Из–за густых насаждений деревьев, которые были вдоль дороги, не было ничего видно. Дойти до территории зоны, оставалось совсем немного. Первое, что парни увидели, это был высокий белый забор, метра четыре, а то и того больше. По углам периметра стояли вышки. Наверху вышек, была небольшая площадка и деревянное укрытие, с трех сторон были установлены застеклённые рамы, через них было видно часового с автоматом. Все участки были загорожены сеткой рабицей и витками колючей проволоки. Над забором, на металлических стойках сваренных из пятидесятого уголка под углом девяносто градусов, висели плафоны с лампочками в двести ватт. Между забором и сеткой предзоника первого участка, бегал здоровый пёс. За забором виднелись крыши длинных одноэтажных зданий, среди них возвышалось трехэтажное здание, кирпич на нём от времени почернел, местами потрескался и осыпался. В открытом окне маячил, какой-то мужик. Увидев группу подростков, он помахал им рукой, они ему тоже. Забор закончился, к нему прилегало двух этажное здание. Из входных дверей входили и выходили служивые в форме. У больших металлических ворот, которые открывались от привода электродвигателя, стояли две вышки, в которых находились на посту часовые. Дальше опять был забор и всё загорожено сеткой рабицей и опутано колючей проволокой. К подросткам подошел прапорщик, на красной повязке у него было написано, дежурный по караулу.
— И что привело сюда молодых людей? — поинтересовался он.
— Мы, приехали посмотреть, а то много слышали про такие места, видеть вот не приходилось. А что нельзя? — спросил Сергей.
— Посмотрели?
— Да.
— Ну, а теперь езжайте домой.
— Да мы ещё побудем, интерес большой имеем.
— Нет молодые люди, смотреть здесь нечего. Мой Вам совет, держитесь подальше от таких мест. Давайте, дуйте по домам.
— Да больно надо. Пошли пацаны. Сюда я уж точно никогда не попаду.
Интересно, а что там за забором? Вот бы хоть одним глазком взглянуть.
На ухабе машину подбросило, Сергей от воспоминаний вернулся в реальность. Автозак подъезжал к КПП колонии. Сергей смотрел на породистую собаку и думал:
— Вот где верный и преданный друг, — ему захотелось погладить собаку. Просунув руку сквозь решетку, он прикоснулся к мокрому носу пса. Конвоир резко одернул его за поводок, при этом ударив резиновой дубинкой по руке Сергея, но удар пришелся по металлическим прутьям.
— Ты что! Охренел, мусор! — крикнул, Сергей, не скрывая своей неприязни к работнику колонии.
— Заткнись! Сиди и не вякай, зек. За мусора, на полгода загоню в ПКТ, сгною, — от злости, лицо лейтенанта покрылось красными пятнами.
— Да пошёл ты,мент поганый.
Вместе с Сергеем в автозаке ехали двое заключенных. На вид им было лет пятьдесят, жизненный отпечаток был виден на их лицах. Один из них сказал:
— Не буди лихо, хотя, нажил ты себе парень серьезных неприятностей. Против стаи псов не попрешь, разорвут.
— Поживем, увидим.
— Ты молодой, сильный. Здесь, "зона красная," права не покачаешь. Жизнь одна и здоровье не купишь. "Ливер, мусора отобьют", а там и до "бушлата деревянного рукой подать".
Машина остановилась. Один из охранников отомкнул ключом решетчатые двери в автозаке.
— Выходим, по одному, — скомандовал лейтенант и стал читать фамилии по списку.
— Камнев Сергей Иванович. Статья 103, — но Сергей думал о своём.
— Ты что оглох? Давай, пошёл!
Лейтенант нажал кнопку звонка на входной двери. Через несколько секунд щёлкнул сердечник электрического замка, дверь открылась. Лязгнул последний засов четвертой металлической двери в "продоле" КПП. Почему то резанули воспоминания в памяти Сергея:
— "Сюда, я уж точно, никогда не попаду. Интересно, а что там за забором? Вот бы, хоть одним глазком взглянуть".
— Вот и взглянул, — Сергей от досады и злости заскрипел зубами.
С правой стороны находилась жилая зона, а с левой стороны промышленная. Отделяли их между собой ряды сетки рабицы, с витками колючей проволоки "Егоза".
— Так, этих двоих определяем в третий отряд, а этого ведите в продол досмотра, — скомандовал лейтенант. Между двумя воротами было длинное помещение, наверное, здесь проводят досмотр машин, которые завозят продукты в жилую зону и выводят осуждённых для работ в промышленную зону. Человек десять солдат "краснопогонников" окружили Сергея и стали наносить по нему удары резиновыми палками, по рукам, спине, плечам. Он прикрыл голову руками, сжавшись в углу стены. Сергей не проронил ни слова, только хрипел, хватая воздух, дыхание было перебитым. Около тридцати ударов было нанесено резиновыми палками РП–73 по его телу. Двое "ссучевших шнырей", видели из–за незакрытых дверей в коридор, ментовской беспредел.
— Смотри, редко, кто может выдержать более двух, трех ударов. Падают от болевого шока, а этот железный что ли? — сказал, один из них.
—Вот поэтому, таких как он, уважают на зоне. А мы с тобой кто? "Суки красные". Ниже канализации, на три ступени нас опустили, — зло бросил другой.
Сергей не чувствовал боли, всё тело у него онемело, в висках стучало.
— А теперь ведите в изолятор блатного. Думаю, что охоту мы ему отбили, "пальцы крутить". И не таких крутых перевоспитывали, — сказал лейтенант.
Прапорщик и двое солдат, вывели Сергея на запретную зону и повели по тропе караула, которая было огорожена от основного забора сеткой рабицей.
Поверхность земли на смотровой полосе запретной зоны, была вскопана и заборонина. Когда его завели в штрафной изолятор, то сразу бросились в глаза длинные, темные "продолы". По обе стороны в которых находились двери камер, они были окрашены темно–зелёной краской. От такой картины, у Сергея невольно мурашки побежали по спине.
— Повезло тебе, что только влетел на пятнадцать суток. За оскорбление сотрудника при исполнении, шесть месяцев ПКТ светит, не меньше. Но ты не переживай, у тебя всё ещё впереди. Встать лицом к стене. Ноги на ширину плеч, руки на стену, — скомандовал, дежурный по изолятору. Его помощник, обшарил одежду Сергея и содержимое пустых карманов. В замочную скважину вставил длинный железный ключ, повернув им два раза. За металлической дверью была вторая дверь, решетка из арматуры.
— Заходи. "Шнырь" принесет тебе постель, а сейчас давай располагайся. И привыкай к новой жизни. Ума у Вас молодых смотрю нет совсем, и что на воле не живется? Гуляй, да радуйся жизни. Так нет, романтики захотелось, — рассуждал прапорщик. Лязгнула задвижка, зарывая дверной замок. Полумрак зловещей тишиной заполнял помещение камеры. Присев на нары, Сергей заскрипел зубами. Тело от побоев горело, кости болели, хотелось завыть по волчьи. Злой рок сыграл с ним злую шутку.
— Господи! Прости и сохрани мою душу грешную. Никогда не верил в Бога, а тут молитва сама в подсознании всплыла, слова которой слетали с его губ.
"Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя,
яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
и остави нам долги наша,
якоже и мы оставляем должником нашим;
и не введи нас во искушение,
но избави нас от лукаваго.
Ибо Твое есть Царство и сила, и слава
Отца, и Сына, и Святого Духа во веки.
Аминь."
Семь лет сидеть, как всё глупо и так нелепо. Судьба жестока, но я её сильней, — вслух говорил Сергей. Минутная слабость прошла, в глазах снова появился холодный оттенок стали. Он не заметил как уснул. Снилась ему Оля, красивая, любимая, желанная. Как они гуляли с ней по парку, любуясь ночным небом и загадывали желания, когда падала звездочка. Проснувшись, Сергей не мог сразу понять, где он находиться. В ночной тишине было слышны слова песни, кто–то из заключенных пел за стеной соседней камеры.
Ночью в муках был рожден и укутан кармою,
Завязали узелок на счастье иль беду–
Три дорожки впереди выбран путь тернистый,
Знать судьбу не обойти тропинкой моей жизни.
Детство пролетело юность на пороге,
Первая влюбленность алых роз шипы,
С небосвода звезды для тебя достану,
Ночка нам откроет таинство любви.
Жизнь она копеечкой, то орлом, то решкой,
Покатилась с горки кувырком
Если знать бы где упасть постелил соломки,
Постучалось счастье в дверь не нашлось подковки.
припев:
На снегу краснеет кистями рябина,
Стайкой встрепенувшись взлетели снегири,
Белые березки плачут по весне,
Помолюсь я Богу о своей судьбе.
Годы пролетают как снег в ладонях тает,
Ходит не одна по пятам беда,
Мне б гордиев узел рубануть с плеча,
Зачеркнуть что было и начать с нуля.
припев:
На снегу краснеет кистями рябина,
Стайкой встрепенувшись взлетели снегири,
Белые березки плачут по весне,
Помолюсь я Богу о своей судьбе.
Продолжение. Глава 14.