В маленьком домике с окнами на восход Ева жила уютно, но одиноко.
Варила варенье, закатывала компот, растила цветы повилики у самых окон.
Когда же соседи смеялись: «Пустой сорняк!», она защищала цветок от такой крамолы,
и отвечала: «Ну, что же, пускай и так. Зато его любят жаворонки и пчёлы».
Встречаясь с животными, птицами и людьми, да что там с людьми, с зелёной болотной жабой,
она говорила: «Здравствуйте, мон ами!», и наклоняла голову в шляпке набок.
Люди, шутя беззлобно над ней, никак не понимали, такую пойди, пойми-ка!
Кто-то прозвал (мальчишки, наверняка), но подхватили прочие «Повилика».
А ночью, когда дневной унимался ор и только цикады выпиливали пассажи,
Ева садилась за стол у окна во двор и поджидала, что тишина расскажет.
В небе, от лунной пыли совсем сухом, звёзды кружились в танце, сойдясь цепочкой,
и проливались струйки её стихов в чистые заводи выбеленных листочков.
Строчки ложились искренно и легко. Только она могла им назначить цену.
И подрастала стопка черновиков на подоконнике, ставшем её вселенной.
Так вслед за золотом осени выпал снег. Стёкла оконные взялся мороз узорить.
Свечка мечты горела в её окне, словно маяк для весны, прилетевшей вскоре.
Ну, а когда грачи прокричали март, Еву в саду лежащей нашли мальчишки .
Доктор сказал спокойно: «Простой инфаркт. Чуть бы пораньше… теперь уже поздно слишком…».
Кто-то заплакал, а кто-то шепнул: «Пускай будет земля ей мягче её перины».
Капала воском свечки на грудь тоска, даже привычным к смерти сгибая спины.
В комнате было суетно и темно. Взрослые говорили, шумели дети.
Тот, что был ближе других, распахнул окно, чтобы душа взлетела, как южный ветер.
Её выносили четверо мужиков с серыми лицами, впрочем, почти безликих.
И осыпались листья черновиков в осиротевшие поросли повилики…
02.02.2012 12:20