Шеф конечно груб, но он же вправе,
Я бы, разорвал его в клочки,
И пенсне, что было бы в оправе,
Я расколотил бы, как очки.
Ну а так: два стеклышка, пружинки,
Одним словом слезы, маета,
И противны мне его ужимки,
Глупая ухмылочка кота.
Здесь же, улыбнулся виновато,
Мол готов к последствиям любым,
И характер у меня, как вата,
И прикинусь, если надо, голубым.
Шеф сказал:-" Ну вот все просто, видишь,"
Взгляд его, из под припухших век,
Даже, если что то ненавидишь,
Ты ж интеллигентный человек.
Знаешь сам, за пазухой что носят,
И таких, наверно, не унять,
Только за тебя давно здесь просят,
... Просят, когда надо выгонять.
Я спросил:-" И кто же благодетель?"
Шеф ругнулся, прогоняя прочь,
Кто радеет, о тебе, тот и радетель,
За тебя просила ... моя дочь.
Снова я на стуле, и в отделе,
И со стороны, как будто, я,
Только чувствую испариной на теле,
Превращаюсь из холопа, в холуя.
Хватит, все, собрал свои манатки,
И со стула к двери, напрямик,
Если не выдерживаешь схватки,
Все решаешь, за короткий миг.
С сумкой я, уже, и на вокзале,
С кружечкой холодного пивка,
Появляется водитель шефа, в зале,
На исходе, третьего глотка.
" Если можно, просят вас к машине,"
" Кто?"- спросил его, издалека,
( я у стойки, как бы на вершине,)
" Он просил, не говорить пока."
Выхожу, в сторонке, слева, мерин,
Мне водитель, открывает дверь,
Я сажусь, и взглядами измерен,
Человек, я думаю, не зверь.
Сзади, кто то есть, спиною чую,
Легкий, чую, аромат духов,
( Так всегда, я не живу, кочую,
строчками, забытыми, стихов.)
Сзади голос, тихий:-" Обернитесь,"
Женский голос, он дрожит слегка,
Я прошу за дочь, прошу вернитесь,
Пусть по прежнему, останется, пока.
Я объект, подобного раденья?
Вижу легкий, женский силуэт,
В полумраке заднего сиденья:-
" Ну а если, я, отвечу нет?"
Женщина, немного помолчала:-
( что то есть в движении планет,)
" Если бы за вас, я отвечала,
То наверно бы сказала нет."
Знаю я, меня понять не просто,
Мы могли деньгами удержать,
Или даже, перспективой роста,
Не хочу я дальше продолжать.
Так бывает, кто то несговорчив,
Не могу на это я пенять,
Может он по жизни, так разборчив,
Что бы сердце матери понять.
Моя дочка, долей, инвалида,
С детских лет, судьбой наделена,
Но ни в чем не виновата Лида,
Ведь на взрослых вся её вина.
Мы простые, мы из деревенских,
Родина орловских рысаков,
И по доле не до вальсов, венских,
И постель на сене, не альков.
Было все, и труд был наш натужен,
Было все, почти как у людей,
И не бедный был обед и ужин,
И на ферме разводили лошадей.
Ну а дальше травма нашей дочки,
Детский церебральный паралич,
Было трудно и дошли до точки,
Если бы не врач, Семен Ильич.
Даже и не врач, а просто знахарь,
Даже не целитель ... чудодей,
Осенью, весною просто пахарь,
Летом и зимой лечил людей.
Не стояла дочка, не сидела,
Полулежа только, и лежать,
Я тогда от горя, поседела,
Думала, здоровую, рожать.
Но пришел Семен и сразу с ходу,
Полон, как всегда, своих идей:-
" Слышал по новейшему подходу,
С ДЦП, сажать на лошадей."
Из конюшни, привели кобылу,
И Семен наш, нарочито груб,
Поднимает Лиду ей на спину,
Так слегка, придерживая круп.
И пошло, работал он без лени,
Как бы, убегая от вины,
Лида стала чувствовать колени,
И сидеть, не чувствуя спины.
Время лечит, время даже может,
Дни, без сожаления листать,
Думали Семен Ильич поможет,
И наверно Лида сможет встать.
Прошлою зимой, его, не стало,
Некому теперь лечить людей,
Лида, без него, уже не встала,
Был не человек, а чудодей.
И со смертью, Лида, помертвела,
Матери не стала отвечать,
Девичье лицо, белее мела,
И как взглянешь, хочется кричать.
Думали, теперь до ухудшений,
Нам, как до стены, рукой подать,
Появился ты, из мест лишений,
Чтобы слабую надежду Лиде дать.
Просто так, увидеть в интернете,
( В базе МВД, твое досье,)
Чтобы из людей на всей планете,
Выбрать криминального месье.
Все теперь у Лидочки, с улыбкой,
И другой не нужен, что искать,
Чтобы не лишать надежды зыбкой,
Не хочу, тебя, я, отпускать.