Дом Цветаевой находится на Шведской улице № 51 Прага 5. Там Марина и Сергей жили год с 1923 по 1924 гг..
Чтоб туда попасть, надо пройти набережную, подняться на улицу Уезд, а оттуда на Холичкову. Холичкова улица пересекает Смихов холм от подножия до вершины. Весь район напичкан мемориалами. В какой дом не ткни – стела с писателем или ученым.
Мы шли по Холичковой. Поражаясь эклектике домов – от 18 до 21-го века. Где-то должен быть поворот на Шведскую. Лестницы, повороты… Какие угодно названия. А Шведской нет. Из-за зеленого холма выплыл красивый замок позднего возрождения. Ни одного указателя – что за замок. На главных воротах, перед входом в часовню – почтовый рожок. Глав. Почтамт.
Но огромное здание со службами и высоченные, будто сахарные башенки – белые-белые, со стрельчатыми окошками и красной черепицей. Едва поскрипывали флюгера. Ни интернет, ни путеводитель не дал мне ответа – что за волшебный замок врос в Холечкову улицу. А напротив – поле заросшее люцерной. Судя по фотографиям, это поле не менялось уже лет двести. Так и стоит, все с той же тропинкой, с той же ветлой и стой же люцерной, как минимум с появления первого фотоаппарата, прямо посреди плотно застроенного района, где все дома – сплошной стеной. А напротив замок. Такой же белоснежный, будто вымытый мылом. Где-то я нашла косвенное упоминание, что после захвата Праги там размещалось Гестапо… А теперь почтамт… Сотня акров в пять этажей – почтамт?!
Через час путешествия в гору, мы добрались до вершины холма. Привычные к гористым улочкам Хайфы, мы все же с трудом перевели дух.
Поворота на Шведскую – так и не встретили. Дома в стиле 19-го века сменились сначала советскими 9 и 16-тиэтажками. Так называемый Чешский проект. Хорошие квартиры, мне папа рассказывал… но до чего тоскливо. Коробки, выложенные серой плиткой.
Потом пошли современные новостройки. Новый Смихов. Смихов -Бездушный. Стекло и метал. И гротескные жилые комплексы, похожие на каменных спрутов. Ни скучной, но функциональной симметрии, ни сказочного очарования истории.
Балконы и фронтоны, нагроможденные рукой великана, который сначала разрушил, а потом абы как собрал то, что осталось. Дорога времени. И если к этому мы пришли…
Все же за горой начиналась современная трасса, которая никак не могла быть Шведской улицей.
Две чешские девушки стояли возле входа в подъезд и разговаривали с кем-то полускрытым зеленью на балконе. Русского они не знали, за то очень бойко объяснялись на английском. Оказалось, что поворот на Шведскую – ровно посредине подъема, и мы прошли его пол часа назад. Выслушав подробные объяснения, стали спускаться. Но… сзади послышался дробный перестук каблучков - девушки нас нагнали:
– Стойте, стойте, мы не совсем уверенны, что назвали вам правильный поворот! У вас карта есть?
Муж, удивленно протянул им карту. Девушки ее покрутили пару минут, о чем-то бойко споря по-чешски водя наманикюренным коготком по ветвистым линиям улиц, потом отдали нам карту.
- Все в порядке - второй светофор справа, не доходя до школы глухонемых. Хорошего дня. - После чего вернулись к оставленному собеседнику на балконе.
Школу глухонемых мы видели. Она размещалась в старинном готическом особняке, окруженная старым, заросшим парком. Вплотную был поворот на какую-то улицу. Но не ту, что мы так долго искали. На повороте, возле входа в парк, стоял старичок. Он стоял там уже давно, мы видели его, когда проходили в первый раз. Старичок неприветливо поморщился, но все же подтвердил, на ломанном русском, что мол, да – этот поворот выходит на шведскую. И почему-то добавил, что там рядом Шведское посольство. С очень неприятной ухмылкой. Старичок был ухоженный, модно одетый, но очень древний и неприятный.
Уже вернувшись в Хайфу, нашла, что со стороны Шведской улицы, Шведы некогда атаковали Смихов. Возможно старик посмеялся курьезу… Захватили, все же шведы Смихов холм. И действительно – львиная доля холма была срыта стройкой – над стройкой вывеска – «Шведское посольство». Они там расширялись, отхватив не маленький кусок территории под сад с искусственным ручьем и террасами.
И вот, среди зелени, прямо напротив остановки вынырнул дом Марины. Два «фонаря» с мансардой посредине. В левом были комнаты Цветаевых-Эфрон.
Сейчас там контора. Она как раз закрывалась, когда я уставилась на мемориальную доску. От туда вышел мужик в костюме и принялся запирать двери. А Марины там не было. Ушла она, оставив мемориал, так не любимой ей атмосфере Конторы. Насмешка судьбы. Виток истории. Но чехи, разместили памятную доску, даже раньше, чем русские в Борисоглебском. Это самый первый мемориал Марине.
Я постеснялась фотографировать. У мужа болела голова. На островке безопасности, посреди дороги, росла огромная лиственница, опускавшаяся густыми ветвями до самой травы. Эдакий шатер. Мы скользнули в него. Тошка улегся на траву – приходить в себя. Я же, полускрытая листвой фотографировала скромный домик. И с удивлением наблюдала, как идущие мимо люди останавливаются и читают надпись на доме: «Зде жила а творжила руска басниржка» И четверостишье из стихов к Чехии, там где: «Сердцем дал гранат, грудью дал гранит» тоже на чешском. Чехи говорят, что не узнают себя в этих стихах, но им ужасно приятно, хотя считают – Марина их переоценила.
Возвращались усталые и разочарованные. Тихая уютная улочка со старыми домами гулко отзывалась на наши шаги. Не сохранилось там даже тени ее.
На развязке Холичковой, Уезда и еще какой-то улицы – разбит сквер. За сквером – министерство. В сквере – памятник в человеческий рост. Прага так нашпигована культурными памятниками… Кто только тут не жил. С нетерпением ребенка ждущего сказки на ночь, кидаюсь к памятнику. Что-то мне еще приоткроется… Столбенею в удивлении: Тарас Григорьевич Шевченко! Живые цветы в корзинках у постамента. Напрягаю память. Порядком подзабытые уроки ридной мовы, которой я никогда, по сути, и не знала. Не жил Тарас Григорьевич в Чехи! Ни разу.
Вот уж великие собиратели редкостей! И не в каком ни будь медвежьем углу стоит, а на стыке огромных центральных улиц.
До самого водозабора мы шли в молчании, переваривая увиденное: Не встретились с Цветаевой, но неожиданно, из-за угла на нас наткнулся Шевченко! Шутки шутишь, Прага?
Как некрасивы слова «Интернационализм», «Космополитизм» но суть их – открытая душа. Все приемлет, всех примет. Вот это, – здесь моя пропажа. Да не подобрать… а может быть это - лишь звон от упавшего на твои мостовые, Прага?
В сумерках мы вышли к Карлову мосту. Спустились на горевшую золотом первой осени и Мальтийских крестов Кампу. – Здравствуй, Рыцарь. Зазвенели брызги вытесненные монеткой – плюх! Потом еще раз – это Тошка послал за моей монеткой свою. Оскалыбился в довольной улыбке верный лев у ног Рыцаря и лег на речную рябь – блик от волшебного меча.
«В воду пропуск
Вольный. Розам – цвесть…» (МЦ)
Ах, как пахли розы в сумерках, с витых балкончиков дома «У Чертовки»
Летела на метле золотая ведьма на флюгере, золотом – крошил закат на Влтаву.
Сыпались первые осенние листья и путались в огненной Тошкиной гриве.
Вольный густой и звонкий воздух летел нам на встречу. Играли на мосту рок 4 классических виолончели. Через двадцать шагов два чешских барда, бородатые и веселые пели что-то о жизни, о том, как хорошо ходить по дорогам. И не было возле них ни жестянки, ни шляпы для подачек, а был огонь в глазах – золото Кампы, золото шпилей…
С тех пор Прага легла нам под ноги.