Забил больную грудь мне воздух каземата,
Не привыкать - давно в натянутой тоске,
Давил собой отец, и были губы сжаты,
Потуплены глаза и сердце на замке.
Все бросить бы, пойти петляющей дорогой,
Смиренно забрести в старинный скит глухой,
Где птицы б на заре со мной молились Богу,
Где белым мхом лежит, раскинувшись, покой.
Не надо крепостей, штормов и такелажа,
Милее старцев речь и колокольный звон,
И кельи тишина, и разговор бродяжек,
И улочек Москвы спокойный древний сон.
Мне продувал кафтан балтийский хлесткий ветер,
Не защитить души горящую свечу.
А тело иссекли безжалостные плети,
Пусть так. Я слабым был. За это и плачу.
Я так любил покой, монахов, птичьи стаи,
Березы и поля, и деревенский кров.
Я все приму, отец. За слабость убивают.
За слабость - тайный сыск. За слабость хлещет кровь.