Год падает в вечность, и вечность с улыбкой его принимает -
ей, вечности, роли другой никогда и никем не написано...
А помнишь, мой милый, как в ярком, далёком, безжалостном мае
мы гибли с тобой так отчаянно, так безрассудно, бессмысленно?
А помнишь тот вечер октябрьский, волшебный, оранжево-красный?
В глазах отражались миры, и слова навсегда становились ненужными.
И всё, что рождалось внутри, нам казалось, конечно, прекрасным,
и всё, что ждало впереди, нам казалось, конечно, заслуженным...
Наверное, помнишь и март - серый вечер, как рыбина, снулый,
банальность непрошеных фраз, кислый привкус предательства...
Не надо, не стоит, ты прав! Лучше вспомним с тобой, как в июле
мы реальность кромсали ножом, перекраивая обстоятельства...
И давний декабрь - невозможный, шальной, с хрусталём полумесяца,
декабрь, где вмерзали друг в друга всерьёз - до иного столетия -
минуя январь и нелепый февраль - где не выдалось встретиться -
и сразу в июнь, изо всех тысяч слов оставляющий лишь междометия,
и в тёплый сентябрь, закруживший в себе, как в неспешном фокстроте,
в прозрачный апрель, где от страсти вскипали тишайшие заводи,
в те дни, когда время казалось игрой, и в одни лишь - не наши! - ворота;
туда, где осколки легко собирались и бережно клеились заново.
А, может, мы вспомним другое? Сейчас... Этот бешеный пламенный август,
дрожащий и стонущий, дивно слепой, убегающий за горизонты!
Ты в нём ничего никогда не изменишь, и я с этим тоже не справлюсь.
И памяти мёд не вливается снова в непрочные тёмные соты...
Год падает в вечность, один только месяц для нас навсегда оставляя -
унылый и слякотный мёрзлый ноябрь, с неизбежным к тоске привыканием.
Ты видишь, мой милый, как здорово мы вдвоём - на двоих - забываем,
как в бездну кусками бросаем - вдвоём! - все наши воспоминания.
Напрасно мы греем себя мечтой, что некто, как шулер неистовый,
припрячет для нас в рукаве ещё год, ещё один шанс на бессмертие.
Зачёркнуты дни в календарных листах, все смыслы опали и выцвели.
И вечность нам дарит забвенье взамен - как высший акт милосердия...