жив, мудрейшая, теперь.
Недели две я с ним носилась,
Но не напрасен труд, поверь».
«Ах, хорошо бы. Бедный странник,
Откуда он? Куда плывет?»
«Он говорить пока, Сюзанна,
Не может, губ не разожмет.
Ему пора принять касторку
И легушачую икру».
Услышав приговор жестокий,
Поэт сказал в волнении: «Му-у.…»
Перепугались две подруги,
Трепеща, бросились к нему.
Его посильные потуги
Опять родили только: «Му…»
«Бедняжка! Не волнуйтесь сильно,
Уже несут касторки Вам.
Уже лягушек удавили,
Икры добыли килограмм!»
То этих слов, поэту дурно,
Неловко на ноги вскочил
И заорал: «Какая дура!
Икры такой я не просил!
Сама лечись своей касторкой,
Мне облегчение в другом:
Табак и двести граммов водки,
А если нет, сойдет и ром!»
……………………………….
Напомнить должен я, читатель.
Что К.У.Кушкиндъ погрубел.
Он стал морей завоеватель
И по-другому не умел
……………………………….
Но вот, коварная отдышка,
Ему опять пленила грудь.
Упал в перины, морячишка,
Чтобы немного отдохнуть.
С обидой, лекарь удалилась,
Сюзанна запыхтела тож.
И цветом щек переменилась,
Проговорила резко: «Что ж.
Я вижу вы почти здоровый
И скоро сможете ходить.
Поскольку человек вы новый,
Извольте вот что уяснить:
Попали Вы, совсем случайно,
В страну ученых и искусств.
В страну чудес необычайных,
Пречистых дум, высоких чувств!
Здесь средоточие умнейших,
Богемы маленький приют.
Здесь слово чтят, конечно, прежде,
Гармонию здесь прежде чтут!,
А посему, насколько вижу
Вы неотесанный мужик,
Не смейте наших чувств обидеть,
Пусть и соблазн у Вас велик!
Ходите тихо и внимайте,
Надеюсь, что-нибудь проймет.
А не хотите – уплывайте,
Никто слезу Вам не прольет!
Я на правах мудрейшей самой
И, скажем прямо, по уму.
Прошу не бить поэтов славных,
Я их особенно люблю».
Захохотал моряцким смехом
Поэт и сплюнул через зуб:
«Страна искусства? Вот потеха:
Поэзии замшелый сруб!
Как Вы глупы, моя Сюзанна,
Дивиться не перестаю.
Ведь лира – ложная нирвана,
Я знаю, то, что говорю.
Нет, никого я не обижу,
Поэтов бить, что мух давить.
Коль стану скоро я подвижен,
То буду плот себе рубить!»
«Ну, значит, так тому и статься!»,-
Сюзанна гневно взорвалась:
«Вам сласть, невежею остаться,
Я не встревожу больше Вас!»
«Идите, темное создание»,-
Вослед Сюзане понеслось:
«И Вас побьет непонимание,
Вот разрыдаетесь, небось…»
………………………………
Волка оставили в покое,
Он выздоравливал легко.
Жизнь хороша! Но сердце ноет
И тянет грубое нутро.
Скорее в море! На просторы!
Быстрее плотик мастерить.
Долой пустые разговоры,
Бывало что, тому не быть!
Поэт, скорее мимоходом,
Смотрел на быт страны творцов.
Как измельчали в ступе воду,
Как безумели от стихов.
Сначала, вообщем-то цинично,
Он относился ко всему.
Все так знакомо и привычно
Когда-то было и ему.
Но время шло, талант почуял
Со страхом, сухость и тоску.
Рука, как бывший раб бастуя,
Тянулась, глупая, к перу.
Душа хотела свежих строчек,
А сердце жаждало любви.
Глаза искали, между прочим,
Сюзанну….Дьявол раздери!!!
Он истязал себя работой,
Упрямо строил грубый плот,
Но все не ладилось, чего-то,
То расщепит, то недобьет.
С ума сводящие полночи,
Другие пол не сон, но бред.
Разбито, к утру, тело в клочья,
Из ран рождается поэт!
Торопит, гений, день отплытия,
Оттягивает, вместе с тем.
Что в море, буйном, он не видел?
Куда плывет? К чему? Зачем?
Но вот, забит последний гвоздик,
Натянут парус, кое-как.
Поэт тревожен, полон злости
Отплыть на утро, как дурак.
Последний вечер на подушках,
С тяжелой думой в голове,
Лежал, в оцепенении, Кушкиндъ,
Пытаясь, суть найти в вине.
Раздался стук, негромкий, в двери,
Кого, к полночи, принесло?
Поэт глазам своим не верит –
Сюзанны, грустное лицо!
«Сюзанна?», - удивился гений
«Да, вот, решила заглянуть,
И принести Вам извинений:
Пусть будет гладким дальний путь!»
«Вам извиняться нет причины,
Ведь это я грубил тогда.
Хочу, чтоб Вы меня простили,
В знак дружбы – вот моя рука!»
Поэт пожал, совсем немного,
Сюзанны узкую ладонь.
И побежал, мурашек лёгких,
Бурун, она издала стон…
В волнении часто задышала,
Вздымала маленькую грудь.
И, в благодарность, попыталась
Руки пожатие вернуть:
«Ах, странник, принимаю дружбу,
Но попрошу Вас об одном:
Я знаю, может Вам не нужно,
Но дело, видите ли, в том,
Что поутряне, близ квартала
Наимудрейших мудрецов.
Назначен, в рамках фестиваля,
Турнир поэтов и чтецов.
Конечно, будет интересно,
Надеюсь Вас увидеть там.
В дорогу ведь, признайтесь честно,
Стихов хороших нужно Вам!»
Моряк в усы заулыбался:
«Сюзанна, милый мой дружок.
Я б с удовольствием остался
Ещё, конечно, на денек.
Но в путь зовет соленых ветров
Умолишающий призыв.
Игра на волнах солнца света,
Мачт, возбуждающий мотив!
Простите, нежное создание,
Остаться много есть причин.
- Так оставайтесь!
- Ах, Сюзанна,
Вы плохо знаете мужчин.
Инстинкт, великий, сохранения
От чувств, эмоций и души,
Сильней бывает, непременно,
Чем глаз красивых огоньки!
Мне наплевать на все турниры,
Поэзия – глупая игра.
Но Вы – прекрасны, чисты, милы,
От Ваших чар бегу бегмя!»
Сюзанна вновь дышала часто,
Зарделась маковым цветком.
Почуяв близость, суть опасность,
К двери попятилась бочком.
С последним шагом за пороги
Пол обернулась к моряку,
Сказало хитро: «Ради Бога
Останьтесь, плюньте на волну!»
Как мало нужно рифмоплету
Для опьянения ума.
Румянца щек, полунамека,
И все, вяжите дурака!
Полночи, бывший волк матерый,
Козлом по комнате скакал.
Бродили, пылких мыслей, своры
До утра, черт бы их побрал…
*
Едва лишь солнышко коснулось
Земли, тоскующую твердь.
Поэты в городе проснулись,
Перед турниром глотки греть.
К полудню, множество народа
Большая площадь собрала.
Поэтов, гадкая порода,
Шабаш словесный начала.
Метались звуки меж ушами,
На мочках висли словеса.
И благодарными глазами
Поэтов тешила толпа!
Когда затих последний лирик,
Когда застыл последний слог,
Аплодисментами эфиры
На сто кусков разорвало!
Вопрос к толпе, традиционный,
(И не надеясь на ответ):
«Кто из народа хочет, может,
Задвинуть свой какой сонет?»
Все улыбаются смущенно,
Поэтов душит сладко спесь,
Вдруг раздается голос сонный:
«Эй, рифмоплеты! Я уж здесь!»
Какая наглость! Кто же это
Посмел такое говорить?
А-а…то слуга соленых ветров:
«Мы не в обиде, мы простим!»
«Простить меня? Я не нуждаюсь
В великодушии глупцов.
Прошу внимания, почитаю
Вам, наконец, уже стихов!»
Какой скандал! Толпа в экстазе!
У рифмоплетов – прединфаркт.
Вот так сюрприз! Вот это праздник!
Долой смущения и такт!
Сто мудрецов в смятении жутком,
Такого не бывало здесь!
Сюзанна говорит: «Минутку,
У нас внимать желание есть!
Искусству – смерть без новых мыслей,
Скажите мне, права ли я?»
Вздохнули: «Да…»,- поэты, кисло,
Народ, в восторге, взвизгнул: «Да!»
*
Не первый час внимает площадь,
Великих истин волшебству.
Давно и лирики не ропщут,
Забыв спесивость и вражду.
Любовь и горе, смех и слезы,
Сердечность, холодность, игра.
Все, что Великий произносит –
Конгениально навсегда!!!
*
О, сила пламенного слова!
О, рифм красивых вензеля!
Ведь мысль стиха отнюдь не нова,
Но так понятна и свежа!
Восторг, вершинный, вызывает
Не ритма четкие шаги,
А то, что сердцем понимаешь,
Что это мысли все твои!
Вот, точно также ты страдаешь,
Переживал вот так, ей-ей!
Душой своей воспринимаешь,
И нет его уже родней!
*
А Кушкинду родня – вся площадь!
Две тыщи братьев и сестер.
Он соблазнил талантом мощным,
Ему враждебных до сих пор!
Клонилось солнце на подушку
Из облачкового пера.
Поставил точку гений-Кушкиндъ,
Посредством сильного слога….
О, что творилось чрез минуту,
Когда влюбленная толпа,
Преодолев экстаз и смуту,
Стон наслаждения родилА!
Цветы, мужчин рукопожатия,
И дамских поцелуев сок.
И за заслуг его громадье:
Душистый лавровый венок!
И зверь людской тысячерукий,
Поэта бережно понес
Под ободряющие звуки,
К мудрейшим, прямо на помост.
Старцы с почтеньем улыбались,
Помладше лезли обнимать.
И лишь Сюзанна не смеялась,
В чем дело? Сразу не понять!
Когда глашатай рот разинул,
Чтоб чемпиона огласить,
Мудрейшая вскричала, с силой:
«Постойте! Нужно погодить!»
И площадь снова онемела,
Безумным выдался денек.
Ужо теперь понять в чем дело,
Никто, наверное, не мог.
«О мастера! Народ искусный!
Я справедливости хочу!
Как мне не жаль, как мне не грустно,
Но правды скрыть я не могу.
Согласна я, конечно гений,
Такое мог бы написать.
Но в авторстве мои сомнения
Есть основания, так сказать.
Писать отвратно – не проступок
И бездарь в том не виноват.
Не вредно, если слово глупо,
Но преступление – плагиат!
Такое редкое искусство,
Я это мигом докажу,
Мог проявить бедняга-Кушкиндъ,
Но он давно уже в раю…
Все потому, что всем известно,
Погиб, красавец, ни за что.
О друг морей, признайтесь честно,
Виниться, право, не грешно».
………………………………….
Как мало нужно, в самом деле,
Для низвержения толпе:
Едва его в любви не съели,
Теперь хотят топить в дерьме.
………………………………..
Движением резким и умелым,
Поэт народ остановил:
«Я рассказать хочу, в чем дело,
Не ради славы рот открыл.
От слов чужих, меня увольте,
Я сроду рифм не воровал.
Не знал, простите, что настолько
Талант умы завоевал.
Готов открыть большую тайну,
Печать забвения разбив.
И отпираться я не стану:
Друзья! К.У.Кушкиндъ ныне жив!»
После такого заявления,
Застыла, площадь, не дыша.
Из мертвых – снова воскресенье!
Ну, разве то не чудеса?
Все эти слухи, мне поверьте,
Преувеличенны слегка.
Наперекор молве и смерти,
Я жив, здоров ещё пока!»
Ответь читатель, только честно,
Не приходилось ли видать
Как пуп вулкана громко треснул,
И начал лавою плевать?
Не видел если, не представишь,
Что за реакцию толпы
Поэт, в венце посмертной славы,
Увидел с рампы высоты!
Но, среди поклонения слади,
Раздался трезвый голосок:
«Прошу представить доказательств!»
И шум на площади умолк…
«Ну что ж; легко!», - воскликнул гений:
«Оно описано давно
В биографической поэме:
Упоминание про пятно!
Пятно, отметина святая,
На изумительном бедре,
Что подарила мать родная,
На жизни гения, заре!»
Поэт, секунды не теряя,
Тут потянул за поясок,
Рифленый мускул оголяя,
Бедро представил, как зарок!
Толпа, немало не стесняясь,
Смотрела на моряцкий тыл.
Подумав чуточку…, признали!
Пятно, что Кушкиндъ предъявил!
Опять объятия и лобзанья!
Опять лаврушка и цветы.
И, под экстаза завывания,
Порвали Кушкинду штаны…
Итак, признание, как всегда,
Нашло поэта-молодца!
* * *
Щенкам, младым и несуразным,
Приятно в глупи прибывать.
Тщеславие – сладкая зараза,
Дух начинает отравлять.
Но наш герой, вкусивший славы,
Лизнувший медь хвалебных труб,
Уже сносив когда-то лавры,
Приправил ими вкусный суп,
Остался глух к обожествлению.
К нему широкою рекой
Валит народ по воскресеньям,
За свежемАранной строкой.
А он, средь взбалмошных поэтов,
Грустит глазами и душой.
Одна лишь мысль: «Сюзанна! Где ты???»
Владеет умной головой.
Но не приходит дама сердца,
Они не виделись с тех пор,
Когда выделывал коленца
На фестивале стихобор.
Вот, наконец, уединения
Добился гений-острослов.
Поэт гуляет по аллее,
В тени деревьев и кустов.
Меланхоличен и задумчив,
Скребет сандалиями песок.
Опять любовь! Опять безумье!
Опять, коварных глаз, крючок!
По боковой дорожке – шелест
Раздался, как весенний гром.
И вновь поэт глазам не верит:
«Сюзанна? Это ли не сон!»
Смутился обалдевший странник
(О! Как давно он не краснел!)
«Богиня! Милая! Куда Вы
Стремитесь?», - он спросить посмел.
«Мой Бог!», - притворно удивилась
Девица, глазки отворив:
«Я по делам как раз спешила»,-
Врала, дыхание усмирив.
«Ах! Погодите же минуту!
Прошу! Послушайте меня!» -
Опять поплыл бедняга, тьфу ты!
Не учит опыт дурака!
«Я подожду…», - довольно сухо
Сюзанна выдала ответ,
Но в грУдях билось сердце глухо,
Не разрывая чуть корсет…
……………………………….
Он ей читал красиво очень,
Шутил, смеялся и грустил,
Дарил от сердца, с кровью клочья
И душу напрочь обнажил!
О, если б не был слеп писатель!
О, если б только не влюблен!
То понял бы, что взгляда хватит,
Чтоб стал, любим Сюзанной он!
Но лиры, гнусное отродье,
Понять, к несчастью, не умел,
Вот потому и за нос водят
Его всю жизнь. А он все пел…
Уж солнца диск с неслышным зевом,
Лучами обнял дивный сад.
Росой покрыт кустарник снова
И птицы перья теребят.
Поэт, в лирической нирване,
Уже не может рот закрыть.
Тут голос подает Сюзанна:
«Пора, мой милый, уходить».
Талант, от сна очнувшись будто:
«Пора? Опять мне не везет.
С тобой неделя – как минута!
А без тебя секунда – год!
Моя любовь, мой ангел нежный,
Ты станешь чаще приходить?»
И, вместо твердого: «Конечно!»
Она сказала: «Может быть…»
*
Быть может да, быть может нужен,
А может, нужен, но не мне…
Меня охватывает ужас,
Когда я слышу речи те!!!!!
Снаружи – вроде бы голубки,
Но сколь коварства в головах!
Наполеоны в длинных юбках!
Суворовы на каблуках!
Для дамы встреча, не свидание,
Полвзглядов, полуслов дуэль!
Войнища! Кровопроливание!
А кавалеры – только цель!
Вот, на пригорке строят флеши
Прохладных взглядов и острот.
Отлиты ядра, порох взвешен,
Картечи полон дамский рот.
А контур шеи – что пехота,
Драгуны – это декольте,
В глубинах кружев тоже роты,
Но штаб – на остром языке!
В атаку! Приступ! Залп грохочет!
И вот уж поднят белый флаг!
А дама от души хохочет,
Попался кавалер-дурак!
Бредут понуро в плен жестокий,
Мужские мысли и слова…
Хромает в ранах, кривобокий,
В кровище Сердце-генерал…
………………………………..
А….Надоел скотина-Кушкиндъ,
Спасать не буду – поделом!
Ну, если жизнь его не учит,
Скажите, Автор тут причем?
А, может, мне его зарезать?
Иль крысомором отравить?
Достоинства его лишить,
Тяжелым камнем умертвить,
Веревкой тонкой придушить,
Освежевать и ослепить,
В глубокой яме уморить,
Топор на темя уронить,
Иль кислотой его облить,
Катком тяжелым придавить,
Из пистолета застрелить?
Но, пусть страдает лжеповеса,
Не миновать, а значит – быть!
*
Гонцы снуют, как заводные,
Он присылает ей стишки,
Но письмена полупустые
Она обратно шлет, увы…
Он назначает ей свидание,
Томится и Сюзанну ждет,
Но хрупкотелое создание,
Который месяц не идет.
«Пойми, что ныне не свободна», -
Она твердит ему в ответ
«Потом, когда тебе угодно,
Мы встретим волшебства рассвет!»
Он злиться и подозревает,
Что отговорки это все,
Но, как мороженное тает,
Лишь получив её письмо!
Поэту, вскользь, доходят слухи,
Что у Сюзанны есть жених.
«Не делайте слона из мухи!», -
Смеется он в ответ на них.
Он полон, дурень, сладких мыслей:
«Она писала мне вчера,
Что у нее в душе хранится
Моя последняя строка!»
………………………….
«Слепец! Глухой! Меня послушай!», -
Пытаюсь я уже кричать.
Он мне в ответ: «Какой ты скучный,
Ты пишешь? Продолжай писать!»
………………………………………
Семиголовые недели,
Своей проходят чередой.
Поэт все мнет свои постели,
Строчит сонет очередной.
Сердечко радостно забилось,
Стучится в двери почтальон:
Записка от Сюзанны милой,
Бедняга в буковки влюблен!
«Мой милый друг…» - гласит послание:
«Я поутру Вас очень жду.
Ведь завтра бракосочетание,
Пора устраивать судьбу!»
«Ну, наконец-то!», - дикий вопль,
Издал безумец в тот же миг:
«Нашел свою я Пенилопу!
Я пристани своей достиг!»
И вечер полон подготовки,
В приготовлениях часть ночи.
Растет, стишков любовных, стопка,
Признания пылкие листы!
Едва проснулись Божьи твари,
Едва раскрылись лепестки,
Как наш поэт к Сюзане шпарит,
В кармане стих, в руках цветы…
А по центральному проспекту
Народа шумная река.
Кто на подводах, кто в каретах,
Спешат на площадь, у дворца.
Поэт народу не перечит,
Не просит первым пропустить.
Пока Сюзанну он не встретит,
То торжеству ужо не быть!
Гирлянды, фонари, букеты,
Сверкает блестками фасад.
По случаю, бубнят поэты,
Всяк услужить Сюзане рад!
Завыли трубы чистой медью,
Фальшивит старенький фагот,
Вот, от дворца, повозка едет,
За ней толпа гостей идет.
………………………………
Он кулаками трет глазенки,
Он это дело не поймет:
Случилось что? Какой-то тонкий
Сюзанну под руку ведет!
Они друг друга пожирают
Глазами, что за ерунда!
Она легонько обнимает
Его, как будто жениха!
Сквозь коридор людской струится,
Змеей, процессия сия.
Невеста изучает лица,
Находит Кушкинда-писца.
Улыбка – враз! Глаза сияют!
(Ему от сердца отлегло)
Она поэта подзывает,
С мольбой, щебечет горячо:
«О, друг великий Мельпомены,
Как счастлива я видеть Вас.
Добры Вы необыкновенно,
Я убедилась сотни раз!
Прошу! Нижайше умоляю!
Молю, надеюсь, бью челом,
Что, Гениальный, пожелает,
Быть мне посаженным отцом!»
………………………………….
Что цирк?! – нелепица и скука,
В сравнении с жизнью самой.
Какой пассаж! Какие трюки
Чебучат дамочки порой!
………………………………..
Когда сазана вынимают
На берег, из волны крутой,
Он челюсть знатно отворяет,
Но звук не слышен никакой!
Уже слеза, рекой обильной,
Течет за белый воротник,
Хоть пыжится К.У.Кушкиндъ сильно,
А толк, как прежде, невелик.
Себя за горло он хватает,
За сердце, за ухо, за нос.
Смотри-ите, как переживает,
Но не гу-гу не произнес!
Оставив тщетные попытки
И головенку обхватив,
Поэт-моряк, довольно прытко
Бежал, букетик позабыв…..
*
Лениво море берег лижет,
Скандалят чайки меж собой,
Плот неказистый неподвижен
На пляже, рядом наш герой.
Полуистлевшая тельняшка
Вновь украшает моряка.
Он ставит мачту на растяжки,
Крепит лохмотья-паруса.
Но что за бред? Опять Сюзанна
Подходит медленно к нему.
Хотя – насыпать соль на рану,
За кайф коварному уму!
«Ты уезжаешь?», - как обычно,
Лжеудивленные слова.
Да-а……вероломство безгранично!
У вероломства нет стыда!
К.У.Кушкиндъ, сплюнув через зубы
(Дешевого пижонства жест)
Ответил ей, довольно скупо:
«Мне тяга к перемене мест.
Прощай, Сюзанна, задержался
Я долго не в своем краю».
И дальше снастью занимался.
Она сказала: «Не пойму,
Чем не понравилась поэту
Благословенная страна.
Неужто есть на свете где-то
Край, урожайней для творца!
Сиди, себе, красивой ночью,
Броди, поутру, парков вдоль.
Никто не станет, между прочим,
Следить и гадить исподвОль.
Общайся с чистотой искусства,
Бумагу ешь! Чернила пей!
Войны и прочего паскудства,
Не знай до окончания дней!»
«О, как глупы мудрейшей речи!», -
Воскликнул, с горечью, поэт.
И руки заломил за плечи,
И сморщил щеки экс-эстет.
«Пиши кому? Рожна какого?
Сверлить пером бумаги плоть?
Всяк слог, без чувств – пенек дубовый!
Писать без страсти – чушь пороть!
Воображение поэта,
Любовь лишь может возбудить.
Любовь к земле, к ребенку, к свету,
Но козырь – женщину любить!
Мне не родной, Ваш сладкий берег,
Не вырастил я здесь дитя.
Лишь вера в женщину, лишь вера,
Смогла бы удержать меня.
Пускай вокруг дожди и слякоть,
Пусть нищета, дерьмо и кровь,
Но рифмоплету тяга вякать,
Когда господствует любовь!
Я полон был надежды сладкой,
Когда письмо твое читал.
Но ты со мной игралась гадко,
А я, как кур во щи, попал!
Прощай краса! Прощайте Сюзи!
Баллада кончилась, увы.
Конечно, дура-дурой муза,
Но и поэты – дураки…»
«Ах, я сама уже не знаю…», -
Она расплакалась всерьез:
«Зачем меня ты покидаешь?
Куда норд-вест тебя понес?
- Останься!
- Кем же?
- Я не знаю! Как мой поэт!
Как друг семьи!
- Поэт во мне уж умирает,
Рога же, черт меня возьми,
С восторгом носят лишь быки!»
………………………………….
Вот, для художника находка:
Картинка будет просто ах!
Плот по волнам буравит ходко,
На берегу она в слезах……….