Это бьется в тебе, точно пульс алкаша-гипертоника,
не жалеть ни о чем - привилегия
истинного отчаяния.
Но скребется ведь что-то гадкое там, на самом донышке
всех на свете душ, непонятно зачем
минутной тоской терзающихся.
Это входит в судьбу не вторичное, но настоящее,
то, о чем не пристало думать, жалеть,
за несбыточностью.
И дрожит лучом на раскрытой ладони твое не-счастье,
то, которое прячешь за показным,
равнодушным двуличием.
Задыхаешься от нечастых, острых нападок совести,
смотришь вскользь на прохожих и бесишься,
завидуешь их стерильности,
и вгрызаешься отупело, молча в мякоть бессонницы,
и питаешься - то тишиной, а то всхлипами
истерическими.
Это все пройдет, это все сгниет в закоулках вечности -
только пара штрихов к портрету
Дориана Грея добавилась.
... А пока мы, как волки, за добычей рыщем
в окрестностях,
и терзаем безвольную плоть, и в безвольное мясо
впиваемся.