Решила одна Клава жизнь свою добровольно закончить. Крепко она её, Клаву, достала. Мужики все ей попадались пьющие, драчливые и вороватые. Дети вырастали такими, про которых говорят «тюрьма плачет». Соседи по коммунальной квартире всячески пакостили и склочничали. В магазинах её обсчитывали, в бане – обкрадывали, в общественном транспорте – посылали. Было ей всего тридцать пять годочков (даже до бабы – ягодки не дотягивала), но совсем Клава отчаялась и сникла. И решила: «Всё, хватит!» Отправила сыновей второгодников утром в школу. Борща им наварила, котлет нажарила. И про компот не забыла. В душе помылась. Макияжем не побрезговала. Новый бюстгальтер, юбочка короткая, блузка просвечивающаяся. Всё, вышла на балкон и посмотрела вниз. Десятый этаж – это не шутка. Страшно ей сделалось. Но женщиной была Клава упрямой и решительной. И выход придумала. Пошла к своему соседу, бывшему «зеку» и нынешнему алкоголику Толяну. Зашла и смотрит с вызовом. У Толяна даже слюна изо рта потекла. Потому, что он Клаву не узнал. Привык видеть её в стареньком халатике, с космами нечесаными и вечно хмурую. Увидел Толян интересную полногрудую бабёнку со смазливым личиком и в заманчивом бюстгальтере. Только по голосу и узнал. Когда она ему сказала: « Здорово, Толян! Водка есть?»
- Клавка? Ты? В натуре, долго жить будешь, не узнал! Ты чего так расфуфырилась? Опять мужика привести хочешь? – сказал Толян.
- Не твоё собачье дело, - ответила ему Клава. – Давай, наливай стакан.
Тут Толян окончательно удивился. Никогда она у него водку не спрашивала. Он у неё деньги, частенько. Иногда она их ему даже давала. А вот чтобы он ей их возвращал, этого не было. Принцип у него такой был - долги не отдавать. Да и бутылка, только что открытая, перед ним на столе стояла. Хоть и жалко ему было водки, но виду он не подал. Набулькал полный двухсотпятидесятиграммовый стакан. Думал, не протянет. А Клава эту водку, двумя глотками, словно воду. И не поморщилась. Затем, без спроса, взяла папиросу «Беломор». Толян, от растерянности, даже спичку зажёг и ей услужливо протянул. Закурила, дымом Толяну в рожу дыхнула и ушла гордой вихляющейся походкой. Толян повторно слюну сглотнул. Зашла Клава на общую кухню. И увидела там свою главную недоброжелательницу. Бывшая профсоюзная активистка Виолета Генриховна как раз овсяный диетический кисель варила. Взглянула она искоса на Клаву. И даже заметила, что что-то с ней не так. Но пересилить себя не смогла и сказала: «Клава, голубушка! Вы опять после себя в туалете свет не выключили. Унитаз ёршиком плохо почистили и освежителем не побрызгали. Я посоветовалась с жителями квартиры и мы…» Выслушала всё это Клава с хмельным прищуром. Но не дослушала. Сначала окурок в кастрюлю с киселём аккуратно воткнула. Затем туда же, в кастрюлю, плюнула. А как только Виолета Генриховна рот свой возмущённо открыла, то Клава её за лацканы халата взяла и спиной об стенку шмякнула. У бывшей профсоюзницы зубы клацнули и мост во рту сломался. И бигуди, наперегонки с перхотью, словно перезрелые сливы посыпались. Сползла Виолета Генриховна на пол, и пикнуть больше не посмела. А хмельная Клава ей сказала: «Доброе утро, соседушка!» и в свою комнату вернулась. И опять на балкон. А там, на перилах, уже Ангел сидит и ножками болтает. Семечки подсолнечные лузгает и в кулёчек газетный шелуху сплёвывает. Но Клава, особенно после водки, твёрдо на это дело настроилась.
- Ага, явился – не запылился, - сказала Клава и упёрла кулаки в бока. – Чего надо? Отговаривать будешь? Не выйдет. А мешать будешь, самого зашибу.
- Пока не буду, - ответил Ангел.
- Не будешь? – возмутилась Клава. – Ах ты, дармоед!
- Так, не бушуй. Сходи к Толяну, пока он водку не допил. Потом поговорим.
Подумала Клава, покачалась с пятки на носок и … пошла. Заходит в комнату. Толян только что оставшуюся водку в стакан вылил. И сидит, весь в предвкушении. Клава быстро к столу. Стакан тот заветный взяла и водку в себя влила. У Толяна в глазах потемнело. А она говорит: «Не ссы, отдам. – А про себя думает. – Сейчас сигану вниз, и хрен ты её от меня дождёшься». И взяла, смачно так, Толяна в губы поцеловала. Пока тот отдыхивался, она опять на балкон. «Ну, и чего вылупился? Давай, читай мораль. – Говорит Клава. – Или лети отсюда к …. …. ….».
- Не спеши. Подождём ещё пять минут, - говорит Ангел.
- Что, думаешь, я за пять минут на попятную пойду.
- Надо, значит – надо. Стой и не рыпайся, - уже строго прикрикнул Ангел
Постояла Клава ровно пять минут. И её пьяная агрессия сменилось огромной жалостью к своей загубленной жизни. Разревелась в десять ручьёв. Стала, сквозь рыданья, Ангелу жаловаться. И на мужиков-сволочей, и на сыновей-оболтусов, и на соседей–склочников. Выслушал её Ангел, кулёчек с шелухой под хламиду спрятал и говорит: «Замуж тебе, Клава, надо». «Сама знаю. Да не за кого». – Рыдает ему Клава. Ангел с перил спорхнул. Взял женщину за руку и в комнату завёл. Посадил её на диван, слёзы крыльями своими смахнул и сказал: «Ну, сиди смирно и не дёргайся. Пойду за женихом». – Сказал Ангел.
Заходит Ангел к Толяну. Тот всё никак утрату водки пережить не может. Желваками играет и брови хмурит. Увидел Ангела и удивился. Но не очень сильно, в пределах нормы.
- Чего тебе, - говорит, - надо. Выпить нет. Одна коза общипанная всё выпила.
- Толян, жениться хочешь?
- Жениться? – Толян в затылке почесал. – А что, можно. Если не старая и с деньгами.
- Пошли, - приказал ему Ангел.
- Куда? – удивился Толян.
- К Клаве, свататься.
- К кому? К Клавке? Крылатый, ты чего, с дуба рухнул? Она старая. И два спиногрыза при ней. И работает на складе разнорабочей. Меня такая жена не устраивает.
- Так и ты уже не мальчик. Половина зубов нет. Так и скажи, что зассал…
- Кто? я? – взъерепенился Толян. А сам, точно, зассал. Одно, по пьяному делу в тёмном уголке попытаться её за сиську ущипнуть, другое - трезвым замуж звать. А ведь нравилась она ему, было такое. Но стеснялся он об этом напрямую ей сказать.
- Вижу, зассал, - напирает Ангел.
- Кто? Я? Да я на «зоне»... И чтобы дуру бабу испугался? Пошли, блин!
- Что, вот так и пойдёшь? В дырявой тельняшке, обвислых «трениках» и босиком?
- Это дело поправимо, - ответил Толян. – Отвернись. – Ангел отвернулся.
Он догола разделся, даже трусы с вялой резинкой стянул, и во всё чистое и глаженое переоделся. В костюм–тройку, светлую сорочку, красные носки и лакированные туфли. Даже цветок пластмассовый в лацкан пиджака сунул, не поленился.
– Повернись. Ну, как?
- Теперь отлично. Вот если бы тебе ещё побриться и зубы почистить…
- Пошли, пока не передумал, - прорычал Толян.
- Понял, - ответил Ангел, - пошли. Промедление смерти подобно.
Зашли. Клава как на иголках. Всё покрывало диванное задницей своей толстой в кучу собрала. Жениха ждёт. На Толяна даже и не посмотрела. В Ангела взгляд воткнула: «Где жених?» «Он жених». – Ответил ангел и Толяна к ней подтолкнул.
- Кто, он? – завизжала Клава как пожарная сирена. – Мало у меня алкашей было…
- Такого у тебя ещё не было. Ты приглядись повнимательнее, - сказал Ангел.
- Да я на него за три года и так вдоволь насмотрелась. Каждый день "бухой".
- Ты на себя прежде посмотри, - не выдержал этих нападок Толян. – Сегодня хоть немного на бабу похожа. А так ходишь, лахудра лахудрой.
- Это кто, это я лахудра? – взвилась Клава.
- Это кто, это я алкаш? – вторит ей Толян.
- Да я лучше прямо сейчас с балкона…
- А я первому встречному «менту» промеж глаз. Чтобы меня опять осудили…
Ангел стоит, слушает и посмеивается. Клава мужчин растолкала и на балкон. Прыткая оказалась. И ведь спрыгнула бы, да юбка её подвела. Слишком узкой оказалась. Никак не удаётся ей ногу задрать и через перила перекинуть. А тут и Ангел с Толяном подоспели. Тянут её назад. Клава в перила вцепилась и ни в какую. Нешуточная борьба завязалась. И тут Толян, то ли специально, то ли нечаянно, за грудь её ухватил. Завизжала Клава, повернулась и закричала: « Ах ты, кобелина, ты кого за грудь лапаешь?» И хлоп его ладонью по лицу. «За что?» - Обиделся Толян и слёзы у него из глаз хлынули. Занесла Клава руку, чтобы ещё раз ему о приличие напомнить. Но так и не ударила. Стоит, лицо его обиженное рассматривает. Обиженное и …трезвое. Нос прямой, подбородок с ямочкой, волосы русые, глаза мутные, но печальные. А того, что он морщинист, небрит и перегар изо рта, как из винной бочки, этого не заметила. И Толян, сквозь слёзы, приглядывается. Губы сочные, глаза голубые, грудь приметная, кудряшки на голове рыжие. А что немного лицом и телом полноватая, так ему всегда такие пышные женщины нравились.
- Так, - сказал Ангел, - мне пора.
- Как пора? – в один голос возмутились мужчина и женщина. – А мы?
- А вы сейчас сядете и поговорите. Только, Толян, чур, водку не пить. И с балкона, это тебе, Клава, не сигать. Поговорите спокойно, друг к другу присмотритесь. И, главное, поймите, что вы друг дружке говорите, и что вам отвечают, - сказал Ангел, выпрыгнул с балкона, крылья расправил и воспарил на небеса.
И что вы думаете, всё у них получилось. Врать не стану, не сразу. Поначалу, пока притирались, даже подрались крепко пару раз. А потом потихоньку образумились. Если кто вам скажет, что Толян пить бросил, не верьте. Брехня. Выпивает. По праздникам или после работы, «с устатку». Он ведь первоклассным сварщиком оказался. Неплохую деньгу теперь зашибает. Машину недавно купил. А почему алкашом был? Да потому, что хорошего женского догляда за ним не было. И хозяин он, если не выпивший, очень строгий. Из-за этого с пацанами Клавиными у него долго была холодная война. Так и понятно, безотцовщина. Они долго его, когда матери рядом не было, Толиком – алкоголиком и «зеком обдристанным» дразнили. Это он терпел, но за школьные двойки и дворовое хулиганство спуску им не давал. И за уши драл, и ремешком по попам охаживал. И без снисхождения, как собственных детей воспитывал. И как-то незаметно стал для них «батяней». В школе дела поправились. В футбольную секцию их записал. И сварочному делу потихоньку в гараже обучает. А Клаве Толян работать запретил и велел дома сидеть. И с работы его в той юбке и блузке обязательно встречать, в тех самых, в которых она тогда хотела без очереди в Чистилище проникнуть. А бюстгальтер под блузку ей одевать запрещает. Ему так больше нравится. На то он и хозяин, имеет полное право. Да и самой Клаве это тоже не в тягость.
Она теперь и со всеми соседями приветливая и весёлая. И те ей тем же отвечают. Да и зачем скандалить, если она свет после себя в туалете выключать не забывает и освежителем воздуха там пшикает. Да что соседи. С ней даже Виолета Генриховна сдружилась. После того, как ей новый мост во рту поставили. Она её на кофе приглашает и учит, как Толяна в узде держать. Пьёт Клава вкусный кофе, головой кивает и посмеивается. Она и без неё этот рецепт знает: надеть белую блузку и узкую короткую юбочку, нанести немного макияжа и причесать кудряшки. Наварить борща и нажарить котлет. Или макарон по-флотски. И ждать мужа с работы, а сыновей из школы. А недавно Клава поняла, что она беременная. Долго ревела и боялась сказать Толяну. А тот, когда узнал, сам разревелся от счастья.
Стоит Клава, смотрит с балкона во двор и шепчет: « Творец, спасибо тебе за того Ангела. Теперь я знаю, какое оно, Счастье». Затем торопливо постучит костяшками пальцев по деревянной раме. И трижды сплюнет через левое плечо…
Полностью "моя странная Ангелиада" на Прозе.ру.